"Иранские залетчики" в бою. Холм-Жирковский.Весна 1943-го.

топ 100 блогов oper_197420.04.2012 "Но моя "шура" имела, что называется, лица не общее выражение. Да, там были и дезертиры, и урки разных "профилей", был даже один бывший председатель колхоза, но костяк роты составляли кадровые военные из числа нашего воинского контингента, введенного в Иран в 1941 году. Кто-то из них был наказан за пьяные драки, кто-то за мародерство, кто-то "поматросил" с женщинами-мусульманками - разные у всех были истории.   Однако они знали свое дело и изначально были довольно дисциплинированны. В течение нескольких дней я с ними проводил учения в тылу: боевые порядки, сближение с противником, выход на рубеж атаки, атака, бой внутри обороны противника, закрепление на занятом участке. У меня с ними не было решительно никаких проблем - действовали четко, слаженно, грамотно. Несколько раз за нашими учениями наблюдал командир полка и не сделал ни одного замечания, что уже можно было считать за похвалу.
 И вот началось наступление. Тут же нашу роту назначают головной походной заставой полка (ГПЗ полка)...

++++++++
   Наши потери - двое убитых и двое раненых. На противоположной околице вновь разворачиваемся в цепь и на случай возможной контратаки держим под прицелом опушку леса. Тихо. Высылаю вперед и на фланги дозоры - противника они не обнаруживают. Отправляем раненых в тыл, строю роту в полубоевой порядок, и идем дальше. В течение дня прошли еще две или три деревни, но без пальбы, немцев там уже не было. И вот к ночи еще одна деревня. Явно там кто-то есть и нас давно уже заметили и ждут. Не выходя из леса, разворачиваемся и ползем вперед на рубеж атаки. Снегу по колено, понятно, что быстрый бросок совершить не сможем, поэтому нужно подползти как можно ближе. Чтобы видеть нас, немцы зажгли два дома по обоим краям деревни. Как поднимемся, будем у них как на ладони.
   Подползаем метров на шестьдесят-семьдесят от первых домов. Тихо, только горящие дома потрескивают. Даю команду к атаке. Все дружно поднимаемся, и нас тут же встречает ружейный и автоматно-пулеметный огонь. Несколько человек сразу падают, но остальные, стреляя на ходу, прут вперед. Не слышу ни "Ура!", ни "За Родину-мать!", ни "За Сталина!". Слышу из глоток матюги и какой-то звериный рык. Чаще вообще ничего не слышно, все заглушают выстрелы. Повсюду огненные трассы пуль с обеих сторон, но с нашей стороны заметно гуще. Врываемся в деревню, прочесываем ее. На дальней околице обнаруживаем с дюжину убитых немцев, и среди них лежит явно русский мужик с вещмешком за спиной и в валенках. Как потом выяснилось, староста этой деревни. Жителей, как всегда, почти никого нет, все попрятались в лесу. Высланные дозоры сообщают, что немцев нигде не видно. Докладываю в полк о наших потерях - 15 или 17 (сейчас уже точно не помню) убитыми и ранеными. Не дали нам и двух часов отдохнуть в тепле, как снова команда "вперед".
   
И так день и ночь, день и ночь. Если и выдавался короткий отдых, то меня тут же вызывали в штаб полка. Все это время я нормально не спал ни одного часа. Никогда не думал, что можно спать буквально на ходу, а вот научился. Бывало, иду и, заснув, начинаю "сбиваться с курса". Ординарец постучит по плечу: "Товарищ старший лейтенант, нам прямо". Встрепенусь, кое-как очухаюсь и стараюсь идти прямо.
++++++++
   Моя рота по-прежнему является главной походной заставой полка. Численность ее сократилась более чем на половину. Каждая более или менее серьезная стычка стоит нам в среднем 8-10 человек убитыми и ранеными. Люди измотаны до крайности. Какая-то нечеловеческая усталость притупила все желания, все эмоции. Мысль о смерти уже не так страшит. Вроде как все равно, жив ты или мертв. Если вначале рота дралась лихо и, я бы сказал, дерзко, то теперь как-то тяжело, угрюмо.
   
В эти дни я впервые близко увидел пленных немцев, а однажды был свидетелем дикой расправы над пленными. Человек пятнадцать пленных солдат сидели на обочине дороги. Где и когда их захватили, я не знаю. Они сидели неподвижно, спиной к дороге, их стерегли два наших молодых солдатика с автоматами. Вдруг подъезжает "Виллис", и из него выскакивает офицер, как я потом случайно узнал, какой-то замполит из соседней дивизии. На ходу вынимает пистолет и с каким-то звериным рычанием направляется к пленным.     Подойдя вплотную к крайнему из них, приставляет пистолет к его затылку и спускает курок. Немец падает замертво. Потом к следующему, к следующему. У него заканчивается обойма. Он быстро меняет обойму - и так он стреляет, пока все они с пробитыми черепами не легли в ряд. Немцы не молили о пощаде, не пытались бежать, не сопротивлялись. Умирали молча, как ягнята на заклании. Только в тот момент, когда замполит приставлял пистолет к затылку, каждый из них как-то съеживался и убирал голову в плечи - выстрел - и он мешком валится на бок или назад.
   За день или два до этого мои ребята убили двух немцев, как только те поднялись из укрытия с поднятыми руками. Но еще за минуту до этого те немцы стреляли в нас, и их убили, можно сказать, в пылу боя. А тут происходила какая-то бойня, истребление, пусть врагов, но пленных, а потому беззащитных. Причем это не были какие-то эсэсовцы или полицаи-предатели. Это были обычные солдаты вермахта, каких я потом видел в большом количестве. Я стоял в каком-то оцепенении и с ужасом наблюдал эту сцену.
+++++++++
   В самом начале марта, во время очередного перехода, из штаба полка вдруг прибегает связной с устным приказом: всей роте устроить огневую засаду по обеим сторонам дороги. Как якобы доложила разведка, в 2 километрах от нас за лесом в какой-то деревне застряла немецкая часть. Поскольку из деревни только одна дорога, они непременно должны выйти прямо на нас. Я смотрю на карту и не вижу этой деревни. Это мне почему-то очень не нравится. Впрочем, думать некогда, они там в штабе знают, что делают.
    Тут же занимаем позиции по обеим сторонам дороги, тщательно маскируемся. Вскоре с опушки леса прибегает дозорный и докладывает, что вдали появилась колонна. Отдаю приказ роте приготовиться, а сам залезаю на сосну, чтобы лучше разглядеть, кто это на нас движется. В бинокль вижу людей, большинство из которых одеты в белые полушубки. Немцы, бывало, тоже надевали наши дубленки, но чтобы в таком количестве... И вдруг с ужасом понимаю, что это наши, мало того, наш полк. Нетрудно представить, что бы было, если бы мы с близкого расстояния 4 открыли огонь из 9 пулеметов и 20 автоматов по голове плотной походной колонны, где шли командир полка, замполит, начальник штаба, командир первого батальона со штабом... Это бы была гора изрешеченных трупов, а я бы и до трибунала не дожил - тут же самосудом расстреляли бы. Однако к вечеру об этом происшествии я забыл и думать. Нам были поставлены очередные задачи, и мы пошли вперед.
++++++++++
   Ко второй половине марта от 120 человек в роте оставалось 20 активных штыков. Такое малое количество до предела измотанных солдат нельзя было использовать в качестве ГПЗ полка, но никто, конечно, не потрудился мне объяснить, почему нас не заменяют или хотя бы не пополняют. И каким-то чудом нам все еще удавалось выполнять возложенные на нас задачи. Каким-то звериным, первобытным чутьем мы научились определять, сидят ли в этом перелеске или в той деревне немцы и что нам надо предпринять, чтобы их выбить, пока они не перестреляют нас, как куропаток.
   
К тому значимому для меня моменту, о котором я хочу поведать, наш полк уже долго шагал по Смоленской области и вышел к небольшому городку Холм-Жирковскому. По карте это без малого 100 километров, но шли мы, естественно, не по прямой, и потому, сколько километров мы реально натопали, один Бог знает. Было очевидно, что немцы постараются нас там задержать и придется брать город с боем. Мы подошли к городу ночью. Первый батальон полка вышел на рубеж атаки и залег в кустах слева от нашей роты, в которой тогда вместе со мной оставалось восемнадцать человек.
    Помню, небольшой морозец, в общем, тихо. Иногда, правда, немцы постреливают по перелеску, где мы лежим. И вдруг совсем рядом с нами раздается громкая музыка, звучит фокстрот "Рио-Рита". Меньше всего на свете я ожидал услышать какие-то танцевальные ритмы, и потому мне показалось, что я схожу с ума. Но скоро музыка, слава богу, прекратилась, и из репродукторов на всю округу полилась немецкая речь: "Ахтунг! Ахтунг! Дойче зольдатен унд официре!.." Оказалось, это наш агитационный автомобиль приехал на передовую убеждать немцев в неправоте их дела.
    Вскоре командир первого батальона позвал меня на летучий военный совет, где мы совместно с его штабом и ротными командирами по результатам разведки и рекогносцировки попытались выработать план действий. До первой линии обороны немцев было явно более 100 метров, а атаковать придется по открытому полю, почти по пояс в снегу. Пока мы будем барахтаться в сугробах, немцам хватит одного пулемета, чтобы всех нас там положить. Огневой мощи полка было явно недостаточно для эффективной артподготовки, и если все же атаковать вот так бесхитростно в лоб, то можно угробить весь полк и все равно, как говорится, остаться при своих интересах.
   
И хотя хронические "отрыжки" бесславного сорок первого года имели место вплоть до конца войны, но в данном конкретном случае командиры, насколько я мог судить, искренне пытались найти правильное, грамотное решение задачи. Чтобы лучше думалось, принесли мясные консервы, хлеб, горячий чай, однако и это не помогло прийти к общему мнению. Последнее слово оставалось за командиром батальона. Как только он, выслушав наши соображения, скажет: "Слушай приказ!" и доведет до нас суть своего приказа, наш военный совет закончится, и мы должны будем беспрекословно выполнять все, что в этом приказе прозвучит.
++++++++
    Но не суждено мне было узнать, что решит комбат и как именно пройдет вся эта операция. Меня позвал телефонист и сказал, что сейчас со мной будет говорить командир полка. Я пошел туда, где находился телефонист со своим аппаратом, и в ожидании связи лег на снег, положив лицо на руки. Помню, стрельба совсем прекратилась, тихо, чуть-чуть подмораживает, все небо в звездах. Я стал проваливаться в сон, и тут мне сказали, что штаб полка на связи. Опираясь на левый локоть, я чуть приподнялся и правой рукой потянулся за телефонной трубкой. И в этот момент я почувствовал тяжелый, тупой удар в грудь и ткнулся в снег. Боль была невыносимая, и я, видимо, громко застонал. Связист бросился ко мне и задрал мой полушубок, чтобы определить, слепое у меня ранение или сквозное. Если есть выходное отверстие в спине, то шансов выжить больше. Исследовав мою спину, сказал: "Хреново дело, командир! Дырки нет, пуля в тебе".
    Тут меня стало тошнить и рвать - буквально наизнанку выворачивать. Те самые мясные консервы с кровью так и потекли по снегу. Пуля, войдя под углом в грудь, застряла где-то в кишечнике. При таком ранении чаще всего умирают от внутреннего кровотечения и общего заражения крови. Дальше все зависело от того, сколь скоро я окажусь на операционном столе. И тут, нужно сказать, мои штрафники проявили настоящую преданность своему командиру, мне то есть. Двое из них побежали в санроту полка и доставили сани-носилки в собачьей упряжке. Правда, санрота располагалась далеко, и, пока я ждал, мне пришлось долго лежать на снегу в сырых валенках и портянках, поэтому мне здорово прихватило морозом ноги.
   
Но вот меня положили в сани, чем-то укутали, и собаки тронулись в путь. Они бежали довольно быстро, и мои солдаты едва поспевали за санями. Постромки этой упряжки были короткие, а собаки от натуги испускали газы, и этот тошнотворный запах бил мне прямо в нос. У меня опять началась мучительная рвота. Только бы, думал я, не потерять сознание и не захлебнуться в своей рвотной массе. Такой негероический конец меня никак не устраивал." - из воспоминаний временного командира 122-й отдельной штрафной роты 1194-й стр.полка 359-й стр.дивизии 30-й армии ст.лейтенанта М.Н.Шелкова.

1.Автор.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
О том, что в России серьезной оппозиции нет, поведал пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков в программе Би-би-си HARDtalk, которая выйдет в эфир 21 января, то бишь завтра. Песков отвечал на вопрос корреспондента о том, пошло бы на пользу России, если бы лидеру оппозиции, такому ...
И сегодня у нас весна продолжается, к плюсовой температуре и дождику прибавился сильный ветер, очень сильный, кажется, что не только деревья и провода, но и дом качается. Поэтому пока сидим дома и занимаемся домашними делами. И повод написать про весенний марафон #всем весна и про итоги ...
Эпиграф: Можно сколько угодно закладывать вторые смыслы. Но! Если человек не в теме, он и первый смысл не считает. Посмотрит он на подарок и подумает.... ►Бездарно потраченные ...
Две близких подруги и две знакомые родили. Общаться теперь стало не возможно, даже по рабочим вопросам. В своем ЖЖ я на эту тему писала. Стали интересно, пройдет ли это, либо люди уже потеряны? http://www.babyblog.ru/user/Tatyana07/128958 Больше поразило ...
О российско-китайских взаимоотношениях На 16 мая пришлись сразу два примечательных эпизода в наших взаимоотношениях с Великим Восточным Соседом… …В этот день 1619 года в Томск вернулась первая русская миссия из Пекина. (Томск тогда был пограничным острогом ...