Injunz of Idaho. New Shoshones, Part VI.

bigfatcat19 — 25.09.2017 Билл отдавал себе отчет в том, что поднять на мятеж полторы сотни мужчин (хорошо, и восемь женщин) – это совсем не то же самое, что перетянуть на свою сторону трех лейтенантов. Народ резервации, конечно, не любил правительство Соединенных Содружеств, но одно дело – ругать вашингтонских кровососов в баре за бутылкой пива. За это, в общем, никакого наказания не полагается. А вот вооруженное восстание и захват собственности крупнейшей корпорации Америки, корпорации, как говорят, давно сросшейся с правящими кругами ССА – это совсем другое. Даже тот, кто хладнокровно расстреливал подбегающих смертников в городах Ближнего Востока, тот, кто высаживался на побережье Индонезии по пояс в акулах и крокодилах, тот, кто не моргнув глазом, снимал скальпы с канадских повстанцев, десять раз подумает, прежде чем решится на мятеж против самого могущественного государства планеты. Если вообще решится. Билл понимал, что хотя бы несколько бойцов обязательно выступят против его решения атаковать Убежище 31. И вот тогда ему точно придется стрелять в своих. Билл Холл не знал, как этого избежать. Остановив пикап и отключив атомную батарею, капитан несколько секунд сидел, вслушиваясь в тихий свист останавливающейся турбины. Даже перед десантом в Анкоридж он не чувствовал такой тоски и такого страха как сейчас, в родной резервации среди людей своей крови. Ну, по большей части, своей. Чистокровных индейцев в Форт Холл, как и в других резервациях, было очень мало.

Лейтенанты сидели тихо, уважая чувства своего командира. Наконец, Оливер Сайк похлопал капитана по плечу и сказал, что время уходит. Сиди – не сиди, все равно ведь придется выходить и делать так, как нужно сделать. От судьбы не уйдешь, Билл. Но мы все идем за тобой до конца, помни об этом. Жаль, что не было времени покурить – хотя бы сигарету. Сигарета, конечно, не трубка, но все равно полезно. Алекс вздохнул и добавил, что раз уж они все тут сразу опять стали краснокожими, то, пожалуй, томиться и размышлять действительно не к лицу. Насколько ему приходилось читать – предки были народ решительный. Военную пляску станцевали – и вперед, за скальпами. Давай, Билл, ты наш вождь в конце концов. Если кто-то схватится за оружие или попробует бежать, я сам его пристрелю. Майк промолчал, но ободряюще кивнул. Билл глубоко вздохнул и открыл дверь пикапа.

Когда командиры подошли к сложенному флагштоку, ополчение уже построилось в две шеренги. Как правило, коренные американцы не придавали значения внешним проявлениям дисциплины, характерным для американской армии. Во время учений они, обычно, собирались вокруг своего командира, чтобы тот объяснил им задачу на сегодняшний день, а потом расходились по отделениям и скрывались в зарослях. Но сегодня был особенный день. Сегодня их созывали в лагерь всеми возможными способами, включая сигнальные ракеты. Произошло что-то серьезное, и, отдавая дань уважения этой серьезности, бойцы построились, как в армии. Размеренным шагом Билл вышел на середину плаца. Оливер, Майк и Алекс прошли вдоль к строя, задавая вполголоса вопросы, после чего вернулись к капитану. В лагере было сто тридцать семь бойцов. Последние сорок минут никто не приехал, так что, наверное, это все, кто у них есть. Билл кивнул и подошел к стоявшему рядом с флагштоком полицейскому пикапу. Одним прыжком вскочив в кузов, капитан выпрямился и оглядел своих людей. Бэнноки, Пайютты и Вашакаи пристально смотрели на командира Ополчения резервации Форт Холл, ожидая, что он им скажет. Капитан был в гражданской одежде, а не в полицейской форме, и это само по себе казалось странным. Еще удивительнее было его оружие. Вместо положенного полицейскому десятимиллиметрового пистолета, на правом бедре Билла грозно торчал из кобуры «Рюгер-Гризли» пятидесятого калибра. Рукоять револьвера, вырезанная из моржового клыка, тускло поблескивала в лучах осеннего солнца. Капитан никогда не появлялся перед ополченцами, одетый не по форме. Все это выглядело очень странно и очень тревожно. Но тут Билл заговорил, и его неправильная одежда и неправильное оружие сразу оказались забыты, потому что у ополченцев появились куда более серьезные поводы для удивления и тревоги.

Капитан объявил, что с этого момента Ополчение резервации Форт Холл переводится на казарменное положение. С этой минуты никто не покидает лагерь без приказа. Телефоном, находящимся в штабной палатке, пользоваться запрещается. Каждый ополченец должен постоянно находиться со своим взводом. Отлучаться разрешается лишь по физиологической надобности или к медику, в обоих случаях поставив в известность своего командира. Оружие постоянно носить с собой – заряженное, на предохранителе.

Над строем повисла тишина. Люди лихорадочно обдумывали услышанное, пытаясь понять: что все это может значить. Ветер, с утра гулявший над равнинами Западного Айдахо, стих. Казалось, сама природа замерла в ожидании. И в эти минуты тягостного, звенящего молчания, Билл Холл изменил свой план. Изначально капитан хотел собрать сержантов в командирской палатке и перетянуть их на свою сторону так, как он проделал это с лейтенантами. Но сейчас, глядя на сто тридцать семь повернутых к нему лиц, Билл понял, что это все ерунда. Если кто-то из младших командиров откажется повиноваться, если ему придется стрелять в своих, то потом объяснить солдатам, как все произошло в командирской палатке и почему один из тех, кто должен был вести их в бой, убит своими товарищами, будет очень трудно. А если после этого еще объявить восстание против правительства – люди взбунтуются. Решать нужно все сразу. Билл положил руку на рукоять револьвера. Капитан даже не увидел – почувствовал, как напряглись бойцы Ополчения. Все они знали, что Билл Холл, несмотря на вежливость и привычки белого человека – мужчина крутого нрава. Все соглашались, что с того дня, как Совет Резервации разрешил компании «Волт-Тек» строить Убежище 31 на территории резервации Форт Холл, капитан очень изменился. Но пусть он стал жестче и опаснее, пусть иногда действительно казалось, будто из-за плеча Билла смотрит кто-то еще, до этой минуты никто не мог представить начальника резервационной полиции стреляющим в кого-то из своих людей. И все же сейчас капитан стоял в кузове пикапа, положив руку на рукоять тяжелого револьвера, пули которого разрывали пополам коровью ногу, и лицо у командира Ополчения было очень серьезное. Но люди не успели как следует обдумать этот страшный жест капитана. Билл заговорил снова, и теперь всем стало по-настоящему жутко. По сравнению с этими словами странные приказы и рука на револьвере не значили абсолютно ничего. Билл Холл, ни много ни мало, сказал своим людям, что завтра начнется атомная война. Белые жители убежища уже сегодня отправятся под землю, чтобы за стальной дверью переждать ядерный апокалипсис. Но народ резервации приглашения идти в убежище не получил. Корпорация «Волт-Тек» предала Шошонов Форт Холл. Поэтому он, Билл Холл, начальник Резервационной Полиции и командир Ополчения резервации Форт Холл принял решение. Они не позволят корпорации бросить народы Бэнноков, Пайюттов и Вашакая на верную смерть. Воины Ополчения силой проложат путь в подземный город для своих родных и близких

Когда капитан закончил свою речь, тишина стала просто оглушающей. Молчали люди, молчал ветер, даже лягушки и комары в устье ручья рядом с лагерем, кажется, затихли на минуту. Капитан знал, что все решится в ближайшие мгновения. В любом выступлении очень важно, кто первым выкрикнет призыв к мятежу. Если это будет уважаемый человек, пользующийся авторитетом среди своих товарищей, то даже его смерть не остановит восстания. Скорее, наоборот, разгневанная толпа, забыв страх и неуверенность, пойдет вперед, чтобы растерзать убийцу. Если против капитана выступит какой-нибудь почтенный ветеран, у капитана останется единственный выход – перекричать мятежника, задавить его своей убежденностью, уверенностью, силой того, что старый Том Холл называл Посланное Духами, Great Medicine. В этом отношении индейцы не слишком отличаются от белых – и у них тоже хороший оратор может настоять на своем, заставить людей слушать его и верить ему. Все решится сейчас. Капитан переводил взгляд с одного ошарашенного, испуганного лица на другое. Билл чувствовал себя странно. Напряжение последних недель куда-то ушло, голова стала легкой, а мысли ясными. Капитан видел страх и непонимание своих людей, но вместе с тем ощущал странную уверенность в своих силах. Он чувствовал, что эта уверенность передается его лейтенантам, стоящим рядом с машиной. Вот Оливер сложил руки на груди и откинул голову назад, всем своим видом показывая, насколько ему все равно, с кем сражаться: хоть с охраной «Волт-Тек», хоть с Национальной Гвардией, хоть с правительством Соединенных Содружеств. Вот Алекс положил свой «Кольт-Вессон» на сгиб левого локтя, давая понять, что не считает построившихся перед ним бойцов угрозой, которую нужно отражать силой оружия. Вот Майк прислонился спиной к борту машины и снисходительно рассматривает ополченцев, как если бы они были пьяными гуляками в баре его племянника, где лейтенант иногда помогал вышибале навести порядок в субботу вечером, если мужчины слишком уж расходились. Глаза Билла, и без того узкие, превратились в две щелочки. Капитан смотрел на своих бойцов и в этот раз сам чувствовал: за его спиной стоит кто-то еще. Где-то бесконечно далеко, так, что слышал он один, зазвучали раскаты грома. Слабо, так, что почуял лишь капитан Холл, в воздухе запахло озоном. Еле заметно шелохнулся воздух, встревоженный огромными невидимыми крыльями. И в эти мгновения капитан понял, что он навсегда уходит с дороги Белого Человека, становясь Человеком Красным. Птица Грома стояла за его спиной, и пусть ее никто не видел, Билл Холл, сын Тома Холла, знал – она здесь. Странное дело, это никак не повлияло на способность капитана воспринимать окружающую действительность, думать и принимать решения. Белые говорят: «Если ты говоришь с Богом – значит, ты молишься. Если Бог тебе отвечает – значит, ты сошел с ума». Наверное, для Белых это справедливо. Люди, которым по их словам Бог что-то приказывает, отличаются странным единообразием в описании этих инструкций. Как правило, Бог велит им сделать какую-то глупость, нередко - кого-то убить или что-то разрушить. У индейцев другой подход к взаимоотношениям с духами. Великий Отец, не тот, который в Вашингтоне, а Duma Appah - Дух Мира, дал жизнь всему живому, поэтому он заслуживает благодарности. В этом он не отличается от Бога белых людей. Духи населяют воздух, землю и воду. Если кто-то ищет у них совета – он должен поститься и не спать несколько суток. Можно еще поесть пейота, но отец Том говорит, что это легкий путь, а легкий путь не бывает правильным. Духи могут говорить с человеком, предложить защиту, дать совет, но иногда назначают за это цену. Платить или нет – решать тому, кто ищет помощи. Решает всегда человек, ведь это ему жить с последствиями такого решения. Некоторые духи слабы – они и откликаются чаще. Сильные духи говорят редко, и их речи не всегда нравятся людям. Птица Грома – сильнее всех, и, как говорит Том Холл, она не давала о себе знать десятки лет. Но раньше, когда Птица Грома еще являлась людям, ее советы всегда были на добро детям разных племен. Она вела по тропе славы, но не давала удачи в набегах. Она помогала стать сильными, но не отдавала врагов в руки молившегося. И Птица Грома никогда не назначала кровавую цену за свои советы. Птица Грома сообщила Шошонам о том, что грядет великая война, в которой погибнет все живое. Она предупредила о предательстве «Волт-Тек». Но как поступать с этими предупреждениями – решали уже сами люди. Капитан смотрел на своих бойцов и знал – у него хватит сил и слов подавить любое сопротивление. Билл Холл принял Птицу Грома в свое сердце, он взял ее силу для того, чтобы спасти свой народ…

В этот момент высокие и смелые размышления капитана были самым бесцеремонным образом прерваны. Молодой Бэннок с винтовкой в руке вышел из строя и, наставив палец на Билла Холла, принялся обличать его безумие и измену. Капитан вздохнул с облегчением. Он знал этого высокого, полноватого юношу. Джим Сайяхак был ярким примером того, что Великий Отец иногда любит подшутить над своими детьми. Джим с детства мечтал о военной службе, сражениях и подвигах. Толстый и болезненный, он, тем не менее, упорно тренировался, и к восемнадцати годам приобрел физическую форму, позволившую пройти тесты на армейском вербовочном пункте… Только для того, чтобы через пять месяцев быть демобилизованным из-за внезапно открывшейся астмы. Джим вернулся в резервацию и попытался устроиться в полицию, но там, к счастью, не было свободных вакансий. Биллу не хотелось давать пистолет и значок парню, который не избыл свое стремление совершать подвиги на настоящей войне. От таких в полиции одни неприятности. Джим устроился работать на ферму, и когда был объявлен набор в Ополчение явился на сборный пункт одним из первых. У Билла рука не поднялась вычеркнуть парня из списков, и Сайяхак попал в роту к Оливеру Сайку. Восторженный характер Джима, его уверенность, что в Ополчении он защищает Америку от коммунизма, вызывали неизменные насмешки людей, побывавших на настоящей войне, впрочем, Сайяхак к насмешкам был глух. Сейчас он кричал, что капитан предал Америку и ведет народ Форт Холл к гибели. Капитан был почти благодарен мальчишке. Первый выстрел возможного мятежа оказался холостым. Билл уже набрал в легкие воздуха, готовясь заткнуть Джима одной правильной фразой, которую следовало прореветь на пределе голосовых связок, когда из строя вышел второй боец. Этот Шошон был совсем не похож на мальчишку Сайяхака. Кряжистый, приземистый, крепко за тридцать, Вик Хаггард был одним из тех любителей заложить за воротник, что избавились от вредной привычки из-за того, что «Биллу Холлу не нравится, когда его люди пьют». Резко выдохнув, капитан выругался про себя, взялся за рукоять револьвера и положил большой палец на курок. Грубый, драчливый бездельник, Хаггард был не из тех, кто пользуется уважением и авторитетом в обычной, мирной жизни. Но в моменты кризиса, когда на карту поставлена жизнь, такие забияки нередко ведут за собой людей. Билл часто думал, как много выиграла бы армия ССА и резервация Форт Холл, если бы армейские медики закрыли глаза на отсутствие на левой руке Вика двух пальцев, отрубленных мачете солдадо в Венесуэле. Хаггард был много опаснее Сайяхака. Если сейчас он призовет бойцов Ополчения выступить против капитана – придется стрелять, и тогда неизвестно, чем все кончится… Вик шагнул к Джиму и стволом винтовки подсек ноги молодого оратора. Сайяхак неуклюже взмахнул руками и, выронив карабин, рухнул на землю. Прежде, чем он успел подняться, окованный латунью затыльник винтовки Вика опустился юноше на темя, и Джим рухнул, как подкошенный. Вик повернулся к солдатам и, сплюнув, заговорил. Билл осторожно спустил курок револьвера и убрал руку с кобуры. Похоже, нужда в стрельбе отпала. Во время мятежа люди склонны слушать самых решительных из своих товарищей. Вику в решительности отказать было нельзя – последние пять лет ее последствия регулярно ощущали на своих физиономиях те, кто спорил с пьяным Хаггардом в баре. Щедро разбавляя свою речь дикой руганью, Вик обратился к товарищам, призывая их вспомнить, как часто белые обманывали индейцев за последние двести с лишним лет. Вы, чертовый ковырятели из Невады, и вы, конелюбы, разве не почувствовали это на своей шкуре пять лет назад? Или вы все и впрямь думали, что у Совета был какой-то выбор с «Волт-Тек»? Вот так прямо могли взять и сказать: «Пошли вон, ноги вашей не будет в Форт Холл»? Совет принял их предложение при условии, что нас пустят в убежище. Мы все потеснились, хотя куда уж дальше. И теперь они не хотят нас туда пускать. И что в этом удивительного? Сто пятьдесят лет назад нас не пустили бы ни в один бар или ресторан Бойсе. Когда начнут падать бомбы, мы останемся здесь, на поверхности. С чего я взял, что они начнут падать? Да вы сами подумайте, идиоты, кто будет шутить такими вещами, как захват убежища? Для чего это капитану? Конечно, он знает про то, что начнется война. Не зря же этот паренек из «Волт-Тек» увивается, я хотел сказать: «ухаживает» за его племянницей. Да черт бы вас побрал, неужели вы сами не видите, что наш капитан – он непростой человек?

Билл только рот раскрыл. Птица Грома в очередной раз показала, что она на его стороне. Вик высказал бойцам Ополчения то, что собирался сказать сам капитан. Но когда такие вещи говорит человек, призывающий к восстанию против правительства – это одно. А когда - один из ваших же товарищей, человек грубый, но смелый и в грош не ставящий авторитеты – это совсем другое. Билл видел, что бойцы Ополчения колеблются. Если бы все эти люди жили спокойной, размеренной жизнью: работали, растили детей, уверенные, что смогут им передать дом и дело, откладывали на старость, поднять их на мятеж не смог бы даже Сидящий Бык или Текумсе. Но все последние пять лет Шошонов переселяли, теснили, выгоняли из домов, лишали работы. Их накопления пожирала инфляция. Их дети уже сейчас ходили в переполненные школы, и, если так пойдет дальше, вряд ли могли на что-то рассчитывать в этой жизни. Шошоны резервации Форт Холл и так были на грани взрыва, их останавливало лишь ощущение полной бесполезности любых выступлений. Последний обман мог стать соломинкой, сломавшей спину верблюду. Единственное, во что люди резервации Форт Холл не могли поверить сразу – это в то, что завтра начнется война, после которой их мир перестанет существовать… Это просто не укладывалось в голове. В конце концов, может быть капитан ошибся?

Именно в этот момент в штабной палатке зазвонил телефон. Дежурный – молодой ополченец Пайютт – выскочил наружу и, подбежав к командиру, отрапортовал, что западный пост на въезде в резервацию сообщает о прибытии первых машин с жителями убежища, безопасный проезд которых через резервацию Форт Холл должна обеспечит местная полиция… Билл выслушал дежурного и, повернувшись к бойцам, громко спросил: остались ли у кого-то еще вопросы? Разумеется, у людей, живущих стабильной, спокойной жизнью, была бы масса вопросов, но мы эту тему уже освещали и пересказывать второй раз не видим смысла. Разумеется, если рассуждать здраво, бойцы Ополчения всего лишь получили подтверждение того, что «Волт-Тек» отправляет белых жителей Убежища 31 под землю, в то время как шошоны остаются на поверхности. Это вполне могло означать предательство, но совсем не обязательно – близкую атомную войну. Но когда людям довелось пережить столько, сколько пережили жители резервации Форт Холл, они теряют возможность рассуждать здраво. Солдаты сломали ряды и окружили машину, на которой стоял Билл. Мужчины (и восемь женщин, да), потрясали оружием и кричали. Разгневанные индейцы могут кричать очень громко, поэтому некоторое время над лагерем стоял дикий ор, смысл которого сводился к тому, что сколько же можно терпеть, капитан, мы с тобой, веди, а можно позвонить моему племяннику Хаке в Калифорнию, предупредить? Выждав полминуты, капитан поднял руку. Подчиняясь команде, солдаты постепенно успокоились. Глубоко вздохнув, Билл начал говорить. Во-первых, на убежище мы пойдем не прямо сейчас, а ближе к ночи, так им будет труднее нас перестрелять. Во-вторых, план подготовлен уже давно, мы знали о готовящемся предательстве. Для чего, как вы думаете, покупались все эти грузовики и автобусы. Откуда знали? Расскажу ближе к вечеру. В-третьих – да, мы возьмем с собой всех, кто есть в резервации, все эти учения устраивали не зря. И в-четвертых – позвонить будет можно, но тоже ближе к вечеру. Этого будет достаточно, чтобы уехать из города и найти укрытие, а сюда он все равно, как ни крути, не успеет, даже самолетом. Солдаты слушали капитана молча, и в их глазах Билл видел, во-первых, надежду, а во-вторых – безоглядную готовность сделать все, чтобы спасти свою семью, своих соседей, свое племя. Даже не племя – народ. Теперь важно было занять их делом прежде, чем люди опомнятся и зададут себе главный вопрос: разумно ли ставить на кон свою жизнь лишь из-за того, что какие-то белые отправляются жить в подземелье, а тебя туда пока не позвали?

Первым делом Билл приказал Оливеру взять взвод своей роты и отправиться к Бэнноку на восемьдесят шестое шоссе, чтобы встретить машины с поселенцами. Бери первый взвод, в нем люди постарше, семейные. Они вряд ли выкинут какую-нибудь глупость. Это только первая группа, будут еще, но их мы пока задержим, а этих вы сопроводите прямо к воротам. Вам не нужно с ними разговаривать, это сделают мои ребята из полиции, вы просто будете ехать впереди колонны и в хвосте.





Возьми вот эти четыре пикапа. Нет, у ворот тоже ни с кем не говори. И Мику, моему депьюти, просто скажешь, что я вас прислал в качестве дополнительного охранения, из-за того, что народ в резервации настроен не слишком дружелюбно. Мне нужно, чтобы у ворот привыкли к тому, что вооруженные ополченцы постоянно находятся поблизости. Как только сопроводишь – возвращайся сюда. Никуда не заезжайте, ни с кем не разговаривайте. Не пытайтесь никого предупредить – мы будем вывозить людей ночью, всех сразу, и лучше будет, если они до последнего момента не будут ничего знать. И вот еще что. Если кто-то из твоих попытается бежать… Ты, знаешь, что делать. Мы оба идем дорогой Красного Человека, Оливер, а это значит, поступать мы должны соответственно. Сайк молча кивнул, пожал руку командиру и отправился собирать своих людей.

Как только Оливер покинул лагерь, Билл приказал Майку расставить часовых из самых надежных людей и особенно внимательно следить за машинами. Лагерь располагался на ровном открытом месте, и всякий, кто попытался бы сбежать, был бы замечен сразу же. Капитан не мог допустить, чтобы его план рухнул из-за того, что у кого-то сдали нервы или вернулась возможность рассуждать логически, как это делают белые. Затем Билл собрал в одном из трейлеров командиров и, выложив на металлический стол план резервации с довольно точно нанесенной от руки схемой строительной площадки убежища, начал объяснять план эвакуации. На предыдущих учениях по сигналу тревоги люди собирались в Бэнноке, Форт Холл и Гибсоне. Не забудьте, несколько семей живет в на северной окраине Покателло. Сирены слышно за пределами резервации, так что они двинутся к въезду по пятнадцатому шоссе – Алекс, ты выдвинешь им навстречу свой взвод. Каждая группа будет обеспечена транспортом – об этом позаботится Мохонно, и охраной – это наша работа. Дальше мы отправляемся к южному въезду на площадку убежища и прорываем ворота: здесь и здесь. При этих словах сержанты начали переглядываться, и Алекс выразил общее сомнение, напомнив капитану, что въезд, как и весь периметр, в сущности, прикрыт блоками боевых турелей, причем помимо привычных, с пулеметами, там совершенно точно есть лазерные. Помнишь четыре месяца назад хиппи из Айдахо Фоллз пытались устроить демонстрацию прямо на территории убежища? Двоих ведь собирали совочком в коробки из-под ботинок. Охранников, конечно, меньше, чем нас, но с турелям там и десяток отобьется. Билл кивнул и сказал, что турели им отключат. Алекс поднял бровь и спросил: Ричард? Капитан подтвердил и, предупреждая вопросы, сказал, что этому парню он верит. Майк протянул, что тут ведь вопрос не столько в вере, сколько в том: справится ли паренек? А то вдруг его раскроют и пристрелят, а мы полезем на пулеметы и лазеры? Может быть лучше попробовать объехать по той горной дороге и пробить забор? Там по нам будет стрелять от силы пара пулеметов. Билл пожал плечами и сказал, что заранее, конечно, сказать нельзя, но ведь выбора у них все равно нет. Это единственный въезд, по которому можно провести грузовики и автобусы, по горной грунтовке пройдут разве что пикапы. У нас будет пара сотен автомобилей, как минимум, так что другой дорогой мы идти не можем. После того, как начнется заваруха, у нас будет от силы десять минут, чтобы преодолеть две мили до железного шлюза и захватить его, прежде чем внутри перезагрузят компьютер и дадут команду на закрытие. Все, конечно, висит на волоске, но мы можем это сделать. А если не сделаем, то, когда упадут бомбы, мы все, и наши дети, и родители – все Шошоны, сгорят в атомном огне. Некоторое время воины молчали, потом самый молодой из сержантов негромко сказал, что ведь другие-то люди точно сгорят. И в Покателло, и в других городах… Билл кивнул и ответил, что им они ничем помочь не могут. Задача Ополчения резервации Форт Холл – спасти народ Шошонов. Молодой сержант сказал, что ведь можно хотя бы предупредить… Билл посмотрел на юношу, и тот умолк. Сержант слышал эту поговорку, что, мол, когда Билл Холл смотрит – бывает, что он смотрит не один. Но одно дело – слышать, и совсем другое самому встретить этот страшный взгляд немигающих узких глаз. Подождав, пока молодой сержант отведет глаза, Билл объяснил: если они начнут шуметь и предупреждать, сюда мигом приедет ФБР, дня не пройдет. И тогда весь их замысел пойдет свинье под хвост. Это первое. А второе – парень, как ты сам-то это себе представляешь: предупредить целый штат, содружество, страну? Ты хоть понимаешь, что от нас будут отмахиваться, как от сумасшедших в лучшем случае, и как от врагов государства – в худшем? Мы идем против корпорации «Волт-Тек», а это значит – против правительства Соединенных Содружеств. Довольно с нас и этого. Мы спасем тех, кого можем спасти. Понятно? Молодой человек мрачно кивнул. Было видно, что, с одной стороны, ему очень не нравится логика Билла, а с другой стороны, он достаточно взрослый, чтобы понять ее справедливость. Билл снова повернулся к карте. У них не было времени отработать все на учениях, поэтому он добьется хотя бы того, чтобы каждый командир взвода и роты знал свою роль наизусть. Снова и снова Билл повторял план нападения, заставляя сержантов и лейтенантов проговаривать свою задачу. Командиры записывали контрольное время для каждого пункта, сигналы, наносили на свои карты маршруты. В который раз Билл остро пожалел, что им не выдали со склада Национальной Гвардии хотя бы пару электронных планшетов. Эти устройства, пусть и довольно громоздкие, хранили в своей памяти сотни электронных карт – примитивных, но точных. Убедившись, что план прорыва сквозь периметр и захвата ворот все уяснили надежно, капитан посмотрел на часы. Стрелки показывали двадцать минут второго.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив