Желание быстро взрослеть

albinos76 — 24.02.2025 Совпало так, что у меня одновременно две закорючки почти по одинаковому смыслу вылезло в один день, точнее в один день и в одну ночь, меня эта бессонница, ну хоть не сводит с ума, я переслушиваю то, что когда-то читал.
Всё началось вчера с, я тогда подумал, что наверное был отсталый, ведь кроме школьной программы в которой был "Гаврош", я не читал более ничего, Гюго я начал читать после школы, тогда же и Вальтера Скотта, в старших классах Дюма, в средних внезапно "Живые и Мертвые" и "Они сражались за Родину", какого-то плана не было никогда в 12 лет мне мой лечащий врач в больнице Бредбери принесла, читал из дедушкиной библиотеки, "библиотека Подвига", то есть в каких-то местах я был уже взрослый, но играл в машинки.
Последние несколько лет переслушиваю Ремарка, почти закончил, сейчас он воспринимается иначе, чем воспринимался в период когда я его всего выпотрошил в 20+ лет, дошел до "Трех товарищей".
"Странное чувство испытываешь все-таки в день рождения, даже если никакого значения не придаешь ему. Тридцать лет… Было время, когда мне казалось, что я никак не доживу до двадцати, так хотелось поскорее стать взрослым."
Не помню, чтобы мне когда либо хотелось стать взрослым...для чего?
Мне кажется и мои друзья никогда не говорили,-как это всё достало, вот встану взрослым и буду по три банки сгущенки в день есть!
А взрослое это другое, это как у Ремарка, только вчера узнал, что у нас вслед за провалившимся Годом Семьи, главнокомандующий придумал Год войны... из всего Бондарчука (лысого) я пожалуй одну лишь отличную фразу помню "Здесь вам не учебка — здесь война! Здесь двойки не ставят — здесь убивают!"
А почему нельзя было Год Мира объявить?
И конечно же никто школьникам не будет рекомендовать к прочтению Ремарка.

Как раз тогда я стал новобранцем. Тощий, долговязый, восемнадцатилетний, я падал и вскакивал под команду усатого унтер-офицера на старой пашне за казармой. В один из первых вечеров моя мать пришла в казарму навестить меня. Ей пришлось прождать целый час. Я неправильно уложил ранец и в наказание должен был в свободное время чистить уборную. Мать хотела помочь мне, но ей не разрешили. Она плакала, а я так устал, что заснул, когда она сидела со мной.
1917 год. Фландрия. Мы с Мидендорфом купили в погребке бутылку красного вина. Собирались покутить. Но не вышло. На рассвете англичане открыли ураганный огонь. В полдень ранили Кестера. Майер и Петере были убиты перед вечером. А к ночи, когда мы уже надеялись отдохнуть и откупорили бутылку, началась газовая атака. Удушливые облака заползали в блиндажи. Правда, мы вовремя надели противогазы. Но у Мидендорфа маска прорвалась. Когда он заметил, было уже поздно. Пока он срывал ее и искал другую, он наглотался газа, и его рвало кровью. Он умер на следующее утро; лицо было зеленым и черным. А шея вся истерзана. Он пытался разорвать ее ногтями, чтобы глотнуть воздух.
1918. Это было в госпитале. Двумя днями раньше прибыла новая партия раненых. Тяжелые ранения. Повязки из бумажных бинтов. Стоны. Весь день то въезжали, то выезжали длинные операционные тележки. Иногда они возвращались пустыми. Рядом со мной лежал Иозеф Штоль. Ног у него уже не было, но он этого еще не знал. Увидеть он не мог, потому что там, где должны были лежать его ноги, торчал проволочный каркас, покрытый одеялом. Да он и не поверил бы, потому что чувствовал боль в ногах. За ночь в нашей палате умерли двое. Один умирал очень долго и трудно.
1919. Снова дома. Революция. Голод. С улицы всё время слышится треск пулеметов. Солдаты воюют против солдат. Товарищи против товарищей.

Только богом созданные существа убивают себе подобных...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив