Из мемуаров Татьяны Полетаевой

fem_books — 28.06.2024 Недавно умер Бахыт Кенжеев, и в сети стали вспоминать его и его товарищей по литературному объединению «Московское время»: Алексея Цветкова aptsvet, Сергея Гандлевского, Александра Сопровского. Может сложиться впечатление, что только четыре поэта, как четыре мушкетёра, стояли у истоков объединения. Но было и пятое лицо — как водится, женщина. Неучтенная.

Татьяна Николаевна Полетаева родилась в 1949 году в Москве. В средней школе у неё были три подруги, и они взяли себе имена мушкетёров: Атос, д'Артаньян... А была ещё подружка по прозванию Шарлотта. Она влюбилась в молодого человека, котрый стал звать её работать на стройку. Тогда это считалось романтичным. И деньги, конечно. А Шарлотта боялась ехать одна в такую даль, в Тольятти, и как-то воздействовала на Татьяну Полетаеву, уговорила поехать вместе. У Полетаевой была секретарская работа в архитектурном бюро. Был коллектив, который её отговаривал. Была мечта: поступить в Литературный институт. Но взяла ведь и поехала. За ней должны были подтянуться Шарлотта и молодой человек. Так он в последний момент раздумал, и Шарлотта тоже не поехала, а вчерашняя школьница Таня оказалась одна среди чужих людей.

Нас было восемь девушек-москвичек, и мы по шесть часов в день опускали и поднимали двадцатикилограммовый вибратор в опалубку с бетоном. Вспоминаются бессовестные евтушенковские строки из «Братской ГЭС», воспевающие бетонщицу Нюшку, которая дает в день двести процентов(!) нормы. Поподнимай этот вибратор не год, а дольше, я бы и одного ребенка не смогла родить. На восемь девиц в бригаде было всего два мужика лет по сорок. Работали наши мужички с прохладцей. У них была присказка: лучше лежать, чем сидеть, лучше сидеть, чем стоять, лучше стоять, чем идти и лучше идти, чем бежать. А у одного ещё была, как я её называла, волчья песня: и нас никто не любит, и мы никого не любим. На стройку работяги приехали с деньгами, чтобы купить «жигулёнок» по себестоимости (сейчас не помню, но по какой-то очень низкой цене), она полагалась всем строителям. Денег на машину у меня не было, поэтому я ходила на курсы вождения мотоцикла и даже сдала на права. Девушки, приехавшие со мной, были разные: добрая разведённая женщина, мы называли её мама Валя, маленькая и застенчивая учительница музыки в детском саду, опекавшая её мужеподобная, не выпускавшая сигарету изо рта Вера и две сестры с московского ЗИЛа. Мне запомнилось, как однажды одна из сестер, поняв, что не добежит до общежития, присела пописать в ближайшем подъезде. Кто-то из жильцов застукал её за этим делом и вызвал милицию. Молоденький милиционер попытался её пристыдить: «Не стыдно вам, девушка?» На что она, не моргнув глазом, ответила: «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь!»
В первую же получку я послала матери деньги, чтобы она вставила себе зубы. В ответ я получила письмо, что она купила на эти деньги радиолу.

На стройке Татьяна Полетаева получила три рабочих специальности: бетонщицы, стропальщицы и каменщицы, а также права на вождение мотоцикла. И с чистой совестью пошла поступать в Литинститут. Получив так называемый полупроходной балл, она уехала в Ленинград, где поступила в Институт культуры имени Крупской. А потом познакомилась с молодым, младше её на четыре года, поэтом Александром Сопровским...

Татьяна Николаевна подчёркивает, что их история любви не была необычной, из ряда вон выходящей для того времени. Почитаем и мы и примем как факт, что Советский Союз не был царством равенства мужчин и женщин.

* Очень быстро всё выяснилось. Оказалось, что девушка, с которой Саша жил и расстался до нашего романа, ждёт от него ребёнка. Я потеряла сначала дар речи, а потом, видимо, и разум, сказав: “Теперь ты, как порядочный человек, должен жениться”. Саша был как побитый щенок. “Не бросай меня, — просил он, — спаси меня, роди мне ребенка”. Я ответила, что ребенок не средство для спасения, родить ещё ребенка — значит, дать ему возможность не отвечать ни за одного. И уехала.

* Однажды Анвар, смущаясь, отозвал меня в сторону и сказал:
— Я вчера спросил у Саши, как он отнесётся к тому, что ты мне нравишься и я хочу на тебе жениться.
— Для начала надо было у меня спросить, как я к этому отнесусь… (Тут меня разобрало любопытство.) И что он тебе сказал?
— Сказал, что женись, конечно, только спать она будет со мной. Мне было очень неприятно. Скажи, это правда?
— Ну, знаешь, это уж слишком! Вы что-то там говорите друг другу, а я должна за это отвечать?

* Позднее, когда мы будем жить вместе, мне придется забыть о своей рассеянности, растерянности, избалованности и житейской неприспособленности, потому что у Саши эти качества присутствовали в устрашающей десятикратной степени. Он вечно что-то терял, что-то забывал, попадал в какие-то неприятные или беспокойные истории — находиться рядом с ним было опасно не только для собственного спокойствия, но иногда и для жизни. Когда он приехал с экспедицией на Север, первое что он сделал — это рассказывал начальник экспедиции — уселся на бочку с бензином и закурил.

* Боря занимал подругу беседой на балконе, Сергей с Сашей то пили, то спали, и я, всегда скучавшая на пьяных посиделках, собралась незаметно улизнуть. Надев свою коротенькую, старую шубейку и я уже стояла на пороге, но тут проснулся Саша. Увидев меня одетую он стал возмущаться и говорить, что другие женщины сидят со своими мужчинами, как положено, одной мне не сидится на месте и со всей силой потянул меня за рукав: “Не пущу!”. Я рванулась и рукав остался в руках у Саши. “Как я теперь пойду?” — обиделась я и заплакала. Сергей бросился меня утешать, обещая поджарить грубияна на плите. Тогда Саша стал кричать на Сергея, чтобы тот не лез не в свои дела.

* ...стихи у меня вышли одновременно и в советском, и в эмигрантском издании. Тотчас меня, Сашу и Серёжу Гандлевского за участие в “Континенте” стали тягать в КГБ. Майор Борисов, который до этого допрашивал меня, спросил Гандлевского:
— И с чего вы возомнили, что вы настоящие писатели? Среди вас одни сторожа и дворники.
— Почему сторожа и дворники? — возразил Серёжа. — Таня Полетаева работает экскурсоводом в Кремле.
— Она там больше работать не будет.

* Во время разговора альбинос сидел, писал что-то, и вдруг спросил меня задушевно: “Ваш муж много пьёт; наверно, трудно жить с пьющим человеком?” Я с ненавистью посмотрела на него.
— У вас вся страна пьет, а вы беспокоитесь за моего мужа. Я с ним сама разберусь.

* Сопровский и Гандлевский были уже изрядно поддатые, а нам надо было перебраться из одного дома в другой. К тому же Серёжа приехал из Москвы с собакой, большим королевским пуделем по имени Максим. Я стала заталкивать эту компанию в трамвай, а они один за другим вываливались, и Максим выскакивал за ними. Водитель высунулся из вагона и стал кричать, чтобы мы его не задерживали. С третьей попытки я наконец втащила всех троих и стала говорить Саше, что с меня хватит, больше я с ними никуда не поеду. Пьяный Сопровский разозлился и стал на меня кричать. От обиды я разрыдалась. Весь вагон стал возмущаться: не стыдно вам, до чего довели девушку! И тогда Сережа, подняв вверх палец, произнес: “Не мешайте, это муж жену учит”. Пришлось выйти на следующей остановке и идти пешком, так как пассажиры собирались сдать их в милицию.

* Как-то, лет через пять после смерти Сопровского, Дмитриев явился ко мне из Ленинграда с большим чемоданом и чуть ли не бухнулся в ноги моей матери:
— Евдокия Васильевна, я всегда любил вашу дочь и вашу внучку, я буду им хорошим мужем и отцом.
— Мама, да он женат.
— Так мы с женой уже подали заявление на развод.
К счастью, его жениховство быстро закончилось — Дмитриев напился, а я ему запретила являться ко мне пьяным. Предпоследней жене Маше в таком виде он разбил голову бутылкой.
— Представляешь, — жаловался мне Виталик, — за это она подала на меня в суд и хотела отсудить мою квартиру!
— Пить надо меньше. И жениться тоже.

* Внешне интеллигентный, Дидусенко мог, взяв у жены денег, пригласить Сопровского пойти с ним к вокзальным барышням (квартира была рядом с Балтийским вокзалом). Саша с брезгливостью отказался и рассказал мне об этом, только когда я к нему пристала: “Почему он недолюбливает Мишу?”. Единственный в нашем кругу член коммунистической партии (кроме еще Миши Лукичева), Дидусенко, общаясь со своими богемными знакомыми, был осторожнее других. Так, однажды, когда ко мне в Отрадное нагрянул шурин со своим коллегой гэбэшником и они сцепились с Сашей в рукопашном бою, Миша проговорил: “Здесь пахнет кровью!” — и спрятался в стенной шкаф, закрыв за собой створки. Как у него это получилось, не знаю — шкаф был глубиной двадцать сантиметров.

* Из письма Сопровского:
Оставим рассуждения о нравственности — совдепам, и пусть они мучаются несоответствием своей жизни великим идеалам. Может быть, такой стыд поможет им избавиться от своей мерзости. А мы, проверяя внутри себя той же нравственностью свои поступки — зависимые от грязной нашей жизни среди людей — должны хотя бы внешне вести себя согласно идеалам красоты, а не нравственности, — чтобы хранить на земле гармонию. И те поступки, которые у совдепов выходят грязными — пусть выходят у нас забавными, то, что их мучает друг в друге — пусть заставляет нас восхищаться друг другом. Пусть нас не упрекнут в том, что мы похожи на них. Мы все делали не так — любили, разлюбливали, изменяли, даже обманывали (если обманывали) — пусть нас отделят от них на будущем суде. А что мы признаем в сердце своём — не их дело.

* Свойство нашего времени — неопределённость, необязательность, случайность слов, их неподтверждённость, жизненная несостоятельность. Такое впечатление, что мы задались целью, говоря, ничего не сказать и делая, не сделать ничего такого, за что понадобилось бы ответить. Страх по-прежнему живет в нас и не дает нам вырасти из коротких пионерских штанишек. Меня занимает вопрос: какова была бы “Шинель”, если бы ее написал не Гоголь, а его герой — писарь Башмачкин?..

*— Если бы я знал, что умру, я бы прежде отдал тебя в хорошие руки.
— Могу себе представить эти хорошие руки — нет уж, я сама сумею за себя постоять.
— Тебе только так кажется, без меня ты непременно попадешь в какую-нибудь идиотскую историю, потому что у тебя совсем нет опыта общения с пошляками и глупцами. Впрочем, у тебя все должно быть хорошо. Вчера, когда я увидел, как ты заставила жующий зал, пришедший на порнуху, слушать себя, я подумал, что если ты станешь знаменитой — я тебя оставлю.
— Почему? Я бы тебя не оставила.
— Ты другое дело — ты женщина.
— У тебя есть выход — ты мог бы сам стать знаменитым.
— У меня нет на это времени.
— Значит, я не буду знаменитой.

https://magazines.gorky.media/druzhba/2020/4/istorii-proshlyh-let.html
https://znamlit.ru/publication.php?id=5192
https://magazines.gorky.media/continent/2000/106/znachene-sna.html

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив