Из плохих союзников они становятся хорошими врагами...

"«...Англичане - более угрюмые, молчаливые. Если вы
спрашиваете английского офицера старше
себя в звании, он с вами не заговорит: смотрит как истукан и
молчит. У каждого из них страсть - повелевать и безапелляционно
приказывать. Из плохих союзников они становятся хорошими
врагами.»
"Хороший враг.. отличное определение, мне наложилось на ножевой бой
Андрея Григорьева с противником. Врага можно назвать хорошим если
обстоятельства обоих заставляют быть честными."
0blomoff.

Алексей Ишков. Самое смешное что Киплинг родился в
Мумбаи и первые речевые навыки получил там же; после чего и был
отправлен на обучение в старушку-Англию в возрасте около пяти лет.
Это для нас "и чо?!" в плане отсутствия компромата.
А теперь представьте как относились к бедному ребенку английские
барчуки, двинутые на идее собственно кровного превосходства над
всяким плебсом. С аргументами уровня "да я урождённый лондонец, а
ты корнуолльское быдло" — "ой, да у меня род ещё при викингах
Корнуоллом правил, а у тебя бабушка вообще в Сити пирожками
торговала" — "а за пирожки ответишь, гнида". И вот на фоне всего
этого великолепия заходит ребенок с родителями в Индии, говорящий с
жутким аксэнтом, да ещё и названный в честь индийского же озера.
Умора. Еда сама для себя кастрюлю несёт в общем.
Картина маслом: казахский "фольксдойче" Жанаозен Генрихович Байер в
школе ЭсЭс.
И поэтому когда я читаю шовинистические стишки всё того же
Киплинга, я невольно задаюсь вопросом — это ж как надо было бить и
травить беднягу чтобы тот до самых седых волос бегал и доказывал
что он самый проанглийский англичанин. Пока лондонцы и корнуолльцы
понимающе в кулачок посмеивались.
Это, согласитесь, несколько добавляет перца в историю
англо-индийских отношений.
Дэвид Грэбер. Мне казалось, что ответ следует
искать в том, как мыслит политический класс. Почти все, кто
принимает ключевые решения, посещали колледж в шестидесятые, когда
кампусы находились в центре политического брожения. Эти люди очень
сильно хотели, чтобы такого больше никогда не произошло. В
результате, хотя их и может беспокоить падение экономических
показателей, они вполне довольны тем, что сочетание ряда факторов,
таких как глобализация, уничтожение профсоюзов, создание уязвимой и
перегруженной рабочей силы, — одновременно с агрессивным
заигрыванием с шестидесятническими призывами к гедонистическому
освобождению личности (то, что стали называть «либерализм как стиль
жизни и консерватизм как налоговая политика») — привело к
концентрации всё большего богатства и власти в руках богатых и
практически полностью уничтожило основу для организованного
противостояния их власти.
Это, возможно, не очень хорошо сработало с экономической точки
зрения, но в политическом плане это сработало просто идеально. По
крайней мере, у них нет никаких причин отказываться от такой
политики.
loki_0. Грубо говоря, чем сложнее устройство — тем
более сложной и ресурсоёмкой является необходимая инфраструктура, в
т.ч. — в отношении человеческих ресурсов. Для использования лошади
достаточно кузнеца и коновала, — ну, ещё седельник, — а вот для
использования автомобиля...
Видел где-то статистику по 30-летним итогам автоматизации
производства в Великобритании, Южной Корее и ещё где -то:
сокращения в отрасли как минимум компенсируются ростом в смежных
отраслях.
С каждым технологическим переделом цивилизация всё меньше
социальных ресурсов тратит на непосредственное производство и всё
больше, пропорционально, на поддержание инфраструктуры.
civil_engineer. Общество в США построено на воспитании даже у верхнего класса (без
учета настоящей элиты), панического страха, неопределённости в
отношении собственного будущего. Пусть эти чувства и скрываются, но
даже богатые и обеспеченные люди зачастую живут с иррациональным
ощущением, что в любой момент привычный образ жизни может рухнуть и
они станут никем.
На уровне среднего класса и нижней части верхнего класса всё много
хуже, социально-экономическая система построена так, что на этих
людях всегда висят долги, начиная с учебы. Стоит им только закрыть
один или повысить уровень дохода, как статус обязывает получить
новый кредит / ипотеку. Не накопить за несколько лет, а тут же
купить и переехать, баланс доходов и расходов никогда не сходится.
Дополнительное напряжение создают страховки, наличие которых
обязательно, но стоит лишь потерять работу, как они могут перестать
действовать, и индивид вынужден будет платить во много раз
больше.
Подобная система не позволяет человеку потерять работу и несколько
месяцев отдохнуть, спокойно ища новую, живя на запасах. Система
работает жёстко, любая потеря может стать катастрофой, сколько бы
ни копил, но расходы искусственно раздуты и не позволяют
чувствовать себя в безопасности. В любой момент может случиться
форс-мажор, и индивид потеряет работу, страховку, жильё, машину,
дети будут вынуждены менять школу и т.д. Вся жизнь полетит под
откос, ведь даже взять в долг на несколько месяцев нельзя,
кредитная нагрузка предельна.
Вся жизнь проходит в постоянном ощущении стресса, словно всю жизнь
до самой старости живёшь на съёмных квартирах, а после выхода на
пенсию переедешь в дом престарелых, но для этого нужно откладывать
в пенсионный фонд, чтоб не оказаться на улице. На помощь детей
никакой надежды, наоборот, велик шанс, что они признают вас
недееспособным и отправят в тот самый дом престарелых. К этому
нужно добавить риск оказаться втянутым в судебные разборки по
любому поводу, где выигрывает не тот, кто прав, а у кого больше
денег и дороже адвокат.
Вы спросите: это что же у них за дети такие "заботливые"? Как их
воспитывают?
Человек человеку волк, даже если это твой отец или мать?
А как вы думаете: если сразу после школы детей выгонять в колледж в
другой штат, да ещё и вешать на них долг за учебу, так как оплатить
американец не в силах, каков шанс, что дети тоже самое не сделают в
старости?
С таким психологическим давлением люди просто боятся думать о
будущем. Даже богатые стараются экономить и откладывать, словно эти
люди в детстве столкнулись с нищетой и голодом, а теперь панически
боятся повтора. Даже умные люди, которые понимают, что их дети
совсем не про бизнес, что они не удержат накопленное, даже они всё
равно продолжают собирать, как будто на том свете это им
пригодится. Потому что в Штатах такое дно, какое у вас и в 90-е то
не везде было. Черное гетто с наркоманами, молодёжными бандами и
ежедневной стрельбой, а в школах бронированные двери и полицейский
гуляет по коридору. Вот они и не хотят туда.
И зачем же наши люди туда едут? Жить как на вулкане, пить
успокоительные и без конца экономить, да ну его нафиг. У нас тоже
не без проблем, но до такого русские обычно не доходили.
Жильё дорогое: от 1,5 штук в месяц за двушку в городе. В южных
штатах чуть-чуть дешевле, но не настолько насколько там меньше
зарплаты. Если зарплата средняя, то налогов фактически около 30%.
Когда она растёт, налогов становится до 50% и почти все списания
обнуляются. Медицина - рэкет и банкротство, образование - грабёжь
типа "купи кирпич". Любви нет, дружбы нет, времени нет, даже
анекдотов нет - всем стрёмно. Природа хороша, банковский процент
ниже. Машины и шмотки в ту же цену. Кругозор у аборигенов
отсутствует - вредно для производительности труда и управления.
Профессия там определяет человека процентов на 80. Чтение
приравнивается к хобби, даже смотрение телевизора уже канает.
Ах да, я ничего на понимаю, в Штатах не был, а там будет Сияющий
Град На Холме, вереницы колоссальных блестящих ракет устремятся на
Марс, доставлять оттуда яблоки и айфоны.
Кнут Гамсун. «У республики явилась аристократия,
несравненно более могущественная, чем родовитая аристократия
королевств и империй, это аристократия денежная. Или, точнее,
аристократия состояния, накопленного капитала. Потому что при
малейшем, отложенном про чёрный день капитальчике янки чувствует
себя в той же степени аристократом, как самый гордый дворянин у нас
дома чувствует себя высокородным. Эта аристократия, культивируемая
всем народом с чисто религиозным благоговением, обладает "истинным"
могуществом средневековья, не имея каких-либо его благородных
качеств; она груба и жестока соответственно стольким-то и
стольким-то лошадиным силам экономической непоколебимости. Европеец
и понятия не имеет о том, насколько владычествует эта аристократия
в Америке, точно так же, как он не воображает себе, – как бы ни
была ему знакома власть денег у нас дома, – до какого неслыханного
могущества может дойти эта власть там».
А. С. Пушкин. «С изумлением увидели демократию в
её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её
нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё
возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и
страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее
общество; рабство негров посреди образованности и свободы;
родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны
избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и
подобострастие; талант, из уважения к равенству, принужденный к
добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы
на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне
презираемой…».
Прот. Александра Шмеман. «Вторник, 3 февраля 1976.
Провел вчера около шести часов на [аэродромах] La Guardia и Kennedy
в тщетной попытке улететь в Колорадо, куда я должен был ехать на
три дня. Из-за погоды (чудовищная гололедица) так и не удалось…
За эти часы делал наблюдения над американской толпой и все не могу
их в самом себе "сформулировать". Пожалуй, главное впечатление –
или ощущение? – это чего-то "безличного". Конечно, толпа, "средний
человек" всегда и всюду безличны, но в Европе за каждым человеком
чувствуется "тайна", она как бы просвечивает в выражении его лица,
в походке, во всем.
И вот именно этой тайны не чувствуется в американце. Мне кажется,
что он ее панически боится, не хочет ее, убивает в себе. И что вся
американская цивилизация направлена на то, чтобы помочь человеку в
этом. Она вся построена и действует так, чтобы человек никогда, по
возможности, с этой тайной не встретился лицом к лицу.
Это совсем не значит, что американец "стаден". Напротив, та же
цивилизация построена на индивидуализме. Она как бы обращена к
каждому, но каждому она говорит: смотри, как тебе хорошо и удобно,
как все сделано для тебя. И каждый ее принимает индивидуально, для
себя, хотя принимает совершенно то же самое, что предлагается
любому другому "каждому".
Это цивилизация a l'echelle humaine только l'humain – то тут
"асептическое". И вот, ведомо или неведомо для себя, каждый
репрессирует в себе тайну, и от этой репрессии – американский
невроз. Успех психологии, психоанализа в Америке – от страстного
желания "тайну" свести к закону природы, к таблице умножения,
классифицировать и тем самым "разрядить" ее. Он, американец, ее
"научно выбалтывает". Науке он благодарен, прежде всего, за то, что
она дает ему готовое объяснение, освобождение от искания (которое и
есть в человеке выражение его соотношения с заключенной, живущей в
нем "тайной»)»…
«Именно "обрядность" американской жизни я почувствовал с особой
силой, приехав из Европы. Во всем, решительно во всем американец
хочет reassurance обряда: в еде, в том, что он ест и как он ест, в
том, как он одевается, ходит, смеется, чистит зубы. Иначе – все
страшно. Между собою и "тайной" жизни, то есть единственным и
неповторимым, он полагает обряд…
Всё это совсем не противоречит тому, что обычно воспринимается как
квинтэссенция американизма: культ новизны, перемены, рекламы,
целиком построенной на принципе "it's different…", культ, казалось
бы, открытости, эксперимента и т.д. Не противоречит потому, что сам
этот культ является частью обряда, может быть, даже его питательной
силой. Ибо в том как раз и функция этой почти френетической
"новизны", постоянного обновления, что оно защищает человека от
встречи с тайной жизни, с самим собой, с сущностью. Эта встреча
возможна только при остановке жизни, при освобождении внутреннего
внимания, освобождении его от внешнего, что и возможно в
традиционных цивилизациях, выросших как бы вокруг "тайны»…
«Странно, но так: американская цивилизация, американская жизнь
насквозь религиозны, но только это совсем не post-Christian world,
как они любят говорить, а в очень глубоком смысле pre-Christian
world, то есть мир, не освобожденный от природной "сакральности"
(противоположной христианскому "сакраментализму"). Ибо сакральность
– это совсем не ощущение божественности мира, а наоборот – его
демоничности, не радости, а страха, не приятия, а бегства. Это
система "табу", при помощи которой человек полагает между собой и
жизнью (и это значит – между собой и своей "тайной") некую
непроницаемую преграду, фильтр, фильтрующий жизнь и не допускающий
"тайну". И в этом смысле – пуританское прошлое Америки и ее
антипуританское настоящее на глубине – явления того же порядка.
Отвержение, снятие одного "табу" есть всего лишь замена его другим
табу».
«Я всегда себя спрашивал, почему всякая американская фирма должна
не только все время изменять свою продукцию, но и видоизменять саму
себя – перестановкой мебели, изменением внешнего вида своих контор,
формы своих служащих и т.д. А теперь мне ясно, что эта
"изменяемость" и есть основной обряд, суть которого всегда в
повторяемости неповторяемого. Изменение, новизна страшны, пока они
"тайна" и сущность тайны ("что день грядущий мне готовит?").
Поэтому единственный способ сделать их "не страшными" – это ввести
их в обряд, сделать их "повторяемостью": все все время "ново" и все
– то же самое, ибо на то же самое направленное: на пользу, на
приятность и удобство и т.д.
Француз постепенно, медленно открыл, что сыр, запиваемый красным
вином, – вкусно. И, открыв, ест сыр, запивая вином, и наслаждается.
Тут – никакого обряда, а сама "правда жизни". Американец едет во
Францию, "узнает", что французы едят сыр с красным вином, и по
возвращении в Америку устанавливает новый обряд: "wine and cheese
party". И в этом вся – огромная! – разница. Но француз, которому –
вкусно, делает это совершенно так же, как делал это его предок при
Людовиках, ибо тогда было вкусно и теперь – вкусно. А американец,
потому что ищет он не вкуса, а исполняет обряд, обязательно введет
в этот обряд какую-нибудь новизну: положит на сыр кусок груши или
изюм или еще что-нибудь. Почему? Потому что обряд требует
постоянного обновления, потому что и сыр с вином он привез в
Америку как свидетельство о том, что все все время в жизни
улучшается. “То же самое", предлагаемое всегда как "новое" и
"улучшенное", удовлетворяет его потребности не встретиться с самой
тайной жизни».
Питер Бергер. Томас Лукман. ...Преувеличивать
важность теоретического мышления в обществе и истории -
естественная слабость теоретиков. И потому тем более необходимо
устранить это заблуждение интеллектуалов. Теоретические определения
реальности, будь они научными, философскими или даже
мифологическими, не исчерпывают всего того, что является “реальным”
для членов общества. И поэтому социология знания прежде всего
должна заниматься тем, что люди “знают” как “реальность” в их
повседневной, не- или дотеоретической жизни. Иначе говоря, скорее
повседневное знание, чем “идеи”, должно быть главным фокусом
социологии знания. Это именно то “знание”, представляющее собой
фабрику значений, без которого не может существовать ни одно
общество.
Поэтому социология знания должна иметь дело с социальным
конструированием реальности.
...Среди множества реальностей существует одна, представляющая
собой реальность par exellence. Это - реальность повседневной
жизни. Ее привилегированное положение дает ей право называться
высшей реальностью. Напряженность сознания наиболее высока в
повседневной жизни, т.е. последняя накладывается на сознание
наиболее сильно, настоятельно и глубоко. Невозможно не заметить и
трудно ослабить ее властное присутствие. Следовательно, она
вынуждает меня быть к ней предельно внимательным.
...По сравнению с реальностью повседневной жизни другие реальности
оказываются конечными областями значений, анклавами в рамках
высшей реальности, отмеченными характерными значениями и способами
восприятия. Высшая реальность окружает их со всех сторон, и
сознание всегда возвращается к высшей реальности как из
экскурсии.