Историческое тождество

Основным фактором, мешающим правильно воспринимать Средневековье, является аберрация хронистов. Которая порождена следующим обстоятельством. На сегодня в мире выработана весьма детализованная система профессий и практически любой человек находит работу по своему вкусу. Поэтому некто со складом мышления журналиста бульварной прессы не пойдёт в историки. Совсем иначе обстояло дело в Средние века и любой человек, который хотел излагать свои переживания на основе происходящих вокруг событий, становился хронистом. Чаще это были просто рассказчики, но порой те, кто обладая грамотой, фиксировал увиденное, услышанное и пережитое в хрониках.



В итоге в сущности средневековые хроники представляют из себя нечто среднее между новостной лентой, бульварной прессой и государственным сайтом, содержащим перечень официальных документов.

Мориц фон Швинд, Состязание певцов на Вартбурге. Фреска в замке, 1854 г.


При этом, если в наше время из-за развития института государственной пропаганды в новостные ленты поступает и множество позитивной информации («построен новый каток», «выплавлена миллионная тонна стали», «на чемпионате сборная одержала победу», «массовыми гуляниями закончился последний звонок» и т.д. и т.п.), то в Средние века в хроники попадала почти сплошь либо информация о негативных событиях (войны, голод, мор, неурожай, возникновение ересей), либо чистой официоз из жизни королевских фамилий.

Если хронист был лишён эмоций, то он старался отразить эту информацию достаточно объективно. Если же он попал в хронисты лишь за неимением в то время таблоидов, его хроники приобретали весьма специфический характер «жёлтой прессы». В итоге для нас сегодня Средние века представляются какой-то бесконечной чередой дворцовых заговоров, войн, восстаний, моров, постановлений церковных Соборов и жутких казней. Мы хорошо знаем (если изучаем) все перипетии королевских хитросплетений, знаем кое-что о жизни верхнего слоя аристократии и священства и практически ничего не знаем о жизни самого массового слоя – пресловутого «простого народа».

Братья Лимбурги. Великолепный часослов герцога Беррийского. Май, фрагмент.


Мы нигде не прочитаем, что в каком-нибудь 1325 году в деревне такой-то у крестьянина такого-то родилась дочь, а в 1341 году в городе таком-то сын ремесленника такого-то женился на дочери пастуха такого-то, что свадьба была отпразднована в таверне «Три петуха», в которой присутствовали столько-то гостей. Ничего этого для нас нет, мы знаем только королей, герцогов, графов, Пап и епископов, нобилей, мэров городов и – в лучшем случае – главарей бандитских шаек.

Это всё порождает другой фактор – отсутствие так сказать эмоциональной окраски хроник со стороны массы. Читая хронику, мы можем понять эмоции хрониста и можем сами испытать те или иные эмоции, но никак не можем узнать, что думал пресловутый народ. Когда сегодня произносится имя, скажем, Ленина или Гитлера, то мы хорошо знаем не только своё отношения к этим личностям, но и тот эмоциональный фон «в массе», который характеризует реальную текущую жизнь как таковую. Но мы не имеем никакого представления о том, какие эмоции вызывали в людской толще имена, скажем, Эдуарда III, Иоанна II или Карла Наваррского. Мы можем предполагать, что жителе Кале совсем не обрадовались осаде англичанами. Но мы ничего не можем сказать о том, как падение Кале оценивалось, скажем, ремесленниками Парижа и вообще, какие новости они обсуждали и что составляло духовный стержень их жизни.

Братья Лимбурги. Великолепный часослов герцога Беррийского. Февраль, фрагмент.


Ну и третий фактор – техносфера. В плане научно-технического оснащения, в плане личного комфорта жизнь современного человека настолько отличается от жизни средневекового человека, что сама мысль о каком бы то ни было тождестве в развитии обществ кажется абсурдной. При этом, однако, путают развитие общества с развитием техносферы. Однако изучение тех немногих фактов бытовой жизни, которые попадали в хроники, говорит, что в сущности в сознании средневекового человека окружающая его среда обитания была такой же естественной, как наша для нас.