История седьмая. Про детерминизм
master_moose — 01.08.2021Однажды, погожим летним вечером, Кианг с Инжиром сидели на высоченной сосне, пускали бумажные самолётики и спорили о свободе воли. Сосна стояла на самой опушке леса, выходившего к берегам Ататайки, и самолётики запросто перелетали речку, то попадая в восходящий поток и теряясь в пронзительной синеве предзакатного неба, то плюхаясь на соломенные крыши мюслёвых хижин, коими изобиловали пригороды Ещёпопопинска.
Метрах в пятнадцати над землёй могучий ствол раздваивался, и друзья со всеми удобствами расположились в широченной развилке, разложив рядышком томик Шопенгауэра, стопку бумаги, бинокль, секундомер и тетрадь с карандашом, в которой вёлся учёт очков. От развилки до земли свисала прочная верёвочная лестница, потому что времена, когда хоть парнокопытные, хоть непарнокопытные могли свободно лазить по деревьям, давно канули в лету. Нет, безусловно, оба были достаточно физически подготовлены для того, чтобы вскарабкаться на сосну и без лестницы, но, согласитесь, что в двадцать первом веке подобная дичь выглядит совершенно не comme il faut. Пожалуй, тут будет уместно сообщить, что в списке неотложных дел у Кианга значилась постройка небольшого лифта с тем, чтобы наверху можно было не только запускать самолётики, но и с комфортом попивать чаёк: понятное дело, что с чашками да чайником по верёвочной лестнице не полазаешь, если только ты не какой-нибудь там ленивец. Но, как это часто бывает с большинством неотложных дел, лифтовый проект дожидался своей очереди уже пятый год.
Пока что друзья шли ноздря в ноздрю. Лучший самолётик Кианга продержался в воздухе три минуты и двадцать секунд, зато Инжир поставил рекорд по дальности, дотянув аж до кустов на краешке Писюковского острова.
Инжир (для друзей просто Фига) был жирафом средних лет, высоким, тощим и нескладным, как и все жирафы. Его морду отличали постоянно полуопущенные веки и съехавшая в угол дружелюбная ухмылка, из-за чего Фига периодически имел неприятности с ещёпопопинской полицией, подозревавшей обладателя столь оригинальной физиономии в употреблении запрещённых веществ. На самом же деле, Инжир был уездным психотерапевтом. В нём странным образом сочетались олимпийское спокойствие профессионального медика, оптимизм, здоровый пофигизм, цинизм и крайняя мнительность в мелочах. Флегматичный с виду Инжир страшно дорожил своей репутацией.
Именно поэтому сегодня Фига был одет в пёстрый маскировочный халат с красной шапочкой на голове. Он очень боялся, что случайные прохожие узнают его за неподобающим занятием, и потому пытался прикинуться дятлом. Как ни доказывал ему Кианг, который придерживался жёсткого детерминизма, что чему быть, того не миновать, Фига, стоявший на позициях метафизического либертарианизма, упрямо гнул свою линию.
— Всё в наших копытах! — говорил он, поправляя шапочку и бережно разглаживая оперение очередного самолётика. — Если я идеально верно учту поправку на ветер, не ошибусь с центром масс, точно рассчитаю силу и направление броска, то, пожалуй, смогу долететь до самой городской ратуши или, чего доброго, пожарной каланчи!
— Фиг тебе, Фига — лениво возражал Кианг. — Всё равно вмешается какая-нибудь молекула, которая шаталась себе по Вселенной неприкаянной со времён Большого взрыва, а тут бац — и станет причиной какой-нибудь локальной флуктации плотности или температуры. И провалится твой «Дух Ещёпопопинска» в элементарную воздушную яму. Или в самом деле долетит до ратуши, но это ж потому, что ему так на роду написано, а все твои старания давным-давно запрограммированы. Слыхал про опыты Либета? Между прочим, старина Артур — тут он назидательно постучал по обложке Шопенгауэра — был того же мнения.
— Иэх! Практика — лучший критерий истины! — заявил Инжир, размахнулся и, крякнув от усердия, метнул самолётик что было мочи. И, разумеется, свалился с ветки, потому что у жирафов с координацией движений, честно говоря, не очень. По счастью, пятью метрами ниже он зацепился маскхалатом за сук и нескладно повис, болтая всеми четырьмя ногами и провожая взглядом удалявшийся самолётик. Самолётик же пересёк реку, набрал высоту над крутым яром и вскоре пропал из виду где-то над центром Ещёпопопинска.
— Ну как там? — спросил Фига снизу. — Долетел до каланчи?
— Не знаю, отсюда толком не видать — ответил Кианг, тщетно пытаясь что-то разглядеть в бинокль.
— Ты знаешь, мне пришла в голову любопытная мысль — через минуту флегматично сообщил жираф, мерно покачиваясь на суку. — Думаю, что совершенно неважно, детерминирована действительность или нет. И есть ли у нас свобода воли или нет, тоже не играет никакой роли. Мы же в любом случае не способны ни учесть всё в прошлом, ни предвидеть будущее. Быть может, самолётик долетел до каланчи и даже дальше. А, может, ветер унёс его в сторону, или его сбила ворона, или он попал под тучу и размок.
— Да, верно — подумав чуток, отозвался Кианг. — Но есть и достоверные сведения. Например, сейчас 18.54 и там, внизу, Лось с Фасолинкой уже должны накрывать стол с пирожками. А в этом отношении всё вполне детерминировано. Ведь когда Фасолинка что-то обещает, то всё бывает именно так, как она наобещала. Пойдём-ка уже чай пить — резюмировал он и полез вниз, чтобы принести из мастерской стремянку: солнце клонилось к закату, и пора было снимать Фигу с дерева. Да и вообще, зная любовь Лося к пирожкам, следовало поспешать, иначе они с Фигой рисковали остаться с носом.
|
</> |