Индиго.


Вот так живешь, живешь, бездуховный и приземленный, что-то там покупаешь в экономическом супермаркете, чешешься, икаешь, ешь после шести (утра и вечера) холодные котлеты прямо руками из сковородки, чихаешь, даже пукаешь, кто без греха, рассматриваешь всякую похабень и голобабие в этих ваших интернетах, ковыряя при этом в носу, удовлетворяешь либидо, борешься с мортидо, влачишь бодрое обывательское существование, и не очень то влачишь, а даже наслаждаешься сим нехитрым процессом: жить жизнью.
И вдруг кто-то там наверху делает тебе: по спине лопатой - на!
И даже не лопатой, а ангельским крылом, что, доложу я вам, гораздо хуже с точки зрения убойной силы.
Сегодня в шесть вечера кончились у меня сигареты. Дай, думаю, схожу в ларек, а заодно выкину скопившиеся с выходных пивные бутылки и прочее барахло, вынул из ведра пакетик мусорный, оделся, ну и пошаркал себе.
Жара, май, птички, голубое небо, облачка редкие, благодать. Иду, никого не трогаю. В пакетике бутылки весело позвякивают.
Прямо у помойных баков слышу звук свирели нежный. И вижу картину:
За мусорными баками на засранном пятачке двора, среди семечной шелухи, гопницкой скамеечки и прочих свинцовых мерзостей бытия стоят мальчик и девочка.
Обоим лет по десять, чем-то они были неуловимо похожи, скорее не внешне, а чем-то иным, иным. Я только потом понял - чем...
Оба крайне, подчеркнуто чистенькие. Девочка тоненькая, березонька, коса белокурая на спине, черная юбочка-миди, гольфики, белоснежная блузочка с ришелье, держит у губ явно дорогую, профессиональную деревянную флейту. На губах легкая полуулыбка.
И играет, лапушка моя, очень верно и красиво "Оду к радости".
Мальчик такой же чистенький, светлоголовый, одни глаза и коленки - синие брючки, жилетик, белоснежная рубашка, стоит напротив нее, развернув, как на пюпитре ноты в кожаной папке. Та же полуулыбка, как в зеркале, блаженная, мечтательная.
Рядом с ними лежат школьные рюкзачки, вполне современные, с какими то мультяшными наклейками.
Вокруг зелень, над ними - небесная голубизна и неяркое вечернее солнце.
Я даже постеснялся выбросить бутылки в бак - брякнет, неудобно как то. И даже замер - но честное слово, не более, чем секунд на десять.
Уставился на них, как наверное старый козел на ангелов.
И вдруг, оба ребенка, как по команде поворачивают головы и смотрят на меня прямо в упор.
Глаза такие прозрачные, остановившиеся, совершенно не соответствующие вот этим чарующим полуулыбкам и тут я понял, чем они схожи - выражением личиков.
Коктейль из нереального высокомерия, легкой брезгливости, ханжеской псевдожалости, как у инфантов, подающих грошик бомжу.
Я как со стороны себя увидел их прозрачными глазками - рожа мятая, припухшая, нечесаный, в несвежей рубашке и потертой джинсе, с мусорным пакетом, набитом бутылками, в раздолбанных кроссовках-говнодавах.
Хотя я сильно подозреваю, что если бы я был в дизайнерском костюме за шесть кусков евро, при швейцарских часах и выбрасывал бы не пустые баттлы из под "Лёвенброй", а тару из под "Хенесси" и "Ксенты", то дальнейшее произошло ровно так же, как и произошло.
Девочка продолжает играть. А светлоголовый мальчик, не меняя выражения лица, все на той же полуулыбке елейно и с очень подчеркнутой дикцией произносит (клянусь, ваша честь, я никогда не слышал таких интонации у маленьких детей) :
- Иди-те отсю-да.
Честно сказать я от них ломанулся, бежал аж до следующего двора. Как будто сработал инстинкт самосохранения. Я не страх испытал, не стыд. Другое. А вот что - не могу сказать. Пока что не могу.
А спину мне неслась все та же нежная волшебная флейта Бетховена.
"Обнимитесь миллионы...."
Вернулся, отпился холодным чаем.
Красивые у этой оды слова.
Очень красивые.
"Видеть Бога херувиму,
Сладострастие червю."
Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм.
Ты сближаешь без усилья
Всех разрозненных враждой,
Там, где ты раскинешь крылья,
Люди — братья меж собой.
Хор
Обнимитесь, миллионы!
Слейтесь в радости одной!
Там, над звёздною страной, -
Бог, в любви пресуществлённый!
Кто сберёг в житейской вьюге
Дружбу друга своего,
Верен был своей подруге, -
Влейся в наше торжество!
Кто презрел в земной юдоли
Теплоту душевных уз,
Тот в слезах, по доброй воле,
Пусть покинет наш союз!
Хор
Всё, что в мире обитает,
Вечной дружбе присягай!
Путь её в надзвездный край,
Где Неведомый витает.
Мать-природа всё живое
Соком радости поит,
Всем даёт своей рукою
Долю счастья без обид.
Нам лозу и взор любимой,
Друга верного в бою,
Видеть Бога херувиму,
Сладострастие червю.
Хор
Ниц простерлись вы в смиренье?
Мир! Ты видишь Божество?
Выше звёзд ищи Его;
В небесах Его селенья.
Радость двигает колёса
Вечных мировых часов.
Свет рождает из хаоса,
Плод рождает из цветов.
С мировым круговоротом
Состязаясь в быстроте,
Видит солнца в звездочётам
Недоступной высоте.
Хор
Как светила по орбите,
Как герой на смертный бой,
Братья, в путь идите свой,
Смело, с радостью идите!
С ней мудрец читает сферы,
Пишет правды письмена,
На крутых высотах веры
Страстотерпца ждёт она.
Там парят её знамёна
Средь сияющих светил,
Здесь стоит она склонённой
У разверзшихся могил.
Хор
Выше огненных созвездий,
Братья, есть блаженный мир,
Претерпи, кто слаб и сир, -
Там награда и возмездье!
Не нужны богам рыданья!
Будем равны им в одном:
К общей чаше ликованья
Всех скорбящих созовём.
Прочь и распри и угрозы!
Не считай врагу обид!
Пусть его не душат слёзы
И печаль не тяготит.
Хор
В пламя, книга долговая!
Мир и радость — путь из тьмы.
Братья, как судили мы,
Судит Бог в надзвёздном крае.
Радость льётся по бокалам,
Золотая кровь лозы,
Дарит кротость каннибалам,
Робким силу в час грозы.
Братья, встаньте, — пусть, играя,
Брызжет пена выше звёзд!
Выше, чаша круговая!
Духу света этот тост!
Хор
Вознесём Ему хваленья
С хором ангелов и звёзд.
Духу света этот тост!
Ввысь, в надзвездные селенья!
Стойкость в муке нестерпимой,
Помощь тем, кто угнетён,
Сила клятвы нерушимой -
Вот священный наш закон!
Гордость пред лицом тирана
(Пусть то жизни стоит нам),
Смерть служителям обмана,
Слава праведным делам!
Хор
Братья, в тесный круг сомкнитесь
И над чашею с вином
Слово соблюдать во всём
Звёздным Судиёй клянитесь!