Как подобно развязкам античных трагедий

mishemplushem — 15.02.2025

…потрясает раскат океанских валов. Это Артюр Рембо в переводе Антокольского, в оригинале чуть по-другому, но уподобление в ту же сторону:  pareils à des acteurs de drames très antiques, les flots roulant au loin leurs frissons de volets.

Должно бы вроде наоборот, да? Античные трагедии должны потрясать, как раскат океанских валов, валы же раньше были, и вообще – искусство полагается уподоблять природе, а не шиворот-навыворот!

Но у книжных медведей вечно телега впереди лошади.

Почти полвека не интересовался природой. Вот город – это да! А природа – ну птички там, травка всякая, чего не видели. Цветочки, правда, всегда любил, но тоже главным образом в городском контексте, в виде клумб.

И в книгах описания природы, как полагается, проглядывал не вдаваясь. Что-то, однако, цеплялось глазом, застревало в памяти; какие-то там мерцали чудеса, красоты и тайны. Ну мало ли что там в книгах напишут, могут и приврать.

Я до этого всегда слышал: "звезды мерцают", "таинственный свет звезд" и все такое, — а смотрел на небо и видел одни пятнышки бледные. И думал, что это люди для красоты брешут про мерцание. От скуки жизни. И вот надел я очки — взрослый уже был хлопец — и увидел небо, как оно есть, увидел звезды. А мог всю жизнь не знать. (Илья Зверев. Очкарик)

Я очки ношу, почитай, всю жизнь, но увидел как-то вдруг. С четверть века назад никуда не поехал по весне, а решил заняться исследованием родного города точно так же, как занимаюсь исследованием Парижа и Лондона. К осени пришла пора расширяться, и я двинулся, как сейчас помню, в Павловск, первый раз в сознательном возрасте (а чего туда таскаться? Пусть туристы балуются). И вошел в парк через те ворота, которые у вокзала, и не знал, куда податься, чтобы не природа какая-то, мне неинтересная, а дворцы да мостики, скульптуры да фонтаны. Выбрал произвольное направление и забрел не туда, куда намеревался.

Здесь лапы у елей дрожат на весу

Вот тут-то всё и произошло. Вдруг приключились все штампы писателей средней руки: солнечный луч именно пробился сквозь крону, и именно позолотил окутанные утренней дымкой стволы. В один миг как будто страницы книг ожили: передо мной выросли никогда прежде не виданные – не учитываемые, не принимаемые в расчет, не допускаемые в картину мира! - деревья, и я трогал каждое: оно настоящее, оно настоящее! Оно сосна, на нем смола, у него ствол, тот самый левитанский, тот самый лермонтовский, тот самый синьяковский! Они еще, может, гудят, тоже читал про такое. Потом-то услышал: правда гудят. Столько лет прошло, и каждый день новые открытия.

Потому что всё оказалось взаправду, понимаете! Подобно развязкам античных трагедий. Солнце проникает сквозь ветки рассеянными, притуманенными потоками света на самом деле, а не в кино! Облака плывут не на картинах итальянских мастеров, а по всамделишному небу, и кучевые, и перистые, и такие, и эдакие! Травка пробивается сквозь асфальт не в метафорах, а вот прямо у моих ног, и бабочки не только в стихах летают, и птицы ко мне приходят, как к Белоснежке какой. 

Это сильнейшее потрясение моей жизни. Всё то, о чем я думал, что оно – факт единственно литературы и искусства, всё, что протекало мимо неважным фоном, незамечаемым белым шумом, - оно вот оно, в натуральную величину. Вишни цветут: это же чудо Господне.

Свирель запела на мосту, и яблони в цвету

В Париже тоже разул глаза: вишни цветут. Тыщу раз видел и наконец…  увидел, а там и каштаны подтянулись. А что я думал, что это всё литература – розовая пена вишен и свечки каштанов? Дудки. И пена, и свечки, и черемуха сохнет бельем на ветру, и синь сосет глаза, поле зыблется цветами, день стоит как бы хрустальный, роса искрится, соловьи поют-заливаются (а воробьи вообще орут!), и белых яблонь дым существует, и сирени насторожившийся покой, и луч солнца золотого.

Про цветы даже начинать не решаюсь. Бабушка говорила: наконец сирень зацвела, пойдем скорее на Марсово! А что мне сирень, удивили подростка сиренью, вот у Моне с Борисовым-Мусатовым это да, это я понимаю. На Марсово, конечно, пойдем, но кому сирень, а кому Важное: история и архитектура. Белой акации гроздья душистые петь надо под гитару, а не по кустам выискивать.

Теперь каждую весну, каждое лето: ах, не пропустить! Сирень во дворах, сирень на Елагином, а потом будет жасмин и вообще пионы, а век тюльпанов так прискорбно короток. Ночь лимоном и лавром пахнет – а она и вправду пахнет упоительно, невыразимо; куда я столько лет бежал – в разговоры, забалтывающие и заглушающие всё вокруг, в странствия, когда метафизика дороги важнее, чем ее физика, в собственные свои мысли – а вокруг такое было, сколько же я пропустил!..

Вам смешно: я как будто господин Журден, который вдруг узнал, что говорит прозой. Но правда… яблони! Надо улавливать миг, коли за все последние годы ни разу не смог уловить ракурс, чтобы всем стало видно: в нашем парке их высажено миллион, и куда ни посмотри, со всех сторон сколько видит глаз картина такая –

Мир встает огромной птицей, свищет, щелкает, звенит

Тюльпаны, пионы, яблони, шиповник, сирень, жасмин – это даже перебор; на одну ромашечку, подорожник какой-нибудь можно глазеть бесконечно, а тут такое расточительство, тысяча и одна ночь, сокровища Ганзы! В ботанический сад хожу как в пещеру Аладдина, на Елагин как на поиски Эльдорадо! На каждом шагу открывается Голконда: вот, оказывается, на деревьях не только листики бывают, а шишечки всякие, сережки, да мало ли что там еще врали в книжках. Белочка, как на картинке в детской книжке, сидит с орехом в лапках, и хвостик загнут! На Елагином белочек толпы, показывают целые представления:

Я спросил в музее стекла: он вам клумбу не распотрошит? Ничего, говорят, это они ниточки таскают для домика. Отлично, продолжаем движение: забрел в глухой угол Ботанического сада, куда никто не добирается… и услышал оглушительный стук! Подумал, сарай ремонтируют: нет, не видно ни мужиков, ни топоров, да и сарай далече. Пошел на стук – а это дятел! Сам ты дятел, медведь, ничего-то не знал, Джон Сноу, ничего не ведал. Дальше по миру, топ-топ лапами по настоящей земле, кто там так трубно ревет в кронштадском прудике? Неужели – дай догадаюсь – утки нынче такие громогласные? А это… жабики поют!

В Павловске лягушечки выпрыгивают на тропинку. Там есть места, где можешь долго идти один куда глаза глядят -

- останавливаться и приглядываться к траве, а в ней стрекочут (именно это и делают! всё как обещали) кузнечики, и столько цветного, необыкновенного.

Встретить лягушку, колокольчик, одуванчик, желудь с зеленой крышечкой – как будто единорог со львом вышли навстречу, Мэри Поппинс прилетела на зонтике, три мушкетера остановились с тобой посудачить. Тыщу раз читал, а оно настоящее. Каждую зиму думаю: нет, до весны не доживу, не из-за здоровья даже, а просто – ну как такое может быть, чтобы такое чудо опять! Трава и цветы, и листья на деревьях (правда! правда! не автор сочинил, не художник нарисовал, а настоящие!) и… яблони зацветут? И я это увижу? Ну не может же быть!… И вот – скоро уже. Доживем.

Сохранено

</>

Как подобно развязкам античных трагедий

… потрясает раскат океанских валов . Это Артюр Рембо в переводе Антокольского, в оригинале чуть по-другому, но уподобление в ту же сторону:   pareils à des acteurs de drames très antiques, les flots roulant au loin leurs frissons de volets . Должно бы вроде наоборот, да? Античные ...

Читать полностью

Источник

Оставить комментарий

Популярные посты:

papai

Популярные турецкие сериалы: топовые проекты для зрителей СНГ

travnikovug

Теперь пришло время расплаты

albinos76

Что такое хорошо, что такое не очень

inna1903gr

Зимний сон

alwdis

1903 год. История магии

odynokiy

Сага о дятлах...

orientalist_v

Проверка боеготовности

cinik_ru

Магистр против магов

sadalskij

Лолита Милявская перешла от обороны, в которой она провела год после «голой

• Ранее
• Архив