Исповедь рабовладельца

Нечего говорить: иногда бывает очень трудно решиться на что-нибудь эдакое...
Но отчего-то даже действия простые вызывают у меня оторопь и смятение чувств. А то и обыкновенную лень (обыкновенную, но не преодолимую). Я, например, прекрасно понимаю надворного советника Подколёсина (Иван Кузьмича), который с одной стороны вроде бы чотко в сердце своём положил: надо жениться!.. А с другой... А с другой... А с другой стороны — взял и выпрыгнул от невесты в окно!
Причём я понимаю Иван Кузьмича вовсе не потому, что и сам я дворянин и экспедитор. О, вовсе нет! (Хотя дворянство наше тут тоже роль играет — сие отрицать смешно; как говаривал Александр Александрыч Блок (ещё один из наших), «дворяне — все родня друг другу»). Экспедиторство тоже важно, конечно. Ох! сколько я экспедировал куда подальше купеческих всяких дочек, за мною увиливавших!.. Это ж не передать!
Вот об этом и моя история! Я, подобно досточтимейшему Ивану Кузьмичу, как-то вот тоже всегда сомневался. Иной раз и на свидание с девушкой было лень идти. Положим, так: увидел я случайно (на улице ли, в музее ли... в студенческой столовке ли...) девушку (тоненькую, симпатичненькую) — ну и мигом влюбился в неё до гробовой доски! Натурально, подкатываю к ней: «Позвольте, сударыня, подарить вам эту пепельную розу» — слово за слово, то-сё, вот и завязалась беседа, а там уже и милостиво девица на тебя глядит, да волос на пальчик накручивает, карминную устну надкусывает... Сгоряча назначаем друг дружке свидание — в скверике у римских фонтанов, например... Через день.
Настаёт час блаженства. Мне через час выходить. Иначе опоздаю на свидание. И тут такая скука меня одолевает, такая маета — не передать вам, братцы! Лень, жуткая лень и апатия!.. Хочется Апулея читать, хочется Цицерона читать — а с девушкой видеться не хочется! И вот проходит час, проходит другой, девушка обрывает мне телефон, комната наполняется сумерками... Я хладнокровно листаю Цицерона... Последний, отчаянный вздох моего телефона — и тишина. Всё кончено.
Ну и слава Богу!
Так бы я и жил не тужил бобылем, если бы моя покойница первая жена не придумала одну действенную штуку («дорогой, я кажется беременна»)... Да. штука называется «залёт» и она стара как мир. Стара и очень действенна. В общем, поневоле пришлось мне жениться. Моя нежная покойница схватила меня железной хваткой и проволокла, ни разу не сморгнув, через всю брачно-бюрократическую волокиту... Так что я, в отличие от приятеля моего Ивана Кузьмича, таки женился! И не просто женился, а с моею Жозефиню даже дочку-девчоночку сотворил. Теперь ей 14 лет, зовётся она Аделью, она унаследовала все чорточки и чертиночки своей покойной мамаши — знаете, с виду такая тихоня, рыжевато-золотистый локон вьётся, изумрудные глаза, маленькие холмики сосцов — а на деле демоница, да, плутовка и демоница, это же о таких как моя дочурка говорят: «в тихом омуте черти водятся»!
Моя вторая жена, правда, её не лучше! Дело в том, что после того как мою нежнолюбимую идиотку Жозефину сбила в Ницце бешеная Ламборгини жёлтого цвета, я прожил вполне счастливым безутешным вдовцом целых восемь спокойных лет. Аделью я сдал в частную школу-пансион — и горя не знал! Но вскоре появилась на моём жизненном горизонте (каковой напоминал равнину, а не — malgré mes origines montagnardes — альпийскую цепь) пятнадцатилетняя Долорес... Она была мексиканкою с французкими кровями: миниатюрная шатенка с пепельными глазами с поволокой и весьма подвижными чреслами... Она свела меня с ума, а её с ума свели мой голубой автомобильчик-кабриолет очень волнительной породы, просторная квартира с видом на Женевское озеро, да швейцарский мой паспорт... В общем, бойкая Долорес взялась за дело моего охмурения столь же энергично, как и покойница Жозефина — и вот вам результат, тринадцать негритят... То есть негритят-то только двое (работают в отеле, где мы втроём сейчас остановились), но я вновь окольцован, моей обожаемой жёнушке (обладательницы подвижных чресел и сдобной попки) только 16 лет (да-да, мы женились в Мексике, тамошний закон дозволяет), она, как видите, вполне сошла бы за дочку мне — к тому же 14-летняя Адель к нам присоединилась (каникулы у них в школе-интернате, ничего не поделаешь) — и вот я сам в таком странном обществе... Сейчас я выйду к тебе, читатель — прямо на слепящий свет твоего разума я выйду из тенистого закутка — я, сорокалетний джентльмен of certain means, ещё мужчина, что называется, в соку, обладатель нескольких толстеньких счетов в банках моей родной страны, а также обладатель широких плеч, умеренно-осиной талии, могучего тевтонского подбородка и двух юниц-демониц, одна из который, как вы теперь знаете, является моей родной кровинушкой, а другая этой самой родной кровинушкой не является, что и позволяет мне её... и в хвост и в гриву, да... Как там сказал наш добрый приятель Александр Алексаныч? «Привыкли мы ломать коням тяжёлые кресцы и усмирять рабынь строптивых».
Вот то-то и оно! Я по натуре — рабовладелец.
|
</> |