Injunz of Idaho. New Shoshones, Part XXIII.

bigfatcat19 — 03.05.2018 Утро четвертого ноября 2077 года не предвещало жителям Убежища 31 ничего хорошего. Великая война, продлившаяся лишь сутки, кончилась ровно десять дней назад. За двадцать четыре часа с двадцать третьего по двадцать четвертое октября человечество успело не только убить себя, но и, кажется, прикончило, наконец, планету. Радио молчало, выдавая на всех частотах лишь треск помех. Даже самым отъявленным оптимистам стало ясно: помощь не придет.

Обстановка в убежище постепенно накалялась. На четвертый день механики и инженеры Брауна сумели, наконец, запустить кухонную аппаратуру. Люди получили возможность поесть горячую пищу вместо консервов (еда, конечно, готовилась из консервированных же полуфабрикатов, но по сравнению с банками армейской тушеной свинины с бобами это был гигантский шаг вперед). Увы, первая же попытка открыть столовые-кафетерии для свободного посещения в определенное время привела к трем грандиозным дракам. При этом лишь в первом случае индейцы дрались с Белыми. Во втором и третьем, (самом большом, между прочим), побоищах, коренные американцы составили обе команды. После того, как Ополчение Форт Холл, незаметно для себя переквалифицировавшееся в Службу Безопасности, разогнало бойцов, а раненых оттащили к лазарет к докторам Клепински и Васуке, Билл Холл объявил по трансляции, что до специального уведомления в убежище вводится прежний порядок получения пищи: женщины забирают еду на всю семью три раза в день. Не хотите по-хорошему – будете по правилам.

Не лучше обстояло дело и с молодыми индейцами. Совместными усилиями Белых и Красных мужчин за сутки удалось разгрузить самый маленький из складов. Браун со своими людьми наскоро изготовил пятнадцать двухъярусных кроватей, отгородил угол под санузел и смонтировал там два унитаза, два умывальника и душевую, для чего пришлось немало повозиться, чтобы подключиться к протянутой поблизости канализационной трубе. При помощи механиков-Бэнноков Главный Инженер перемонтировал освещение и вентиляцию, установил две радиоточки и телевизор внутренней сети. Оставалось оклеить стены светло-голубым пластиком, предназначенным для жилых помещений, но эту работу мужчины дружно решили оставить для молодых шалопаев. Однако, когда первые тридцать юношей в возрасте от пятнадцати до восемнадцати пришли в свое новое общежитие, оно им решительно не понравилось. Молодые индейцы возмущались тем, что они должны спать, словно новобранцы в бараках, в то время как их Белые сверстники живут в нормальных отсеках, спят на хороших кроватях и имеют по туалету на семью. Инженеры Брауна молча скрежетали зубами, выслушивая претензии на слишком низкий потолок, слишком яркий свет и неудобные койки, но старший из механиков-индейцев, двадцать пять лет ремонтировавший сельскохозяйственную технику для ферм резервации, повернулся к одному из сопровождавших их охранников и громко попросил дубинку, чтобы как следует поучить нахальных щенков, тем более, что вон тот – его племянник. И хотя охране удалось предотвратить стычку, в которой, без сомнения, молодежи бы здорово досталось, все понимали - это ненадолго.

К тому же оставался открытым вопрос с незарегистрированным оружием. Со слов Брауна капитан Холл знал, что персонал «Волт-Тек» тщательно досматривали при заселении, поэтому пронести в убежище пистолет или, тем более, винтовку, было просто невозможно. Но индейцы и Белые из второй волны входили в подземный город практически бесконтрольно. Да, ополченцы забирали в шлюзовом зале винтовки и дробовики, которые эвакуируемые несли открыто или в чехлах. Это прошло без затруднений - спорить с людьми, весь вид которых говорил, что они совсем недавно вышли из жестоко боя (а некоторые еще явно находились под действием каких-то сильнодействующих препаратов), охотников не нашлось. Однако личные вещи эвакуируемых никто не досматривал. Даже в дамской сумочке легко можно пронести небольшой пистолет. А уж в чемодане или военном бауле – все что угодно, от обреза дробовика до разобранной штурмовой винтовки. Пока все это оружие спокойно лежит под высокотехнологичными кроватями «Волт-Тек». Но если в Убежище 31 начнется какая-то заваруха – Ополчению, оно же теперь Служба Безопасности, придется туго. И это если еще на минуту забыть о ножах, которые наверняка ждут своего часа в рюкзаках молодых шалопаев. «Честно говоря, Билл», - делился своими мыслями с командиром верный Оливер Сайк, - «То, что мы до сих пор не только не стоим по колено в трупах, но вообще еще ни один не получили – это просто чудо. Видимо, духи действительно к тебе благоволят, даже если они на время куда-то ушли».

Убежище 31 напоминало огромный котел, вода в котором понемногу начинала закипать. И все же, люди пока удерживались от последнего шага. В какой-то степени этому способствовало введение комендантского часа и строгое регулирование движения жителей между этажами подземного города. Немалую роль сыграло и открытие трех тренажерных отсеков – по одному на каждом жилом уровне. Джеффри Тума, тренер теперь уже бывшего «Гимнастического зала Маддена».в резервации, моментально освоил большую часть высокотехнологических тренажеров «Волт-Тек» и принялся с энтузиазмом приобщать к гимнастике своих земляков. Белых уговаривать заняться физкультурой не пришлось – для большинства представителей американского среднего класса спорт входил в список необходимых для состоятельного джентльмена занятий. Мужчины с каким-то ожесточенным упорством принялись сжимать пружины из самых современных сплавов, поднимать ортопедические гири, крутить странные рукоятки – словом, старались как можно сильнее занять тело, чтобы не пришлось занимать разум. На следующий день самые активные были небоеспособны, что подарило Службе Безопасности еще пару спокойных суток.

И все же, сильнее всего людей успокаивала надежда на то, что кто-то объяснит им, как жить дальше. И Белые, и Красные, жители Убежища 31 знали о собраниях, происходящих в кабинете Контролера. Командиры Ополчения, врачи, начальники горных смен, управляющие фермами один за другим приглашались в огромный отсек на административном уровне. Вернувшись в свои семьи, они рассказывали одно и тоже: у Билла Холла есть план. Какой – мы пока не знаем, нас спрашивали о нашей работе, знакомили с Белыми из команды обеспечения. Да нет, они вполне приличные люди, особенно этот лысый здоровяк с ожогами. И, кстати, завтра мы выходим на работу, ребята. У них тут есть гидропонная ферма - будем разбираться, как она устроена. И на третьем уровне есть открытый выход к твердой скале – возможно, попробуем расширить жилые помещения, белые механики, кажется, придумали, куда сваливать отработанную породу.

Среди Белых жителей тоже ходили обнадеживающие слухи. Эзекииль Браун, которого механики и инженеры уже привыкли считать своим вожаком, днями и ночами пропадал в кабинете Контролера. Там же чуть ли не постоянно сидел сенатор Рассел – каждому ясно, наш Донован не даст в обиду американцев. Конечно, индейцы – тоже американцы, но все-таки они – коренные, а мы – нормальные. И, кстати, доктор Клепински очень высоко отзывался об этом мистере Васуке. Ну, это врач из резервации. Да, вы представляете, у них есть врачи! Вы же знаете Эмили Апфельбаум? Она была на восьмом месяце, и, наверное, в результате всех этих ужасов у нее начались преждевременные роды. Очень тяжелые, говорят, а «Автодок» еще не полностью запрограммирован. И доктор Клепински – превосходный хирург, но тут ведь есть особенности, вы понимаете. Важен опыт, а он, все-таки, специализировался немного по другим вещам. И представьте себе, этот их Васука, оказывается, за свою жизнь принял тысячи младенцев. Ну, понятно, чем еще им заниматься в своей резервации… В результате и мать, и ребенок живы и здоровы. Да, никогда не знаешь, чего ждать от этих индейцев…

Одним словом, атмосфера в Убежище 31 представляла собой смесь растущего напряжения и надежды. Это, примерно, как пары бензина в воздухе, только при взрыве огня поменьше. Поэтому, когда в одиннадцать часов дня четвертого ноября по радиотрансляции было объявлено, что жителям через час необходимо будет включить телевизоры для просмотра важной информационной передачи, многие сделали это сразу же. И пусть черно-белые экраны показывали лишь настроечную таблицу, люди сидели перед ними, ожидая подтверждения своих самых отчаянных надежд или самых темных страхов. Даже в Атриуме и новом общежитии для юношей механики под руководством Брауна (и под охраной бойцов Оливера Сайка) установили три больших телевизора, чтобы все могли слышать слова Уильяма Холла и, если соблюдать порядок и рассесться полукругом, то и увидеть его выступление.

Ровно в полдень настроечная таблица мигнула пару раз и сменилась изображением скального свода огромной пещеры. Даже сам Эзекииль Браун не мог сказать, зачем в толще скалы было вырублено это помещение. Расположенной в точности над административным уровнем, оно практически не имело отделки – лишь залитый бетоном пол был выложен листами рифленой стали. Искусственный грот был подключен к основным коммуникациям, и даже имел вход и выход системы вентиляции. В этот зал размером примерно сорок на пятьдесят футов вела лишь одна дверь, снабженная кодовым замком. Код нашелся в кабинете Контролера, и после недолгого осмотра Мина Холл решила, что для их плана эта пещера подходит, как нельзя лучше. Акустика у помещения была хорошая. За сутки люди Брауна наладили в зале освещение, после чего настала очередь мисс Аканат. Сэмми всегда мечтала делать настоящие телепередачи. Увы, узел связи Форт Холл имел лишь одну переносную телекамеру. Записи, сделанные местным оператором, предполагалось отсылать в телецентр Бойсе, чтобы там отобрали кадры, достойные трансляции. За четыре года работы материалы Сэмми лишь дважды вышли на экраны Северо-Западного содружества – и оба раза это были патриотические выступления ветеранов резервации. Но в этот раз в ее руки попала мощная аппаратура для съемки и кабельной ретрансляции. Никто не знал, для чего представители «Волт-Тек» собрали на одном из небольших складов оборудование для целой телестудии. Браун предположил, что с его помощью предполагалось фиксировать результаты эксперимента, проводимого над жителями. Среди Белых, поступивших в Убежище 31 в последний предвоенный день нашелся техник телецентра Бойсе. С его помощью и при участии инженеров Брауна мисс Аканат смогла подготовиться к съемке и трансляции церемонии, назначенной на первое ноября.

Когда на экранах телевизоров настроечная таблица сменилась изображением, зрители, как Белые, так и Красные, невольно ахнули. Весь кадр занимало лицо Уильяма Холла. Лоб и левую щеку капитана украшали свежие шрамы. Собственно, шрамы были настолько свежими, что один начал кровоточить непосредственно перед трансляцией, и доктор Клепински, ругаясь на чем свет стоит, вынужден был прижигать его эфиром. Доктор считал, что капитан должен носить повязки еще минимум пять дней, но Билл отказался - настоящую речь с перевязанной и заклеенной физиономией не произносят. Лоб капитана перетягивала широкая, расшитая выцветшим бисером лента, и когда камера отъехала, стало видно: голову Уильяма Холла венчает священный убор вождя Бизоньего Рога. Кадр отодвинулся еще, и люди увидели капитана во всей красе военного убранства. На Билле была надета кожаная военная рубаха – аккуратно зашитая в нескольких местах и с недвусмысленными высветлениями на месте тщательно затертых пятен крови. Рубаху украшали пряди волос очевидного происхождения, но при этом слева на груди висели в ряд боевые награды Соединенных Содружеств. Помимо военной рубахи на капитане были армейские штаны и армейские же тяжелые ботинки. Ботинки каждый мог рассмотреть в деталях, потому что Уильям Холл сидел, скрестив ноги, прямо на полу, на постеленном поверх рифленого металла синтетическом коврике.

Камера снова отодвинулась, давая рассмотреть людей, занимавших места рядом с капитаном. Слева от капитана, также на коврике, сидел сенатор США от штата Айдахо Северо-Западного Содружества Донован Рассел. Сенатор был одет в отличный костюм темно-синего цвета с малиновым галстуком. Голову Рассела изящно венчала прекрасная бежевая шляпа. Несмотря на то, что сенатор тоже сидел, скрестив ноги, его костюм выглядел безукоризненно. Лицо Рассела было совершенно спокойным. Справа от Уильяма Холла сидел старый Элайджа Олосун. Он был в своей обычной одежде – клетчатой рубахе, старых синих джинсах и потертых, но все еще крепких, желтых «Катерпиллерах». Как и сенатор, бывший управитель ферм резервации Форт Холл выглядел абсолютно невозмутимым.

Камера снова отъехала чуть назад и начала медленно поворачиваться, показывая людей, сидевших полукругом слева и справа от Уильяма Холла. Здесь были Главный Инженер Убежища 31 Эзекииль Браун в своем синем комбинезоне, и казначей резервации Форт Холл Маргарет Рассел в длинном платье (Мардж сидела на небольшой подушечке, чтобы соблюсти приличия и из-за артроза). Доктор Клепински устроился рядом со своим коллегой, доктором Васукой. Слева от Билла сразу за сенатором сидели в ряд офицеры теперь уже Службы Безопасности Сайк, Янг, Фицжерральд и Чуа. И Белый, и Красные воины были в серых комбинезонах, но Оливер надел свой старый военный берет, а у Чуа в волосах красовалось орлиное перо, заткнутое прямо за стягивающий голову бинт. Связист Хосе Монтгомери, самый молодой из присутствующих, безуспешно пытался делать вид, что он абсолютно спокоен. Сидящая рядом с ним начальница телефонного узла – красивая дама лет тридцати, смотрела прямо перед собой с совершенно ледяным, изящным безразличием.

Камера обошла всех собравшихся и остановилась на странной группе из трех человек. Миниатюрная белокурая женщина в скромном синем платье сидела, поджав под себя ноги, чуть в стороне ото всех. На коленях у нее лежала серебристая папка для бумаг. Слева и справа от женщины стояли старик с лицом, когда-то, наверное, приятным, но сейчас жутко изуродованным свежими шрамами, и юноша не старше семнадцати. Мужчины были раздеты по пояс, их жилистые, крепкие тела украшала странная, но не отталкивающая раскраска из белых, синих и черных полос. Старик держал в руках барабан – очень древний на вид. Длинный деревянный бочонок музыкального инструмента был украшен медными гвоздиками, старинная кожа потемнела и потрескалась. У юноши через плечо на расшитом ремне висел длинный кожаный футляр – тоже старый и потемневший.

Камера вернулась к Уильяму Холлу. На лице капитана отразился немой вопрос. Получив откуда-то такой же беззвучный ответ, Билл кивнул и заговорил. Капитан назвал свое имя и объяснил, что он является командиром Ополчения Форт Холл. В 2075 году корпорация «Волт-Тек» поставила Совету Резервации ультиматум, потребовав уступить часть земель для строительства Убежища 31, в обмен на обещание в случае атомной войны укрыть в подземном городе всех Бэнноков, Пайюттов и Вашакайев. В тот же день его отец Том и старший сын, тоже Том, вернулись из очередного похода по диким местам штата, и Том младший рассказал отцу о видении, которое ему было даровано на вершине горы Путнам. Духи предупредили Тома о том, что атомная война неизбежна. Духи предсказали также предательство корпорации «Волт-Тек», которая не собиралась выполнять свою часть договора. В ту же ночь видение получили также Джим Мохонно, Элайджа Олосун, Маргарет Рассел и Чарльз Бакана.

Камера остановилась на каждом из перечисленных, (кроме, естественно, покойного Мохонно), зафиксировав подтверждающие кивки двух немолодых мужчин и одной женщины.

Тем временем, Билл продолжил свой рассказ. Он поведал о плане, придуманном Советом Резервации, о том, как закупались автомобили, как создавалось Ополчение Форт Холл и как оно готовилось к битве. Мисс Аканат, тем временем, показывала одно за другим лица собравшихся. Почти все они, за исключением, возможно, Хосе Монтгомери, были абсолютно спокойны. Каждый из присутствующих – уже слышал эту историю, а индейцы почти все приняли в ней участие. Расселу, Клепински, Янгу и Брауну Холлы поведали о, так сказать, сверхъестественной части событий во время долгих совещаний, подготовивших это собрание.

Как ни странно, легче всего принял рассказ о духах и видениях доктор Клепински. Пожилой джентльмен совершенно невозмутимо заметил, что он мало знаком с последними работами о мозге вообще и особенностях высшей нервной деятельности человека в частности, поэтому строить теории, или, наоборот, отметать услышанное с порога он не собирается. Ваша массовая галлюцинация, господа, привела вас в Убежище 31 и предотвратила одно из самых отвратительных преступлений против человечности (доктор Клепински был ознакомлен с содержанием серебристой папки и, как и Браун, признал документ абсолютно аутентичным). Собственно, если у вас снова возникнут подобные видения – милости прошу ко мне, я постараюсь помочь либо справиться с ними, либо исследовать их, как положено ученому. Что же касается запланированного вами мамбоджамбо, если оно поможет нам объединить людей и даст им цель, я готов хоть скакать голым с топором вокруг какого-нибудь столба. У вас есть план, господа, у меня его нет, а время, увы, выходит. Том Холл старший на это проворчал, что Белые, почему-то, постоянно сворачивают на пляски голяком вокруг столба. По его, Тома, мнению, лечиться нужно как раз им.

Браун долго мотал головой, ухал, разводил руками, чесал лысину и, в конце концов, признался, что по его мнению эти ваши видения – полный бред. Но если вы обещаете мне разделять призраков и физику с механикой, то, в конце концов, почему бы нет? Брауна заверили, что все разделяют, и Том Младший в подтверждение даже написал на листке уравнения Максвелла в дифференциальной форме, хотя и запнулся на законе индукции. В конце концов, духи – сами по себе, а журнал «Научная Америка» - сам по себе. Успокоенный Браун выразил полную поддержку плану Холлов и сказал, что, пожалуй, получить какое-нибудь имя в этом вашем индейском стиле будет даже приятно. Вот, кстати, мистер Холл, «Хозяин Машин» - это ему понравилось. Брауна заверили, что имя «Хозяин Машин» остается за ним, и вопрос был решен.

Янг просто сказал, что он – перекати поле. Родных у него здесь нет, а с теми, кто еще жив (ну, вернее, был жив до того, как все это началось), он давно не общался. И поскольку умирать ему совершенно не хочется, да и за своих людей он ощущает определенную ответственность – ради Бога, господа, ведите нас куда угодно. Может быть, у меня, наконец, появится хоть какая-то семья и хоть что-то свое в этой жизни.

Сложнее всего было убедить Рассела. Глубоко укоренившийся расизм сенатора не позволял ему даже подумать о том, чтобы признать старшинство Красных людей хоть в чем-то. К счастью, Рассел, при всей своей вере в превосходство Белой расы был умным и, по-своему, честным человеком. Билл спросил сенатора: как тот видит совместное сосуществование почти четырех тысяч индейцев и в два с половиной раза меньшего количество Белых, при том, что Белые, в отличие от Красных, изначально были разделены на невольных палачей и подопытных животных? Как он собирается организовать людей? После некоторого раздумья Рассел признался, что у него нет даже наметок плана, и в этом у Холлов, несомненно, преимущество. Но неужели вы, капитан, думаете, что наследие коренных американцев более подходит для строительства общества, чем тысячелетняя культура, на которой стоит подавляющее большинство жителей Америки? Билл ответил, что у коренных американцев общество, в общем, уже сложилось. Они, собственно, в Убежище 31 всем этим обществом и заехали. В то время как Белые по его мнению представляют собой собрание одиночек, никак не связанных друг с другом. В любом случае, то, что мы тут собираемся строить, будет внове и для многих наших соплеменников. У нас, знаете ли, тоже многие давно уже оторвались от корней. После долгого спора, когда Донована заверили, что построение традиционного общества отнюдь не предполагает отказ от знаний, культуры и даже выборности власти, принятой в Великой Америке (естественно, после того, как мы тут все наладим), сенатор сдался. К рассказам о пророчестве Рассел и вовсе отнесся спокойно. Он в молодости состоял в масонах, и хотя вышел из Великой Ложи Айдахо, сохранил уважительное отношение к мистицизму.

Остальных белых, присутствующих в зале, на сторону Плана Холла склонило согласие с этим замыслом неформальных вожаков их расы. Технический и научный персонал Убежища 31 привык доверять мнению Брауна и Клепински. На остальных произвело большое впечатление то, что сенатор Рассел выступил в поддержку объединения Белых и Красных людей. Впрочем, немалую роль сыграло и содержание серебристой папки, с которой всех оставшихся ознакомили за два часа до начала конференции.

Когда Билл дошел до рассказа о штурме Убежища, он на несколько секунд замолчал и склонил голову так, что бизоний рог, закрепленный во лбу его военного убора, показался клювом хищной птицы, а перья – растопыренным от ярости шейным оперением орла. Наконец, капитан поднял голову и сказал, что скорбит о потерях, которые понесли Белые и Красные люди в этом бою. Но, к счастью, они сражались даже не как воины, а как солдаты, а у солдат не принято хранить ненависть после заключения мира. Мы воевали храбро, и наш враг тоже был храбр. Никто не брал друг у друга трофеи, не снимал скальпы, не уродовал трупы. Это была война по правилам цивилизованных людей, а значит, для заключения мира нет препятствий. Солдаты резервации Форт Холл сражались за жизнь своего народа. Солдаты Убежища 31 выполняли свой долг. Это была честная битва.

Камера переехала на лицо Янга как раз вовремя, чтобы показать, как бывший второй заместитель начальника внутренней охраны Убежища 31 склонил голову, подтверждая слова капитана. Янг, конечно, мог бы сказать, что, в отличие от ополченцев, из внешней охраны уцелели лишь те, кто попал в плен, причем, в основном, ранеными. Уцелевшие отступили в холмы и, без сомнения, погибли при атомной бомбардировке. Но напоминать об этом в данный момент было глупо, бестактно, а, главное, бесполезно. Для всех будет лучше, если последний оставшийся офицер охраны признает, что битва была честной.

Билл Холл тем временем, продолжил свою речь. Он сказал, что в битве сражались лишь солдаты, но гражданские с обеих сторон не пролили ни капли крови. Если между людьми нет крови – нет причин для ненависти и вражды. Красные люди пришли в Убежище 31, осуществляя свое право, подтвержденное договором. Нас хотели обмануть, но в этот раз не получилось. Однако, придя в Убежище 31, люди резервации Форт Холл спасли не только себя. В кабине Контролера, мистера Эдвардса, был обнаружен документ, из которого следует, что после закрытия Убежища 31 над его жителями планировалось осуществить чудовищный эксперимент. Поведение мистера Эдвардса, свидетелем которому были мистер Янг и мистер Монтгомери (камера поочередно показала обоих Белых, один из которых кивнул в подтверждение спокойно, а второй - судорожно), подтвердило, что он действительно планировал осуществить этот план. И поскольку все Белые должны были стать либо жертвами, либо, пусть и невольными, но палачами, будет справедливо, если они услышат от начала и до конца, какая участь была для них уготована.

Камера переместилась на самый край аудитории, туда, где Мина Холл медленно поднялась со своего места. Плавным, неторопливым шагом женщина подошла к мужу, с поклоном подала ему папку и вернулась на свое место. Уильям Холл откинул в сторону серебряную крышку и начал медленно, тщательно выговаривая каждое слово, читать документ. Закончив несколько абзацев, капитан повернулся к Расселу и с коротким поклоном передал ему папку. Сенатор вынул из нагрудного кармана очки, надел их и звучным, хорошо поставленным, голосом, продолжил чтение. Прочитав свой кусок текста он повернулся направо, к Элайдже Олосуну, и, тоже слегка поклонившись, отдал ему документ.

Папка переходила от одного участника церемонии к другому, и каждый зачитывал свой кусок текста, словно подтверждая общее, согласное неприятие чудовищного замысла «Волт-Тек». Наконец, Хосе Монтгомери, чей голос уже почти не дрожал, прочитал последние строки: с датой, фамилиями и кодовыми номерами тех, кто передал Эдвардсу страшные инструкции. Мина подошла к молодому связисту, взяла папку и снова вернулась на свое место. Уильям Холл выдержал паузу и сказал, что сотрудники корпорации «Волт-Тек» Браун и Клепински подтверждают подлинность документа (Браун и Клепински молча кивнули). Уильям Холл посмотрел налево, затем направо, и, наконец, устремил взор прямо в камеру. Голос капитана стал громче, под округлым сводом пещеры он звучал, подобно грому. Билл сказал, что люди Форт Холл пришли в Убежище 31, спасая себя, но получилось так, что они спасли и Белых людей. Это не может быть простым совпадением. Там, за стальной дверью, мир умер. Миллиарды людей погибли в атомном огне, сгорели города, леса и поля. Исправить это нельзя. Но здесь, в этом подземном городе, мы – живы. У нас есть воздух, вода и пища. Мы можем жить, любить тех, кто нам дорог, растить детей. В видении, которое мне было дано, Птица Грома сказала, что Земля умрет и возродится. Я верю в это. Я верю потому, что знаю, как сильна жизнь, потому что видел, как всходит молодая поросль на месте сожженных напалмом лесов. И я верю потому, что убежден: Великий Дух, или Бог, не хочет нашей погибели. Птица Грома привела нас сюда, и этим мы сорвали злые замыслы людей, которые перестали быть людьми. Значит – мы можем выжить. Мы выживем и выйдем в новый мир, чтобы восстановить разрушенное и передать нашим потомкам новую Землю. Но это будет возможно лишь в одном случае – если мы забудем о наших различиях. Мы должны перестать быть Белыми, Красными и Черными. Больше не должно быть Бэнноков, Пайюттов, Вашакайев, американцев. Птица Грома сказала, что те, кто пойдут за мной – будут Шошонами. Я верю ей и принимаю ее слова. Я больше не Уильям Холл из народа Бэнноков. Я – Уильям Холл, вождь и солдат Новых Шошонов. Те, кто собрались со мной в этом зале думают так же. И чтобы закрепить наше решение, я прошу своего отца, Тома Холла, и своего сына, Тома Холла, начать церемонию Священной Трубки, Трубки Мира!

Уильям Холл поднял руки и лицо к потолку, и, одновременно с этим по пещере прокатился первый удар барабана. Камера снова повернулась к Мине и Томам Холлам. Женщина, не шелохнувшись, сидела на месте. Старик опустился на пол рядом с ней и мерно бил в барабан. Том Холл младший медленно снял с плеча футляр и вынул из него древнюю, украшенную облезлыми перьями, трубку. Опустившись на колени, юноша поднес священный предмет ко лбу, затем поднял его вверх, туда, где, если бы все происходило под открытым небом, было бы солнце. Трижды повторив этот жест, Том провел трубкой перед собой, показывая ее людям. Быстро набив трубку, молодой шаман вынул из футляра трут и огниво и с первого же удара добыл огонь. Раскурив трубку, юноша вынул из кармана пластиковую бутылку и кусок марли, ловко открыл сосуд одной рукой и, смочив бинт, аккуратно протер мундштук.

Надо сказать, старый Том яростно протестовал против такой профанации, но доктор Клепински настоял на своем, сказав, что духи – духами, а вот нахватать друг от друга всяких инфекций через трубку можно моментально. И раз уж мы говорим о том, что наше новое общество объединяет лучшее из двух культур, я полагаю, элементарная гигиена не оскорбит ни вашего Великого Орла, ни Маниту, ни Всевышнего. Мы ведь будем новым народом, не так ли? Значит, нет ничего страшного в том, что и ритуалы у нас будут немного новые. Главное – это наша искренность. И, поверьте мне, дорогой мистер Том Холл, я стану в сто раз искреннее приветствовать эту красивую церемонию и все, что она олицетворяет, если буду уверен, что в результате никто не подхватит от кого-нибудь герпес или просто простуду. После некоторого размышления Том Холл нехотя признал, что в словах старого врача есть свой резон и справедливость.

Держа трубку перед собой, Том Холл подошел к отцу. Опустившись на колени, юноша обеими руками протянул трубку Уильяму Холлу. Капитан принял священный предмет, поднял его вверх, затем осторожно поднес ко рту и сделал затяжку. Глубоко вдохнув дым, мягкий от трав, которые добавили к табаку шаманы, Билл закрыл глаза и обратился с короткой молитвой к Птице Грома. Капитан благодарил духа, где бы тот сейчас ни находился, и просил передать также его глубокую благодарность Тому, Кто Сотворил Этот Мир. И еще он просил у них обоих прощения, за то, что люди так поступили с Землей. Это не его, Билла Холла, вина, но он тоже человек, и поэтому просит прощения. Открыв глаза, Билл выдохнул дым и вернул трубку сыну. Том снова протер мундштук и, передвинувшись вправо, с поклоном протянул трубку Расселу. Мгновение, сенатор глядел на юношу, словно размышляя о выборе, который ему предстояло сделать. Наконец, мягко кивнув, Донован Рассел обеими руками принял трубку. Подняв ее к каменному «небу», сенатор глубоко затянулся, затем выпустил дым изо рта и с поклоном вернул священный предмет молодому шаману.

Стук барабана стал чаще, и в тишине зала разнесся громкий крик: «Ай-я!». Голос Тома Старшего: сильный, и по-своему, красивый, отражался от стен и свода, перекрывая шум вытяжных вентиляторов и придавая пению старого шамана странное, поистине магическое, звучание:

А-хэй-ва-а-ай-ска-хай-я!
Люди, смотрите на меня!
А-хэй-ва-а-ай-ска-хай-я!
Люди, смотрите на меня!

Агвай-го-тока-анда-то-хай!
Медведь сидит справа от меня!
Та-го-вай-кха-ска-то-хай!
Бизон стоит слева от меня!

Горы вдали – я поднимусь на вершину!
На вершину горы, где молнии бьют в камень!
Там небо достает до земли!
Молния – палица неба!

Гром – барабан неба!
Птица Грома раскрывает крылья!
Над горами, лесами!
Над синей рекой, что течет извиваясь!

Над всеми людьми!

А-хэй-ва-а-ай-ска-хай-я!
Люди, смотрите на меня!
А-хэй-ва-а-ай-ска-хай-я!
Люди, смотрите на меня!

Молодой Том Холл перевел песню хорошо, и, с согласия деда, изменил последние куплеты. Старый шаман пел о том, что воины вернулись из похода, из далеких стран, но не нашли дома мира. Война пришла за ними, потому что война никогда не меняется. Страшный огонь, созданный людьми, убил Землю. Но под пеплом сохранились семена, и за стальной дверью выжили люди. Белые, Красные, Черные – мы теперь один народ. Наша кожа – разного цвета, но кровь у каждого красная. Пусть молодые люди смешают кровь разных племен, чтобы родился великий народ. Пусть старшие передадут им мудрость и знания. Я не знаю, увижу ли солнце над головой, но вы, дети мои, внуки мои, должны его увидеть!

Том старший пел долго. Его пения как раз хватило на то, чтобы Том младший обошел с трубкой весь зал, дважды сменив заправку. Наконец молодой шаман вышел на середину, ловко выбил трубку о каблук и показал ее всем присутствующим. Затем, трижды подняв священный предмет вверх, Том младший убрал его в футляр и вернулся на свое место. Том старший как раз закончил последний куплет и отложил барабан в сторону. В зале воцарилась тишина. Наконец Уильям Холл поднял руку и сказал, что для Совета Убежища 31 церемония окончена. Теперь все, кто здесь собрался – один народ. Но церемония Священной Трубки, Трубки Мира для всех людей, на этом не заканчивается. Мой сын, Том Холл, обойдет с нею все жилища нашего подземного города. Каждый, кто захочет присоединиться к нам, сможет выкурить эту трубку. Этот обряд – знак нашей доброй воли. Принимая трубку, мы признаем себя частью одного народа. Отныне мы живем, как одна семья, и даже если ссоримся, то как родственники, а не чуждые друг другу племена. Поэтому подумайте, принимать ли вам наше приглашение. Мы не будем держать обиду на тех, кто откажется. Может быть, в будущем они передумают.

Люди, которые собрались здесь – это Совет Убежища 31. Сейчас, когда все основные системы жизнеобеспечения запущены, мы начнем работу над приведением нашего дома в жилой вид. Нужно сделать очень много. Предстоит запустить мастерские и гидропонную ферму, построить новые общежития для молодежи, открыть школу и маленький колледж для юношей и девушек. Возможно, нам придется вырубить в скале новые помещения – наши горняки и инженеры говорят, что это возможно. Будет много работы. Через три месяца, когда все будет налажено, мы проведем выборы в новый совет. До тех пор я буду исполнять обязанности вождя. Так приказал мне перед смертью Джим Мохонно – Алекс Чуа и Хосе Монтгомери этому свидетели.

И последнее. Единственный гражданский, который погиб при штурме убежища – это Контролер Эдвардс. Мы расстреляли его, когда узнали, какой план он должен был осуществить. Я поклялся, что больше здесь никого не убьют без суда. Но это не значит, что если кто-то совершит преступление – он останется безнаказанным. Среди наших людей – и Белых, и Красных, есть юристы. Вместе они создадут свод законов для нашего народа. До тех пор судить будут члены Совета – этого, и тех, которые будут после. Я очень надеюсь, что такой работы у них не будет. Но если кто-то поднимет руку на ближнего своего – имейте в виду, мы будем судить по древнему правилу: «Око за око, зуб за зуб». Оно справедливо для всех людей: и Белых, и Красных, и Черных.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив