
Жива ли мать? Мертва ли мать?

Мать умерла, а мне не сообщили.
Но сестра — должна же она была мне сказать?
Сестра ничего мне не должна, сестра, как и они все, считает меня предательницей.
Мой уход из семьи...
Моё бегство...
Моё молчание...
Моё порочащее ремесло...
Я всё ломала голову, что ж это за порочащее ремесло такое. Фальшивые банкноты Юханна, что ли, рисует? Оказалось всё гораздо смешнее: она профессионально занимается живописью. И ни малореспектабельной профессии, ни развода, ни эмиграции, ни особенно самой удачной картины, возможно, единственного Юханниного шедевра семья ей простить не может. Поначалу Юханна ещё верит, что ей удастся поговорить с матерью, разубедить её, пошатнуть её кальвинистскую непреклонность, но реальность не даёт оснований для таких надежд.
Позвонила матери, хотя это непростительно. Разумеется, она не ответила. А я что думала? Чего ожидала? Что она снимет трубку, словно ничего непростительного в этом нет. Что я себе возомнила, что я имею хоть какое-то значение, что она обрадуется? В реальности всё не так, как в Библии, когда блудное дитя возвращается и в честь его устраивают пир. Меня мучил стыд за то, что я пошла наперекор себе и дала понять матери и Рут – а мать наверняка расскажет ей о моих звонках, – что не удержалась, в то время как они, моя мать и сестра, своего решения не изменили, им и в голову не приходило мне позвонить. Наверное, они поняли, что я вернулась. Скорее всего, время от времени они читают про меня новости в Интернете и давно выяснили, что готовится некая выставка-ретроспектива, что у меня появился норвежский номер мобильника – не зря же мать не взяла трубку. Они сильные и стоят на своём, а я слабая и инфантильная. Как ребёнок. К тому же им и не хочется со мной разговаривать. Получается, это я хочу с матерью поговорить? Нет! Но я же звонила ей! Меня мучил стыд за то, что какая-то часть меня хотела с ней поговорить и что я, позвонив, показала матери, что хочу этого, что нуждаюсь в чём-то. В чём же? В прощении? Возможно, именно так ей и кажется. Но у меня просто не было выбора! Зачем же я звонила, чего добивалась?
Кое-кто скажет: ну, это или фантастика, или какая-то крайняя патология. Станет ли нормальный человек копаться в мусорном ведре и рыдать над осколками фарфоровой чашки? Не противно ли самой вести слежку, не стыдно ли врываться в дом, где тебя не хотят принимать ни в каком виде? Да, конечно, и патологично, и противно, и стыдно. Но другого выхода, как верит Юханна, попросту нет. Ей нужен этот момент истины, и она его добьётся, хоть кровь из носу.
Хотя зачем? Матери уже ничего не докажешь. Ей восемьдесят с лишним лет, она от природы упрямый и от старости закосневший человек. Рут выгодно оставаться единственной наследницей, никакие блудные сёстры в её расчёты не входят. Она одна ухаживала за родителями все эти годы, выслушивала ехидные комментарии и брюзжание нравной старухи. в одиночку организовывала похороны отца. Так что и блага рассчитывает ни с кем не делить.
На картине Рембрандта «Возвращение блудного сына» юный сын, смиренно стоя на коленях перед стареющим седобородым отцом, просит прощения за то, что бросил его, понимает, что не достоин больше называться его сыном, однако умоляет о разрешении стать его слугой. Отец же положил руки на плечи сына, и от них исходит свет безоговорочной любви, а лицо сияет отцовским счастьем: он обрёл то незаменимое, чего лишился.
Картина красивая, но к человеческой жизни имеет лишь отдалённое отношение. Отец у Рембрандта символизирует Господа, его цель – показать, что Бог принимает заблудшие, но раскаявшиеся души, что милость Господня велика. Но если бы земной отец и земная мать были как Он, людям не было бы надобности придумывать Его.
Поэтому никакого урока тебе из этой картины не извлечь.
А что же тогда?
Смирись, склони голову.
Если бы я встретила её, не испытывая ни страха, ни сомнений, ни гордости за мой успех, и мстительности тоже, а вместо них было бы полное смирение, полное доверие, величайшая преданность, если бы я смотрела на мать глазами ребёнка, доверяющего ей свою судьбу, то гул машин стих бы, ветер унялся, вокруг нас воцарилась бы тишина, и мать была бы не в силах устоять.
Если, если, если. А если мать умерла? Русский перевод смягчает настойчивое повторение вопроса Юханны, а оригинале она спрашивает не «Жива ли мать», а «Мертва ли мать». И, если мать мертва, не означает ли это, что и неразрешимый конфликт ушёл в землю вслед за нею? Не подразумевается ли, что наконец можно вздохнуть свободно?
Жива ли мать?
Мертва ли мать?


|
</> |
