...и о культуре
chipka_ne — 07.03.2019Пора уже тэг заводить «Шаарей Цедек», но погожу пока, потому что надеюсь, что нас всё-таки оттуда выпишут. Хотя ещё один шабат придётся провести там — а свободных комнат в Яд Сара на этот раз нет... Но погода обещает смениться на весеннюю, так что погостим в Рамат Бейт-а-Керем — заодно и пройдёмся.
Когда оптимизма убавляется, то троллям, разбрасывающим осколки кривого зеркала, наступает раздолье — глаза и уши сами навстречу подставляются.
Сегодня утром ждала врача поговорить и невольно стала свидетельницей её разговора с другой посетительницей, по другому поводу. Нет, не подслушивала специально — разговор был не в закрытой комнате, а в коридоре на общем ресепшене, где постоянно народ толчётся и всё прекрасно слышно, а понимают тут многочисленные мимо проходящие и рядом ожидающие на всех языках, включая русский, амхарский и арабский.
— Понимаете, — говорила посетительница, — его некуда в таком
состоянии выписывать, вот НЕКУДА и, главное, НЕ К КОМУ — мы сейчас
хлопочем, чтобы куда-то его устроить, но на это время нужно.
— А дети? спросила врач, — у него указано, что дети есть...
— Дети! — ответили ей с горечью, — дети изначально в Германии. А старика, чтоб не мешал — как это принято у «наших» — сплавили в Израиль, здесь не пропадёт... Ну что вы удивляетесь, впервые о таком слышите?
Не знаю, как врач, но я — увы — не удивилась ничуть. Шесть с лишних лет работы в дневном реабилитационном центре для людей с деменцией мне несколько таких историй подкинули (больше, чем хотелось бы знать).
Одна была особенно поганая, и именно она сегодня и вспомнилась, может быть потому, что упомянута была в утреннем разговоре Германия, а там речь шла — выше бери! — об Австрии, так-то большая часть грамотных деток стараются в Канаду свалить.
...Когда я работала в этом самом «Мелабеве», позвонила мне как-то из одного из соседних хостелей для пенсионеров социальная работница, попросила приехать помочь разобраться с двумя жильцами, которые на контакт не идут. Мы с нашей соцработницей, молоденькой русскоязычной девушкой приехали. Нас ждала в кабинете ещё и завхоз (на иврите это куда красивее называется «эм байт», если женщина и «ав байт» — мужчина, в буквальном переводе «мать домашняя» и, соответственно, «отец домашний»). Вот тамошняя «эм байт» проблему и обнаружила. Она была не русскоязычная — типичная такая восточная тётенька, темнолицая, но с зачем-то обесцвеченными волосами, с хриплым, наверняка прокуренным голосом. Сотню-другую русских слов она за время работы выучила, но, чтобы понять, что происходит с этой семьёй, их было недостаточно.
Эта пара жила в хостеле уже лет пять и была, как сказала эм байт:
— Пшшшш! Хаваль-аль-а- зман! — (знаете, это выражение почтительного восхищения, подкреплённое потряхиванием кистью руки), — ацилим амитиим (настоящие аристократы!), я таких в жизни не видела!
Муж — профессор, жена — бывшая актриса. Элегантная — как Коко Шанель! Какая фигура в её-то годы! Какая осанка! Профессор хорошо знает немецкий, а с женой я по-французски говорила, хоть у меня, конечно, не такой, как у неё, французский — марокканский, простой, уличный...
Но вот месяца полтора, как я их перестала встречать. Профессор хоть иногда прошмыгивал с пакетами из супера, а она словно исчезла — ни на прогулки не выходит, ни на общие их мероприятия. Недавно русские жильцы День Победы отмечали — даже самые хворые с ходунками вышли, а этих нету, а раньше ведь она у них звездой вечера была — пела что-то, декламировала.
Попыталась я к ним зайти — профессор мне только чуть дверь приоткрыл и знаками показал, что к ним нельзя, по-французски он не говорит, а моего русского понимать не хочет. А запах из комнаты — ужас! — как будто канализацию прорвало.
Ты пойми, я имею право к ним в комнату зайти, у меня есть универсальный ключ — но уж больно люди культурные, не хочется обижать, а социальная работница тоже не русскоязычная, они ей не доверяют, попробуйте вы, по-хорошему.
...Ну, что тут сказать, мы попробовали и нас впустили. От отчаяния.
Не вдаваясь в подробности — бывшую актрису накрыл Альцхаймер. Сначала всё развивалось медленно, муж перестал отпускать её из дому одну, чинно водил под ручку и старался не вступать ни с кем в разговоры, следил за тем, чтобы супруга выглядела аккуратно и громко не разговаривала. А однажды, вернувшись с прогулки, она прошла в середину комнаты, задрала подол платья, присела и напустила лужицу... После этого бедный дед не нашел ничего лучшего, как забаррикадироваться в квартирке, выходя только за покупками — для бывшего советского человека старческий маразм — это нечто, вроде стыдной болезни, с приличными людьми такого не случается!
Эм байт, узнав от нас о случившемся, ахнула и расплакалась — бедные, бедные... Восточные женщины вообще легки на эмоции, поэтому горючими её слезами я не так, чтобы впечатлилась. А вот тем, что уже на следующий день она, кликнувши на помощь горластых дочурок, выскребла-выскоблила-вымыла ухайдоканную и насквозь провонявшую квартирку, всё перетряхнула-перестирала, а затем выкупала и вычесала пускающую слюни красавицу — этим, да, впечатлилась. Старики ведь ещё какой-нибудь год назад числились в самостоятельных, сами себя обихаживали, ходили на концерты и в бассейн и официальной помощницы от социальных служб у них не было, а за прошедший страшный год старик впал в такое отчаяние, что и не знал, куда обращаться и как этим заниматься.
Все хлопоты по дальнейшему обустройству их судьбы взяли на себя соцработница и эм байт с нашей скромной помощью. Ясно было, что дневной клуб — это временное решение, бабусе требовался круглосуточный уход, ей срочно стали искать соответствующий дом престарелых. Муж её от этого чуть не впал в депрессию, он не желал один оставаться в хостеле — как я её сдам-брошу-покину??? Всю жизнь вместе!!!
Соцработница сделала невозможное — нашла дом престарелых, куда, вопреки всем правилам, их согласились поселить вдвоём в одной комнате (бабушке полагалось отделение для людей с глубокой деменцией, а дедушка-то был адекватный и самостоятельный).
Я уж не говорю о бюрократической процедуре, улаживании всех дел с Нацстрахом, получением субсидии от Минздрава, оформлении государственной опеки на одиноких стариков в Минюсте — кто с подобным сталкивался сам, тот поймёт, как это ценно, когда всю эту бюрократию за тебя проворачивает кто-то другой.
И когда оформляли государственную опеку, увидев строчку: «сын проживает за границей, адрес неизвестен», я всё-таки позволила себе осторожно у дедушки поинтересоваться, что там с сыном-то, может, можно его разыскать?
Старик перепугался насмерть и раскричался:
— Что вы! Что вы! Не смейте! Я не позволю этого делать — и не думайте даже выяснять, вы только нам навредите!
— Да, ладно, — пожала я плечами, — не хотите, не надо, с госопекой оно легче.
Когда все дела были закончены дед почему-то со мной разоткровенничался — мог бы и не рассказывать, соседи его по хостелю уже успели нам к тому времени насплетничать, что сын их, потусовавшись в Израиле, свалил через пару лет в Европу и дед в хорошие времена хвастался, что он ожидает вида на жительство в Австрии.
Но дед, видимо, чувствовал себя неловко оттого, что был вынужден мне нагрубить, к тому же за это время он почувствовал во мне, как он выразился, «человека своего круга».
— Вам ведь уже все нашептали тут, — сказал он извиняющимся тоном, — но я, надеюсь, вы нас не осуждаете, верно ведь? Вы ведь тоже работник культуры, должны понять — сын, когда приехал, впал в такую депрессию — ох, вы ведь тоже такое пережили, правда же? Кругом жара, грязь, дичь, чернь, марокканцы хрипатые — он чуть руки на себя не наложил! Чудо, просто чудо, что ему удалось получить грант в Австрии, он уже который год ждёт вида на жительство, мы это стараемся не афишировать, но люди ведь такие завистливые... Мы даже письма ему передаём исключительно через знакомых, понимаете, в Австрии никто не должен знать, что у него остались престарелые родители, — тут старик помолчал и продолжил почтительным тоном, чуть ли не с придыханием:
— Австрийские власти ведь умные, страна культурная, официальная эмиграция ограничена — зачем им себе чужих пенсионеров на шею сажать, верно?
— Совершенно верно, незачем — согласилась я и милосердно не стала спрашивать, что культурный сын написал в графе «родители», когда заполнял анкету на вид на жительство, — «умерли в таком-то году»? или — «я детдомовский»?
С несказанным облегчением вышла я во дворик и присела на лавочку . На лавочке уже сидело хрипатое мароканьё, поглаживая по руке впавшую в маразм аристократку и заботливо промокая подтекающий слюной, но всё-таки накрашенный ротик.
— Уезжают они завтра, — сказала она, — жалко-то как — вишь, что жизнь с людьми делает, охо-хо...
И замурлыкала загадочно улыбающейся старушке французскую песенку. Что-то простенькое. Вряд ли на стихи Бодлера
|
</> |