Жизнь по Шанель
maria_amor — 03.07.2012 Сарафан из моего прошлого поста захвалили, и он, с его тряпичным характером, возгордился немеряно. Вообразив, что создан из высокой материи, что полагается не просто носить его, а носиться с ним, раздувшись от гордости, он принялся отмахиваться от меня своими фалдами, и всеми завязочками намекать, что завязал с недостойной своей хозяйкой. Мне же хочется верить, что наш союз не мезальянс и не случайность. Неужто напрасно я шла к нему долгим и тернистым путем всю свою жизнь, чрез все препоны хорошего вкуса, попирая здравые суждения окружающих?!Раньше людские поступки были очевидными и не требовали объяснений – мужчины были бабниками не из-за обилия комплексов и маленького... роста, а потому что им одинаково нравились разные женщины, а женщины заполняли шмотками не внутреннюю пустоту, а шкафы, и удовлетворяли приобретением обуви не постельную фрустрацию, а чувство прекрасного. Но после того, как Зигмунд Фрейд отчаялся объяснить сексуальность речных угрей, и переключил свое усердие на особей попроще, вошло в обычай усердно копаться в самых естественных человеческих проявлениях. Побреду же и я в свое детство в поисках
Первый памятный мне сногсшибательный наряд я соорудила в шестилетнем младенчестве из капроновых зелено-синих занавесок, снятых для стирки. Навертела на себя погуще пыльные, божественно прекрасные ткани, и побрела, спотыкаясь о волочащийся шлейф небесной красоты, восхищать собой проспект Вернадского.
На улице завистливая девочка заявила, что занавески грязные и дырявые. В соответствии с методой, завещанной нам Фрейдом, именно в этом оскорблении следует искать корни моей фиксации на эффектных дырах и прорезях в одежде.
Второе мое дефиле, состоявшееся пару лет спустя, было встречено жителями деревни Махра с несравнимо большим энтузиазмом. В отсутствие отъехавшей в Москву родительницы я порадовала село поочередной демонстрацией всех маминых кружевных сорочек и ночных рубашек. Облаченная, на манер древнегреческой нимфы, в полиэтиленовую комбинашку, не скрываюшую мои еще не существующие прелести, прекрасная, как Мальвина, я шлепала по грязи, перепрыгивала через лужи и продиралась сквозь сорняки, поощряемая веселыми подбадриваниями повисших на плетнях колхозников. Триумфальное выступление было жестоко оборвано вернувшейся из города владелицей демонстрируемой коллекции.
Остаток детства прошел бессобытийно, в обсессивном рисовании бумажных куколок и их одежек, но педагогические сентенции моих наставников - «лучше всех на свете все равно не оденешься» и «ценить себя надо не за одежду», - уже не могли пошатнуть моего сложившегося мировоззрения, а были сочтены частью необходимого человеческого лицемерия, навроде утверждений "все работы равны" и "важен не подарок, а внимание".
После репатриации историческая родина мгновенно расположила к себе отменным вкусом и элегантностью высокой моды её восточных базаров, а также эластичностью готексовских бикини.
Следующая веха на торной стезе женщины со стилем пришлась на самодеятельный показ мод в кибуце. Я, дотоле невзрачный и нерадивый агрикультурный работник, поразила остальных членов сельскохозяйственной коммуны умением ходить по сдвинутым столам на двенадцатисантиметровых каблуках и распахнутой до пупа молнией комбинезона.
Метаморфозу невзрачной куколки в яркую бабочку самодельного от-кутюр’а довершил в Иерусалиме один неосмотрительный молодой человек, в помрачении рассудка заявивший:
- Ты, Машка,училась бы одеваться у Светки! - (Если кто не догадался, кем мужчины гнобят своих женщин, так то была его бывшая пассия). - Вот у кого классный стиль!
Эта фраза с лихвой перевесила всё, в чем я была грешна пред этим арбитром прекрасного. Следующее утро застало меня с большим узлом забракованной одежды у порога благодарной до слез Светки. Порой неисповедимы корни моих добрых дел.
Быстрая перемотка еще нескольких кадров сей совершенно непримечательной биографии переносит нас в Нью-Йорк, в Фэшн Институт оф Технолоджи. Два семестра кряду я добросовестно посещаю занятия, усердно строчу, терпеливо порю и аккуратно кропаю, и к концу года овладеваю сложным искусством кроить и шить высококачественный фартучек.
По возвращении в Иерусалим накопленные в столице мира навыки выплеснулись в мощный двухлетний приступ дизайнерского помешательства.
Считаю, что сарафан своей судьбы я встретила морально и этически подготовленная.