Исконно няш
ibigdan — 04.06.2014
Проведя в середине апреля три дня на «освобожденных» территориях Российской Федерации, Ксения Собчак и Антон Красовский встретились с соотечественниками и поговорили с ними о будущем Крыма.
В начале было слово. И дал его мужчина, о котором, в сущности, не было известно ничего. Только имя — Саша. Сашу рекомендовали в очень авторитетной и значимой организации как человека порядочного и ответственного, но — главное — решающего любые крымские вопросы.
1. Куратор
— Ксения, вы с Антоном можете приезжать на референдум безо всяких опасений, мы вам все организуем. Даю слово. И на участки отвезем, и с правильными людьми повстречаем. — Голос в телефонной трубке звучал перспективно.
— А с Чалым нам интервью организуете? — нагло поинтересовалась у Саши Собчак.
— Ну вот с Чалым не уверен, а с Аксеновым попробуем.
— Ребят, я лично против, чтоб вы ехали сейчас, — принялся канючить Усков на редколлегии. — Поймите и меня, сейчас любое ваше появление в Крыму будет расценено как провокация.
— Блин, Усков, ну я-то за русский Крым, Путин — мой кумир теперь. Почему не сейчас-то? — удивился Красовский.
— Ну потому. Еще ничего написать не успеете, а вас там снимут в ваших тельняшках — и все. Нет «Сноба». Давайте все же обождем пока, — рассудительно пробурчал Усков, опрокинув стакан шардоне.
— У меня как раз есть альтернатива, — оптимистично закричала Собчак. — Школа минета. Давайте все учиться сосать.
— Теперь только учиться сосать и остается, — хмуро буркнул Красовский, хлопнув дверью.
— Ну а что он обижается-то? — удивился Усков. — Через месяц поедете.
Через месяц Собчак снова позвонила Саше. За это время о нем стало известно немного больше. Во-первых, появилась фамилия — Бородай. Во-вторых, изменился масштаб фигуры: из безымянного куратора Саша превратился во всесильного демона «Русской весны». Он мелькал то в Севастополе, то в Донецке. Писали, что вчера утром видели его на баррикадах Славянска, а вечером уже на совещании в Луганске.
— А мы бы вас все равно не пустили тогда, — неожиданно объявил дававший слово Саша. — Прямо в аэропорту бы развернули.
— Ну это было бы даже лучше, — ответила Собчак, — какой прекрасный вышел бы репортаж.
Саша, привыкший, видимо, за последние месяцы управлять судьбами народов, немного обалдел от такой наглости: «Ладно, давайте через недельку приезжайте, я пока на Юго-Востоке, а потом вам все организую».
— На Юго-Востоке? — обрадовался Красовский. — Тогда едем срочно. Пока всех этих кураторов нет на месте.
На следующее утро заспанные герои приземлились в русском Симферополе. Бизнес-класс, под завязку укомплектованный серьезными людьми чиновного вида без единой спутницы-дамы, деловито поспешил к выходу. Сойдя с трапа, Собчак уверенной походкой пошла к черному микроавтобусу с надписью VIP на лобовом стекле. У автобуса стояла красивая улыбчивая девушка, окруженная высокими хмурыми молодыми мужчинами в черных румынских костюмах. По однообразным квадратным носам их туфель и форменным подергивающимся желвакам можно было вычислить, что мужчины встречают московских гостей не по дружбе, а по службе.
— Нам сюда? — Собчак словно кремлевским пропуском помахала перед глазами у грустных своим посадочным в бизнес-класс.
— С чего вы взяли? Вам — туда, — грустный кивнул головой в сторону набитого пассажирами эконома автобуса. Тем временем улыбающаяся девушка распахнула дверь вип-кареты сошедшему с трапа мужчине. Мужчина тоже был невесел, его черный костюм, судя по крою, был сшит в Италии, мягкие туфли — где-то там же. По всему было видно, что служит он в той же организации, где и встречающие, но чином значительно выше.
— Безобразие какое, — Собчак с возмущением втискивалась в автобус с лохами из эконома. — Это ж нарушение всех правил перевозок.
— А ты Бородаю пожалуйся, — прохрипел Красовский, придавленный к дверям мускусной полной бабой-начальником.
Оказалось, впрочем, что до выхода метров двадцать, и вся эта катавасия с автобусом затеяна, исключительно чтобы помучить сто пятьдесят человек. Пограничный контроль-то убрали, а привычка издеваться осталась. Если русский человек утратит эту привычку, если у него вдруг пропадет желание унижать другого русского человека, то Россия падет, исчезнет, сотрется с карты мира и из памяти народов.
Весь следующий час, покачиваясь уже в «мерседесе» на кочках крымских дорог, Красовский думал об этой странной русской потребности. Потребности, сделавшей эту нацию такой непобедимой и уязвимой одновременно. Привычка унижаться спасала русских во всех бедах, при всех нашествиях и войнах. Потребность унижать сплотила русскую империю, покорила соседние народы, поставила на колени два континента. И где бы сейчас волею судеб ни оказывался русский человек, именно невозможность удовлетворить эту потребность вызывает в нем страдания и ностальгию.
Только рабы способны обеспечить империи мировое господство, и только рабам так просто верится в то, что они и есть господа. Именно поэтому с такой радостью жители Крыма встретили на своих улицах суровых людей в камуфляже, которые вмиг заставили подчиниться и самих крымчан, и их недавних украинских хозяев.
2. Виноделы
— Приехали, Красовский. Хватит спать, — Собчак бодро выпрыгнула из минивэна прямо на распаханную грядку.
— Это что такое?
— Виноградники, идиот.
И действительно, по всем склонам холмов, в долине и вдоль дороги, утыкаясь в горный сосновник и прячась в расщелинах скал, росла лоза. Аккуратные столбики, перевязанные проволокой, издалека напоминали шикарно устроенные минные поля.
— Это у нас каберне, а это мы посадили 10 гектар барберы. Я, кстати, Паша Швец.
Невысокий, сноровистый и явно оборотистый человек подал руку Ксении, когда та неуклюже споткнулась об обломок известняка.
— Это ваше все? – спросила Собчак.
— Наше. И хотим сейчас еще немного докупить, — Паша махнул рукой куда-то в сторону Чуфут-Кале.
— И это все имеет смысл? — удивилась Собчак. — Кому-то нужны эти ваши вина?
— Посмотрите, какая почва. Это же известняк. В этих широтах, когда не слишком жарко или холодно, такие почвы есть только в Бургундии. Крым — место, где могут и будут делаться настоящие великие вина.
— А как же вы все это поливаете тут? Воду-то вам хохлы отключили, говорят, — зевнул Красовский.
– А винограду вода не нужна. Чтобы получилось настоящее вино, лоза должна мучиться. Она должна сквозь этот камень пробиться и сама дойти до воды.
— Вот так же и русский человек, — вздохнул Красовский. — Если не пострадает, так дрянью и помрет.
— А тут, глядите, мы сделаем ресторан.
Между виноградниками на холме шла стройка.
— Думаете, сюда будут ездить? — удивилась Собчак.
— Еще как. Я вам гарантирую, что через пару лет тут будет Мекка экотуризма.
— А сейчас где бы нам перекусить? — оглядываясь по сторонам, спросил Красовский.
— Ну поехали уже в Севастополь. Там отличное есть место.
На летней веранде под раскидистыми платанами сидели несколько человек.
— Это, кстати, наши коллеги, — сказал путешественникам Швец. — Владельцы компании Esse, тут это главный производитель нормального вина.
— Ой, Ксения, Антон, это вы? — удивилась симпатичная блондинка.
— Вы и меня знаете? — ошарашенно спросил Красовский.
— Ну конечно. Мы все время читаем ваши репортажи. Я Марианна.
— А давайте мы тогда к вам подсядем, — предложила Собчак. — А вы нам заодно и расскажете, как у вас все устроено.
— Прекрасно, — улыбнулся седоватый качок. — Я, кстати, Руслан.
— Руслан у нас несогласный, — хихикнул Швец.
— Как у вас бы сказали — майданутый, — продолжал улыбаться Руслан.
— Ну это я уже по улыбке понял, — подозрительно прищурился путинист Красовский. — Наши люди просто так не улыбаются. Ну рассказывайте, почему вы нашего Путичку ненавидите?
Руслан: Да не ненавидим. Просто мы хотели, чтобы он у вас остался.
Собчак: Ну и что, вам плохо будет? Теперь вот вы в России, у вас бизнес больше.
Руслан: Мы, в принципе, в Россию продавали, и проблем не было никаких. Но при этом у нас был рынок Украины, который в перспективе имел даже больший потенциал развития. Хотя, конечно, потребителей в Москве и в Питере больше, просто по количеству и по богатству. Но с точки зрения национальной преданности у украинцев это больше развито. То есть в Москве, что бы мы ни рассказывали, будут пить Италию, Францию в большинстве случаев.
Собчак: То есть вы против России голосовали.
Руслан: А мы вообще не ходили. Референдум-то нарисованный был. Смысл ходить? Мы, наоборот, попытались собраться, 20 человек с украинским флагом. Ну нас побили жестоко. Вот, например, мы майдановцы, и есть условный лагерь антимайдановцев. Ни те ни другие реальности не знают, но мы мечтаем о чем-то. Наша мечта — это права человека, право выбора, право собираться на митингах, право доступа в интернет, чтобы никакой сука Колесниченко мне не перекрыл сайт. Право перемещаться по миру. Это вот, для меня это ценность. Это мечта, это будущее. А какая мечта у Антимайдана?
Красовский: Гарантированные пенсии в два раза выше.
Руслан: Это материальное.
Красовский: Материальная мечта — это нормальная мечта. Ее можно потрогать.
Собчак: Много людей, которые думают так, как вы?
Руслан: Мало. «Зомби» смотрела фильм с Бредом Питтом? Вот приблизительно так мы и живем сейчас. Ходим аккуратненько, не привлекаем внимания. Потому что, если ты побежишь, за тобой побежит толпа всех этих вежливых людей.
Красовский: Сейчас мы влетели в Крым, и это такое довольно унылое впечатление, скажем честно. Город Симферополь — это прямо печалька.
Собчак: То есть Антон хочет сказать, что, может быть, для Крыма будет лучше, что сейчас Путин. Любим мы его, не любим, но для него это новая игрушка. Он будет вкачивать сюда деньги, будет расти экономика. Мы летели — весь бизнес-класс забит чиновниками. Люди приезжают сюда что-то там мутить, шуршать. Может, все-таки лучше будет?
Руслан: Нам надо дать возможность. Не надо нам давать деньги. И Украине не надо давать деньги. Украине не надо мешать. Дайте возможность.
Собчак: Ну, вы же занимаетесь бизнесом, вы должны понимать в экономике. Вы понимаете, что сейчас Украина реально банкрот.
Руслан: Ребята, давайте скажем так: да, банкрот. Мы не будем разбирать, почему. Банкротство — это не конец жизни. Начинаем с нуля. Тяжело будет первое время, согласен. Антон, я хочу сказать, не все в деньги упирается. И не все в пенсию. Вот я даже так думаю: сколько я готов зарабатывать? Допустим, я зарабатывал миллион долларов. Готов я зарабатывать 200 тысяч долларов, но имея те ценности, те свободы, которые я перечислил? Вы знаете, готов.
Собчак: Большинство не готовы, понимаете?
Руслан: А это другой вопрос. Я понимаю, большинство. Особенно здесь, в Крыму, в восточной части Украины.
Собчак: Вы обсуждали, что дальше делать?
Руслан: Уехать мы не можем. Потому что виноградники не выкорчуешь, никуда не пересадишь. Мы остаемся. Сейчас у нас вопрос, что нам делать — получить вид на жительство, то есть отрекаться от гражданства российского? Это облегчит выезд за границу, но, с другой стороны, мы понимаем, что часть ограничений уже есть в законодательстве России. Владеть сельхозземлей иностранцам нельзя, допустим. Ну, это полбеды, это можно скинуть на родственников, создать компании. Вопрос в другом: мы не знаем, как сейчас будет ситуация разворачиваться дальше, в горячую фазу переходить.
Собчак: Ну и что вы решили с паспортами?
Руслан: Мы склоняемся к виду на жительство. То есть я не знаю. Я сам русский. Я родился в Симферополе. Мариша родилась в Севастополе. В принципе, по культуре мы все равно русские. Но мы из-за всей этой аннексии стали какими-то националистами украинскими. Хер его знает, как так получилось.
Красовский: А с чего все началось?
Руслан: Чалый здесь собрал 10 тысяч горлопанов, действительно реальных, но мало что понимающих.
Красовский: Чалый — уважаемый мужик?
Руслан: Он реально уважаемый человек. Он не подлец, как многие, кто рядом с ним стоит. Он собрал 10 тысяч народа. То, что это люди-зомби, но они искренние зомби, тоже реально. Я не буду говорить, что они пришли за деньги, не буду обманывать.
Марианна: Нет, они не проплаченные.
Руслан: Эти 10 тысяч человек — да, они были искренние. Но это не та энергия, понимаешь? Все-таки для меня Майдан — это положительная энергия, это энергия вверх. А эта энергия вниз, это некрофилия, это кладбище, это «будем охранять могилы наших отцов и дедов». Это не будущее, это прошлое, понимаешь? Поэтому без «зеленых человечков» эта энергетика бы рассосалась, растворилась.
Красовский: Вот вчера понимающий человек Кашин опубликовал такую фоточку в твиттере, скриншот с его телефона. Типа: «Мне звонили три человека — Тимур Олевский с “Эха Москвы”, известный борец за, так сказать, независимость Украины. И два неопределенных номера». И я вижу, что один из этих номеров — это куратор юго-востока.
Собчак: Вот этот Саша?
Красовский: Саша, да. И я пишу Кашину: «Кашин, а что ты можешь про Сашу сказать?» На что Кашин мне пишет: «Не буду тебе говорить, меня еще убьют». В итоге у всех ощущение…
Марианна: Гаденькое.
Красовский: Что ты делаешь что-то не то, да. У всех. Даже у тех людей, которые делают что-то правильно.
Марианна: На самом деле разница между Киевом и ситуацией здесь в том, что люди там не обливали Россию грязью. Никого Россия в этой истории с Майданом не интересовала по большому счету. Не про Путина была история. Мы, может быть, иллюзии строили на этот счет. Мы-то думали, что не про Путина, а на самом деле-то про Путина!
Собчак: Для него это блестящая возможность, помимо всего прочего, еще и показать, чем может закончиться любой бунт, любая революция. Теперь этим можно пугать еще три поколения.
Павел: Не, ну есть тоже вопрос такой. Реально ли те механизмы майдановские сработали? Есть пословица: революцию делают романтики, а благами ее пользуются подонки. Что будет дальше, тоже не совсем ясно, да.
Руслан: Вот у меня друг в Одессе производит шампанское «Французский бульвар». Он позвонил мне: слушай, как-то не поднимается рука не платить налоги. То есть я же понимаю, что страна в таком состоянии — надо платить. Раньше я бы просто скрыл их, оптимизировал.
Собчак: Такой патриотический настрой есть?
Марианна: В Киеве то же самое…
Павел: Вот, вы говорите, что я толерантен и осторожен, но тоже, понимаете… Смотри, какое небо!
Над столом фиолетовой густотой нависло южное крымское небо.
Небо накрыло бухту, поросшие белыми холмиками домов склоны. В небе плыли боевые корабли и прогулочные катера, мороженщица, экскурсоводы, гопники и менты. В небо воткнулся выросший из него же памятник погибшим морякам, в небе утопал весь этот благословенный поднебесный край. И только люди в камуфляже, вальяжно разгуливавшие по вымокшей в небе набережной, были чужие тут. С земли. С большой земли.
— А хорошие эти ребята винные, — задумавшись сказала Собчак, забираясь на катер.
— Давай напяливай, — Красовский всучил подруге теплый полосатый тельник. — Надо же как-то порадовать читателей традиционными колядками. Ты морячка, я моряк.
— Ой, Ксенечка, — улыбнулась монотонная экскурсоводша, — так вам идет. Такая честь для нас.
— О-о-о-о-о, Собчачка, — кричали вслед небесные гопники. — Сфоткайся с нами. Давай.
Но Собчачка не хотела фоткаться, она хотела поскорей спуститься с этих небес и вернуться на свою милую удобную и серую землю.
— Поехали, Красовский. У нас сегодня еще компьютерщик этот запутинский.
— И татарин антитатарский, — вздохнул Красовский.
3. Топ-менеджер
В офисе программистов было тихо и холодно. Перед входом на фоне разноцветных флагов сидел охранник. На специальной подставке флаги России, США, кажется — Франции. И дыра.
— Это тут украинский был, что ли? — усмехнулся Красовский.
— Точно, — улыбнулся в ответ охранник. — Тут ему не место.
В кабинете, в кожаном министерском кресле сидел невысокий человек, похожий на заместителя министра торговли.
— Это наш генеральный директор Игорь Цимбал, — представила человека девушка-проводник.
Собчак: Правильно ли мы понимаем, что после всех событий, которые произошли здесь с переходом Крыма к России, ваши американские партнеры отказались от сотрудничества с вами?
Цимбал: Ситуация состоит в том, что от нас отказались не наши американские, а, скорее, наши львовские партнеры. Но решение, действительно, принял глава компании, американец.
Собчак: Как он объяснял, что он сказал?
Цимбал: Объяснение, честно говоря, небизнесовое: он сказал, что клиенты не хотят с нами работать.
Красовский: И как вы сейчас собираетесь выстраивать бизнес?
Цимбал: В настоящий момент связались с крупными софтверными компаниями в России, с бывшими конкурентами, там сильно заинтересовались. Дело в том, что, без лишней скромности, IT-индустрия Украины на порядок выше, чем в России.
Красовский: А почему она лучше? Я, честно говоря, впервые об этом слышу, я никогда об этом не слышал ни от американцев, ни от англичан.
Цимбал: Просто так исторически получилось, что, во-первых, программирование было развито сильно, а еще было развито управление. Программирование — это не только программисты, это еще и организация работы — вот она выше. У нас ближе к тому, как это на Западе делается. Если посмотреть на IT-индустрию России, там от трети до половины компаний работает на внутреннем рынке. На Украине работать не с кем. Соответственно, все работают на аутсорсинг.
Красовский: Почему же тогда вы и большинство людей в вашей компании были за то, чтобы Крым и, соответственно, ваша компания отделились от этой Украины и вошли в Россию? Притом что вы говорите: «Ну не знаю, ищем проекты, будем выстраивать».
Цимбал: Это наши личные политические взгляды, мы хотим быть в России.
Красовский: Тогда мне непонятны ваши личные политические взгляды. У вас прекрасная страна, вы номер один в вашем производственном секторе. Чем она плоха?
Цимбал: Вы знаете, для меня, например, просто неприемлемо прославление Бандеры, я Бандеру считаю действительно сволочью…
Собчак: Слушайте, у нас многие считают Сталина сволочью, а часть населения любят Сталина и город в его честь переименовывает на какие-то дни в году. Мне что теперь, в России не жить, что ли?
Цимбал: Вы знаете, может быть, я вам в этом отношении не понравлюсь, но мои дедушки и бабушки до самой смерти Сталина считали хорошим человеком.
Красовский: А на Западной Украине огромное количество людей, которые считают Бандеру героем. Неужели для вас так существенна эта история: Шухевич, Бандера, Сталин? Какое к вам это имеет отношение? Вы не сидели в концентрационном лагере Заксенхауза, в отличие от Степана Андреевича Бандеры, не брали Прагу, не сдавали Севастополь. Здесь нет улицы Бандеры. Вот одна улица Советская, другая улица Володарского. Ведь вся эта история той войны уже никого не волнует.
Цимбал: Может быть, у вас не волнует, а здесь всех волнует. Здесь 20 лет только и разговоров, что нас оккупировали.
Собчак: Если вас оккупировала Украина, то почему до того, как начались связанные с Майданом события, Крым не подал свой голос за то, чтобы присоединиться к России? Если это такой был больной вопрос?
Цимбал: Я вам скажу на самом деле, больной вопрос был не столько в Россию вернуться, сколько русский язык.
Собчак: То есть мечты вернуться в Россию у подавляющего большинства жителей Крыма не было?
Цимбал: Я не знаю, как у других. Я скажу честно про себя. Я, может быть, видел там не Россию, а СССР. Но когда я говорю СССР — я не говорю «строй», я говорю…
Красовский: Общность. Мы хотим в империю.
Цимбал: Понимаете, у меня была здоровая родина, империя, действительно, и я сторонник империи. Извините, мои предки были офицерами Российской империи, я сам работал в соответствующих структурах, и я, мягко говоря, за империю был всегда. Поэтому я не вижу в этом ничего плохого.
Красовский: Есть такая идея сейчас в России — сделать в Крыму русскую Силиконовую долину, которую пытались устроить в Сколково. Как вы относитесь к этой идее?
Цимбал: Если честно, эта тема совсем не новая здесь. Украина же носилась буквально с этой же идеей.
Собчак: Но вы верите, что это возможно? В Сколково вот не получилось.
Цимбал: Вот, смотрите, 2002 год, Севастополь, у нас здесь IT практически не было, небольшие компании по 15-20 человек. Мы организовались в 2002-м, а уже через 4 года у нас 96 человек, а недавно было 200, и планировалось, что к концу 2017 года будет 500 сотрудников в компании. Работать просто надо, надо ребят организовывать. Надо просто делать.
4. Представитель коренного народа
— Какие они все-таки смешные все, — сказал Красовский, выйдя из компьютерного офиса. — Ты понимаешь, что они сами не понимают, кто они — русские или украинцы. То есть Бандера — ужас-ужас, а промышленность наша — украинская — куда лучше вашей. Русские с ними еще намучаются, вот увидишь.
— Ладно, поехали посмотрим на этого татарина — и в гостиницу, — зевнула Собчак.
Через четверть часа путешественники оказались перед одноэтажной грустной мазанкой с какой-то смешной вывеской. То ли милли-ванили, то ли трали-вали. За дверью мазанки сидел полный мужчина в плохом костюме с русским флажком в петлице — Васви Абдураимов, глава организации «Милли Фирка».
Собчак: Нам вот что интересно. Традиционно в этом регионе татары выступали против присоединения к России. Вы, наоборот, этот процесс приветствуете.
Абдураимов: Хочу сразу поправить. Нельзя говорить, что татары выступали против.
Красовский: Ну «Меджлис».
Собчак: Они, собственно, и есть представители большинства.
Абдураимов: Ну, знаете, чтобы говорить о вопросах большинства и меньшинства, надо иметь статистику. А когда ее нет, это все субъективные оценки. Мы выступали за.
Красовский: И все же не представитель вашей организации, а Мустафа Джемилев из «Меджлиса» летал на встречу с Владимиром Владимировичем Путиным. Это значит, что для Кремля это знаковые люди, да?
Абдураимов: Очень просто. «Меджлис» является хоть и незарегистрированной организацией, но силой, влияющей на достаточное количество крымских татар. Понятное дело, зачем приглашать тех, которые и так свои, которые и так проголосуют, как подсказывает сердце?
Собчак: Смотрите, у «Меджлиса» огромные бюджеты, огромные вливания. Теперь для России, как мне кажется, очень важно заручиться вашей поддержкой, чтобы хотя бы какая-то часть крымских татар была на стороне российской интеграции. А вы сидите в этом очень скромном здании, у вас явно нету какого-то большого финансирования. У вас уже были какие-то предложения от русских?
Абдураимов: Ну, первые официальные контакты были.
Собчак: А через кого? С кем вы связывались?
Абдураимов: Давайте я вам не буду об этом говорить?
Собчак: С Александром? С Сашей, наверное?
Абдураимов: Ну, я этого не говорил.
Собчак: Хорошо. Представьте, что вам нужно завтра выступить на каком-то митинге или на телевидении и очень кратко объяснить людям, почему татарам будет лучше с Россией, а не с Украиной. Что бы вы могли коротко и ясно для народа сказать?
Абдураимов: В Российской Федерации и в возрождаемом новом проекте, в Евразийском союзе, живет более 90% наших кровных братьев-тюрков. Татары, башкиры, калмыки, балкарцы и так далее. И появляется возможность более тесных интеграционных моментов в поддержке друг друга. Если в Украине нас, тюрков со всеми диаспорами, было до миллиона, допустим, то сейчас будет более 20 миллионов.
Красовский: Уже 20? Тюрков-мусульман? В России?! Кошмар какой!
Собчак: Антон! Что за… вообще?!
Абдураимов: Потому что это не только ваша страна, но это и наша страна.
Собчак: А то, что Россия более авторитарное государство, чем Украина, — это не смущает?
Абдураимов: Нет, не смущает. Наш народ, который прошел огромные испытания и прожил в разных режимах, в том числе и в Средней Азии, я думаю, внесет свой вклад в общую, так сказать, демократизацию.
Собчак: А с чего это в демократизацию он внесет вклад? Вы всегда жили при авторитаризме.
Абдураимов: Но при этом мы умели решать вопросы. Я могу сказать, что мы, не имея никакого государственного управления, сумели самоорганизоваться и «на выселке» в виде национального движения крымских татар, и на сегодняшний день.
Красовский: Странно говорить об этих 20 миллионах тюркоязычных россиян, когда у вас под боком 60-миллионная Турция. Огромная страна.
Абдураимов: Мы это тоже присоединим к авторитарной России и объединим весь тюркский мир одной страной, которую мы называем Тюркским союзом, а другие называют Русским миром. Я вам еще раз говорю, это не только ваша страна, это наша страна в том числе. И мы от своей страны никогда не откажемся.
Собчак: Послушайте, в этой стране, в которую вы вернулись…
Абдураимов: Не «в этой стране». Это наша страна. Мы вернулись в нашу страну.
Собчак: …В нашей стране вы должны знать, что сейчас очень сильна нелюбовь к чужакам.
Красовский: Поверьте мне, Киев в миллиард раз более интернационалистический город, чем Москва. То есть в Москве прямо в метро бьют черных.
Абдураимов: Понимаете, в чем дело… Есть проблемы, но все проблемы решаемы. У нас, у тюрков, есть пословица: есть только одна проблема, которую не может решить человек, — это его смерть. Мы надеемся, что сумеем решить свои главные проблемы — восстановить доброе имя, вернуть 100 тысяч наших соотечественников, застрявших «на выселке» в Средней Азии, которые никак не могут вернуться. Обустроиться здесь более-менее, для того чтобы выполнять главную миссию человека — плодиться и размножаться.
|
|
</> |
Электронные компоненты в бытовой технике: как маленькие детали меняют повседневную жизнь? 
Кусочек набережной в Абу-Даби и архитектурные шедевры Абу-Даби 
Вооружение. Рекорд СВО 
Квиз "Минздрав предупреждает" - 5 
Коряжма. Первый весенний дождь 
Перемещения 
Утренний глоток поэзии 
Луна и Марс 
Всем, кто заперт в многоэтажных джунглях. 
