"Жизнь замечательных людей. Фитин" (ч.4)

ua_katarsis — 30.11.2021 Продолжаю цитировать книгу о руководителе разведки ГУГБ Фитине Очень интересно знакомиться с фактажом о "выдающемся организаторе 20 века Л.Берия"
Создание резидентур.
Завтрашних асов разведки буквально брали за шиворот и безжалостно швыряли в воду (т. е. направляли за кордон) — учись плавать, салага! В смысле, разведчик, не имеющий достаточного оперативного опыта...
А вот что вспоминал Елисей Синицын:
«В начале июля меня вызвал к себе начальник разведки <�П. М. Фитин — А. Б.> и сказал, чтобы в конце этого месяца я выехал на работу в Польшу в качестве заместителя резидента варшавской резидентуры. Моим постоянным местом работы будет город Львов, консульство СССР. Оформление прошло быстро, и я с женой и сыном выехал в Варшаву».
Ничего себе! Сразу же — заместителем резидента, да ещё в ту страну, которая, во-первых, проводит недружественную политику по отношению к Советскому Союзу и даже вынашивает по отношению к нему агрессивные планы, во-вторых, сама может стать в ближайшее время объектом гитлеровской агрессии.
Уточним для сравнения, что последний руководить Советской внешней разведки Леонид Владимирович Шебаршин, очень успешно и достойно делавший карьеру, стал заместителем резидента лишь где-то на десятом году своей службы. До этого он окончил МГИМО и съездил в командировку по линии МИД, потом перешёл в разведку, окончил 101-ю школу КГБ СССР, поработал в центральном аппарате ПГУ, съездил в долгосрочную командировку, учился на курсах усовершенствования, опять работал в центральном аппарате — и только затем отправился в командировку в качестве заместителя резидента.
Между тем 26 августа 1939 года на вакантную должность «легального» резидента в Берлине был назначен Амаяк Кобулов.
О чём думало при этом высшее руководство страны и лично Лаврентий Павлович, сказать совершенно невозможно. Не хочется заниматься критиканством, но очень желательно бы понять, в чьём воспалённом мозгу могла возникнуть мысль назначить главой советской разведки в столице Третьего рейха именно Амаяка Кобулова?!
Главным достоинством этого человека являлось то, что он был родным братом Богдана Захаровича Кобулова, большого друга Лаврентия Павловича Берии. В недавнем времени Кобулов-старший был заместителем наркома внутренних дел Грузинской ССР, а теперь — начальником следственной части НКВД СССР и самолично проводил допросы обвиняемых, не стесняясь в средствах; несколько позже он примет Главное экономическое управление той же организации.
Никакого опыта разведывательной работы он не имел, да и чекистом, как считают современники, он также был «нулевым».
Ну неужели же нельзя было найти другого «хлебного» места для этого замечательного человека?! Ведь война с Германией была совсем близко, это сомнения не вызывало, так почему же в стан «главного противника» не направили настоящего резидента? Достойные кандидаты были — и даже, что называется, под рукой. К примеру, заместителем Кобулова вскоре был назначен Александр Коротков — молодой, но, как мы уже рассказали, весьма опытный сотрудник.
В Берлине, перед самой войной, на двух ключевых должностях, определявших политику руководства СССР по отношению к гитлеровской Германии, — посла Советского Союза и «легального» резидента политической разведки НКВД СССР — оказались Владимир Георгиевич Деканозов и Амаяк Захарович Кобулов. Два абсолютных нуля, зато пользовавшихся расположением наркома Берии. Такой вот бездарнейший «тандемчик»!
А ведь в гитлеровских спецслужбах работали совсем не такие идиоты, как нам бы того хотелось, так что установить, кем же на самом деле является секретарь полпредства СССР в Германии Амаяк Кобулов, брат высокопоставленного чекиста и сам недавний зам руководителя НКВД Украины, для них особенного труда не составило. Ну а предложить новому резиденту свою «подставу» для противника было только вопросом времени...
Вадим Алексеевич Кирпиченко прокомментировал этот момент с присущим ему тонким юмором:
«Назначение Берией Амаяка Кобулова в Берлин было ценным подарком для Гитлера».
Фитин, начальник внешней разведки НКВД, в отличие от начальника военной разведки, прямого доступа к Сталину не имел, на личные доклады к нему не ходил и документы напрямую ему не отправлял.
— Очень плохо было то, — рассказал нам один из ветеранов, генерал-лейтенант, в настоящее время профессионально занимающийся историей Службы, — что начальник разведки не имел возможности напрямую общаться со Сталиным. Если бы он регулярно ходил к Иосифу Виссарионовичу с докладом, излагал ему свои доводы, сделанные на основании полученных агентурных материалов, отстаивал свои позиции, то вполне возможно, что вождь начал бы к нему прислушиваться: он с уважением относился к людям убеждённым, которые твёрдо стоят на своём. По-моему, на той единственно зафиксированной встрече в Кремле 17 июня 1941 года Фитин сумел в чём-то переубедить Сталина, что-то ему доказал. Он увидел, что у парня огонь горит в глазах, что он абсолютно уверен в том, о чём говорит, что он владеет информацией — и подумал, а вдруг Фитин действительно прав? Мы знаем, что Сталин тогда серьёзно задумался и кое-какие меры принял...
(Накануне советско-финской войны)
временный поверенный в делах СССР в Финляндии Ярцев — он же резидент «Кин», Борис Аркадьевич Рыбкин, — был отозван из Хельсинки буквально перед самой войной. Опытнейший «Кин» работал «под крышей» временного поверенного в делах, что позволяло ему выходить на высшее финское руководство, не прося кого-то из высокопоставленных «чистых» дипломатов о помощи и содействии. По протоколу, на смену одному уезжающему дипломату приезжает другой, того же ранга. Значит, новый «легальный» резидент должен был стать и главным представителем СССР на территории Финляндии. То есть это должен был быть человек с великолепной и всесторонней подготовкой. Выбор начальника разведки пал на Елисея Синицына, имевшего за душой двухмесячную командировку в Польшу, а теперь разбиравшего документы польского Генштаба.
Когда резидент возвратился в Хельсинки, секретарь посольства передал ему телеграмму наркома иностранных дел Молотова с требованием срочно прибыть в НКИД. Официально, как временный поверенный, Синицын был подчинён наркому иностранных дел, хотя как сотрудник НКВД он прежде всего подчинялся Берии. Будь он человеком по-настоящему военным, Елисей Тихонович твёрдо знал бы, как поступать. Но так как к военной дисциплине он приучен не был и никто его ранее не инструктировал, как поступать в подобной ситуации, Синицын, разумеется, поспешил исполнить распоряжение Вячеслава Михайловича, который к тому же, не будем этого забывать, являлся и председателем Совнаркома. То есть номинально — начальником и для наркома Берии.
27 ноября Синицын прибыл в Москву и прямиком
направился в Наркоминдел, где без промедления был принят наркомом. Елисея Тихоновича поразило то, что особого интереса к его появлению Вячеслав Михайлович не проявил и что разговор носил какой-то формальный характер. Резидент доложил о политической ситуации в стране, о лихорадочной подготовке финнов к войне... О том, как он ездил на Карельский перешеек, Синицын решил умолчать — даже как-то неожиданно для себя. Наверное, смутило равнодушное отношение наркома к его докладу. Молотов вопросов не задавал, а когда резидент закончил свой достаточно лаконичный рассказ, то вышел из-за стола и сказал, прощаясь за руку: «Вы свободны и можете идти к товарищу Берия».
Это Елисей и сделал, потому как здание НКИД было фактически напротив здания НКВД.
«Через десять минут я был уже у Фитина и заметил, что он чем-то взволнован.
— Где ты ходишь и почему сразу не пришёл в наркомат? — зло спросил он.
Я начал объяснять, почему это произошло, как вдруг по домофону послышался резкий не голос, а бич:
— Явился ли этот дурак к тебе?
На этот голос Фитин как ужаленный вскочил со стула и ответил:
— Явился.
— Вместе с ним ко мне, — послышалось из домофона.
Когда вошли в кабинет, Берия полулежал на кожаном диване и угрюмо, через пенсне, молча осматривал нас. Перебравшись затем к столу и тяжело усевшись в кресло, неожиданно выкрикнул, глядя на меня:
— Ты знаешь, кто ты? — через короткую паузу добавил: — Ты большой дурак.
Я молчал.
Видимо, ему показалось, что я слабо реагирую на его замечание, схватил карандаш и ещё резче выкрикнул:
— Ты большой ноль с точкой.
При этом на листе бумаги начертил ноль, карандаш от большой силы нажима сломался, и он резко бросил его на стол в мою сторону. Я сразу понял, что виной такой выходки наркома явился мой доклад Молотову, и хотел сказать, почему это получилось. Но Фитин, наступив мне на ногу, просигналил молчать. Я не считал правильным молчаливо выслушивать брань Берии и, улучив минутку, когда он замолк, сказал, что товарищу Молотову мною не были доложены важные сведения, лично полученные позавчера, о положении на Карельском перешейке и о новом оружии в финской армии.
Берия как-то странно посмотрел на меня и резко выкрикнул:
— Рассказывай всё, о чём не говорил Молотову.
Прежде всего я рассказал о новой форме одежды, введённой в финской армии, о новом автоматическом оружии вместо обычной винтовки и подробно описал его. Доложил о своих личных наблюдениях в двух укреплённых районах на линии Маннергейма на Карельском перешейке. Внимательно выслушав сказанное мною, Берия удовлетворённым голосом проговорил:
— Запомни, у тебя один нарком!
Хотя товарищ Молотов весьма негативно относился не только лично к товарищу Берии, но и ко всей системе НКВД. По нашей конфиденциальной информации, он вообще ненавидел разведку и, соответственно, не доверял ей. Причин тому было немало — и сугубо личных, и достаточно объективных. Как известно, супругу Молотова, Полину Семёновну Жемчужину, арестовали в 1949 году, так что этот момент в данном случае не в счёт, а вот до войны у Вячеслава Михайловича расстреляли пятерых помощников, ему удалось спасти только Валентина Михайловича Бережкова, который был назначен на должность первого секретаря советского посольства в Берлине. И если Молотов знал, что в нкидовском аппарате работают, в большинстве своём, проверенные, испытанные бойцы — опытные дипломаты, было ему известно и то, что в «обескровленных» резидентурах сидят по одному-два разведчика, буквально вчера пришедших на Лубянку... Мог ли он доверять их информации? Вряд ли... Тем более что и по легальным, дипломатическим каналам удавалось получать немало важного и интересного — Советский Союз пользовался тогда симпатией многих. Ну а так как Вячеслав Михайлович стоял очень близко к вождю, то он мог и Иосифа Виссарионовича настраивать соответствующим образом, тактично навязывать ему какие-то свои «установки» и оценки событий...
И это при том, что именно Молотов курировал тогда информационную работу всех наших разведок!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив