Жизнь русской дворянской усадьбы XVIII-XIX

Жизнь русской дворянской усадьбы XVIII-XIX раз за разом в культуре сильно романизируется до состояния сахарной ваты.
*

Говорить об обратной стороне жизни помещика было мало принято даже в беллетризованной форме в ту эпоху.
Пушкин писал своего "Дубровского" в романтическом ключе, но и то
"Он вышел из себя и в первую минуту гнева хотел было со всеми своими дворовыми учинить нападение на Кистеневку (так называлась деревня его соседа), разорить ее дотла и осадить самого помещика в его усадьбе. Таковые подвиги были ему не в диковину".
а ведь в реальности помещики сколачивали банды из своих собственных крепостных как для "споров хозяйствующих субъектов" так и для банального разбоя с крышеванием.
В его времена для столичной публики это уже выглядело как фильм "Бригада",  а в провинции ветераны наполеоновских войн вели "битвы" за спорные леса и пашни и набегами сжигали урожай друг друга чтобы свой продать подороже.
*

По прочим вопросам тоже было все было весело.
Гаремы из крепостных девок и выводки бастардов были нормой. Но дадим слово человеку пересказывающему свою семейную историю.
Почувствуйте, так сказать, аромат эпохи. (
Отрывок приводится с легкими сокращениями по Макаров Ю. В. «Моя служба в Старой Гвардии. 1905-1917. - Буэнос-Айрес: Доррего, 1951.).
*

"Потихоньку от матери, которая считала, что ребенку таких вещей  лучше не сообщать, Варвара Дементъевна рассказывала мне про жизнь бабушки и деда, которых хорошо помнила...
Дед был красив, еле образован, характера веселого и легкого, и имел две слабости: любил выпить, не в одиночку, а с друзьями, и был великий ходок по женской части.
Эта последняя слабость, между прочим, стоила ему жизни...
*
У себя в Соболеве, принадлежавшем бабушке, которую он побаивался, он себе ничего не позволял, но в отдаленных деревнях куралесил напропалую.
В шести верстах от бабушкиного Соболева, по дороге к Любиму, лежало большое и богатое именье Бужениново.
Прекрасная широкая аллея из четырех рядов высоченных берез тянулась на две версты, а в глубине стоял каменный дом, терраса которого выходила на реку Обнору.
В тридцатых годах прошлого столетия в Буженинове проживал бывший гусар, холостой помещик Грязев, который задавал пиры, принимал у себя весь уезд, держал музыкантов и псовую охоту.
Но там-же происходили развлечения и более интимного характера, только для холостых.
Это были форменные оргии, на которые сгоняли девок, накачивали их вином, а пьяный хозяин, с гусевым кнутом в руке, заставлял плясать сельского попа, который подобрав полы рясы, пускался в присядку, к вящему удовольствию гоготавших собутыльников.
Непременным членом таких веселых времяпрепровождений был мой дед, первый собутыльник и закадычный друг хозяина.
*

У деда был наперсник, молодой парень и его любимый кучер, Алешка.
Через их руки прошел не один десяток баб и девок и всех их они делили полюбовно.
И вот, наконец, попалась между ними одна, которая для Алешки оказалась настоящей и единственной, такой, за которых люди идут «на позор и под, меч палачей».
Уступить он се не мог и стал задумываться.
А дед, ничего не подозревая, продолжал свои атаки и, надо думать, желаемое получил.
Раз поздно ночью, после попойки, возвращались они из Буженинова к себе домой в Соболеве.
Ехали на паре, гусем.
В наших местах, где пять месяцев снег лежит на полтора аршина и где имеется только одна укатанная дорога, иначе ездить и нельзя.
А затем представляю себе, как все произошло.
Закутанный в медвежью шубу и в меховой шапке, в ковровых санях, дед спал и поклевывал носом.
Светила луна.
Ехали лесом.
Но бокам дороги стояли огромные ели и протягивали белые пушистые лапы.
Снег на них блестел ослепительно и казался уже не белым, а то красным, то голубым.
Промерзшие лошади бежали дружно и полозья пели свою песню.
Вдруг лошади остановились.
«Что ты?» — промычал дед.
«А до ветру»... отвечал Алешка.
Дед снова заснул, а тот слез с облучка, зашел за сани, поднял заранее припасенный ломик и страшным ударом размозжил деду голову.
*
После этого он скрылся, а лошади сами привезли деда домой.
Когда сказали бабушке, она первым делом распорядилась разрубить в щепки и сжечь окровавленные сани и на следующий же день назначила похороны, на которых не проронила ни одной слезинки.
Ни докторских свидетельств для подтверждения смерти, ни сыскных отделений в те времена не существовало.
Вся дворня была собрана, все целовали Евангелие и все поклялись молчать.
А когда дня через три приехал «капитан-исправник», свой же помещик и дворянин, ему было объявлено, что дед скоропостижно умер от удара.
Убийцу не нашли, потому что не искали."
*

Вот так вот и жили, не знаю, что потомки будут романтически вздыхать над их временем.
А в конце 1860-ых полицейские управления в Москве и Питере будут докладывать о взрывном росте количества проституток прямо называя причиной роспуск "крепостных гаремов",
ну мы то все помним Некрасова с его "Порвалась цепь великая, Одним концом по барину, другим по мужику".

https://www.facebook.com/kirill.kopylov/posts/10215612894509343