И. Е. Шевченко-Красногорский. От Каспия до Ам​**арьи. 4. В Мерве

Гяурс, вторая от Асхабада станция, считается конечным пунктом Ахал-Текинского оазиса. На смену ему идет песчаная степь с вкрапленными в нее солончаками. Обросшие тощими солянками и невысокими камышами, они так блестят на солнце, что сперва невольно обманываешься, принимая их за озера или, по крайней мере, за большие глубокие лужи. В действительности они представляют собою в эту пору года чуть влажную поверхность выступившей наружу соли. В дождливое же время они превращаются в такое месиво, переход через которое иной раз положительно невозможен не только для лошади, но и для верблюда, тем более навьюченного: задние ноги «корабля пустыни» расползаются, животное падает и, будучи не в силах подняться, гибнет в этой полужидкой соленой массе.

Все ближе подвигаясь к Персии, железная дорога у станции Артык пролегает всего в пяти верстах от персидского селения Люфтабад. Караванный тракт связывает его с Артыком и Мешедом, важнейшим после Сабзевара торговым центром Хорасана. Впрочем, главное русло торгового движения между Персией и Закаспийской областью не здесь, а по направлению к Асхабаду и к девятой от него станции — Душак, уже в Тедженском уезде. Первое направление, на Асхабад, предпочитается, потому что от Асхабада до Кучана устроена, на русский и персидский счет, шоссейная дорога, тогда как путь на Душак тянется по не всегда доступным горным ущельям.

Пока Бухара и Хива не были включены в круг действий русских таможенных учреждений, а это случилось в июле 1894 года, через Персию шло много английских и англо-индийских товаров. Бухарцы и хивинцы могли получать их без уплаты ввозных пошлин в доход русской казны, пользуясь существовавшим в то время транзитом через Закаспийскую область, — правом перевозить через нее эти товары беспошлинно. Бухара и Хива являлись, таким образом, единственными в пределах России рынками, где иностранные товары не наталкивались на непреодолимую преграду в виде русского таможенного тарифа. Сыны «коварного Альбиона» с полным успехом конкурировали на этих рынках с продуктами российского производства: чуждые благодетельным задачам протекционизма, бухарцы и хивинцы, в невежестве своем, предпочитали дорогим и плохим русским фабрикатам дешевые и хорошие английские. Теперь, с прекращением свободного транзита, нашим мануфактуристам нечего уже опасаться английского соперничества на обоих этих рынках.

Единственным иностранным продуктом, сохранившим себе, несмотря на ввозные пошлины, широкий сбыт не только в Бухаре и Хиве, но и во всей Закаспийской области, равно как и во всем Туркестанском крае, остается зеленый чай, потребляемый в этих местах в общей сложности в количестве нескольких сот тысяч пудов в год. «Халатники» большие охотники до него и угощаются им хотя и понемногу, но постоянно, с утра до вечера. Они пьют его без сахара, в маленьких чашечках, которые держат обыкновенно в кожаных футлярах, привешиваемых к поясу.

Раньше чай доставлялся сюда через Авганистан. Это самый прямой и в то же время самый неудобный путь. При отсутствии сносных и безопасных горных дорог, чайные караваны должны были идти очень медленно, да еще часто рисковали подвергнуться нападению разбойников; к тому же почти в каждом попутном городе местные авганские власти взыскивали особую пропускную пошлину, почему в итоге получалась крупная сумма накладных расходов. Ввиду этого бомбейские купцы стали посылать чай морем в Персию, и через нее уже в наши среднеазиатские владения. Теперь оказывается еще выгоднее, в смысле скорости и дешевизны доставки, направлять чай из Бомбея через Суецкий канал на Одессу, затем по Черному морю на Кавказ, на Каспий и далее по Закаспийской дороге. Как ни длинен этот путь, но, пользуясь им, можно получать чай из Бомбея в два месяца, тогда как путь через Персию требовал не менее четырех и обходился по крайней мере в полтора раза дороже.

С Авганистаном, фактически находящимся в вассальной зависимости от Англии, русская торговля совсем ничтожна. С Персией же и, в особенности с ее Хорасанской провинцией, главный город которой, Мешед, отстоит от Асхабада всего на 242 версты, наши торговые сношения значительно возросли за последние годы. Из Персии ввозится в Закаспийскую область, частью — для местного потребления, частью же — для отправления в Европейскую Россию, преимущественно сырье: пшеница, рис, овощи, свежие и сушеные фрукты, хлопок, шерсть, шкуры, кожи и т. п. Важнейший же по своей ценности предмет русского ввоза в Персию составляют мануфактурные товары. За ними следует сахар, ввоз которого несколько сократился после отмены, в мае 1891 года, возврата акциза. Далее идут металлические изделия, стеклянная и фаянсовая посуда, керосин, соль, гипс и т. д. Наши мануфактурные товары ныне довольно успешно конкурируют в Персии с английскими; невозможность в данном случае устранить соперников помощью каких-либо протекционных тарифов заставила русских мануфактуристов серьезнее подумать об улучшении качества, удешевлении стоимости и большем приспособлении своих фабрикатов к установившимся вкусам туземцев. Это последнее очень важно на практике: азиат скорее, чем всякий другой покупатель, отвернется даже от добротной ткани, если она по ширине своей или хотя бы только по рисунку не удовлетворяет его. Прежде русские бумажные материи приготовлялись шириною в 16—18 вершков и потому уже не находили здесь сбыта; теперь они, подобно английским, стали выделываться в 22 вершка, и притом соответственно местным рисункам, почему и продажа их пошла бойчее.

Если к сумме ценности ввозимых в Хорасан русских товаров присоединить несравиенно бо́льшую ценность товаров, привозимых из Европейской России на продажу в хивинские и бухарские владения и в Туркестанский край, то получится многомиллионная цифра, показывающая, насколько русская фабрично-заводская промышленность заинтересована в существовании и дальнейшем расширении среднеазиатских рынков. По правде говоря, в погоне за ними — весь смысл завоевательного движения русских в Среднюю Азию…

Что касается собственно Туркмении, то, как уже было сказано, у туземцев до сих пор преобладает натуральное хозяйство. Почти все первостепенные принадлежности домашнего обихода туркмен продолжает получать непосредственно собственным трудом и трудом домочадцев. Лишь немногие предметы удовлетворения своих несложных потребностей он приобретает на стороне, покупая их за деньги — меновая торговля здесь почти исчезла — у местных ремесленников, тоже туркмен или персиян. Сюда относятся изделия из кож и шерсти, мыло, свечи и все металлические вещи, от заступа до украшений туркменских дам: серег, ожерелий, перстней, запястий и всевозможных балаболок. Кстати, очень оригинально праздничное головное украшение богатых текинок. Представьте себе полуаршинной вышины и вершков в двенадцать шириною кокошник в виде плоского клобука, сзади и по бокам которого складками спускается длинное покрывало, тогда как спереди он унизан серебряными и золотыми монетками, разными бляхами, бусами и самоцветными камнями. В целом — и неудобно, и некрасиво; но текинкам нравится этот убор, уподобляющий их портрету в безвкусно-вычурной раме. Как-никак, наши фабрикаты пока еще слабо проникают в среду туземцев и разбираются главным образом пришлым населением, в пунктах оседлости которого и сосредоточена вся торговля русскими товарами. Сравнительно хорошим сбытом пользуются только дешевые ситцы; туркмены охотно покупают их на халаты.

Уже стемнело, когда мы доехали до станции Душак. Это — самый южный пункт Закаспийской дороги. Отсюда она поворачивает к северо-востоку и проходит по солончаковой степи, заплатанной полупесчаными-полуглинистыми площадками — такирами. Ближайшая к Душаку станция так и называется — Такир. К югу расстилается Тедженский оазис, орошаемый Тедженом, или Герирудом. Мы, однако, не видим ни реки, ни моста, по которому движется наш поезд, заглушая своим шумом плеск воды, разбивающейся о железные сваи.

Теджен берет начало в отрогах Паропамиза, в пределах Авганистана. Все верхнее течение реки принадлежит авганцам. Собственно, оно лишь и зовется Герирудом. Бассейн его долгое время считался колыбелью арийского племени. Полагали, что здесь именно жили древние арийцы и что отсюда они распространились сперва по Западной Азии, а потом и по всей Европе. Благодаря новейшим успехам доисторической археологии и сравнительной филологии, эта доктрина, как известно, если не окончательно разрушена теперь, то, во всяком случае, сильно поколеблена в пользу теории европейского происхождения арийцев: признается, что прародиной их была Центральная Европа и что самый язык арийцев развился из древнефинского.

Так или иначе, Герируд в руках авганцев. С практической точки зрения этот факт заслуживает внимания, и не потому только, что на берегу Герируда, в 4½ верстах от него, стоит Герат, пресловутый «ключ к дверям Индии», но и потому, что вся остальная часть реки находится, таким образом, в зависимости от Авганистана. Среднее течение ее составляет естественную границу между Персией и Закаспийскою областью, и только в нижнем течении, даже в половодье несудоходном, оба берега находятся на русской территории. В общем Теджен течет по русским владениям на протяжении около 350 верст и, разветвляясь на несколько рукавов, теряется в Каракуме.

Орошаемый Тедженом и целою сетью проведенных из него арыков, здешний оазис по плодородию почвы значительно превосходит Ахал-Текинский. В этом отношении особенно выделяются земли к северу и к югу от Серахса, населенные салырами, которые больше, чем все прочие туркмены, приближаются к нравам и обычаям соседних с ними персиян. У салыров бывают отличные урожаи, несмотря на то, что обработка полей и здесь, как повсюду в Средней Азии, совершается при помощи самых первобытных приемов и орудий. В худших условиях — земли северной части оазиса. В продолжение пяти-шести месяцев в году, начиная с августа, они лишены орошения. В это время воды в Теджене бывает слишком мало, а порою нет и совсем. Осенний недостаток ее ведет к тому, что в этих местах преобладают яровые посевы. Надо сказать, что здешние ячмень и пшеница нуждаются по крайней мере в трех поливках, пока не выколосится зерно, между тем много воды тратится населением верхнего и среднего бассейнов, помимо того, что она напрасно теряется по пути вследствие примитивности способов ирригации. При этих обстоятельствах увеличение площади земледелия в оазисе немыслимо без установления более равномерного распределения вод между всеми пользующимися ими в настоящее время. Немаловажное, ввиду этого, значение имеет заключенная между Россией и Персией, в мае 1893 года, конвенция, в силу которой подвластные России жители оазиса получают ⅚ весенних и летних вод Теджена.

Для денежной оценки результатов даже теперешней, далекой от совершенства эксплоатации этих вод может дать некоторый материал разбиравшееся в октябре 1895 года в Мерве дело по обвинению в нескольких уголовных преступлениях состоявшего на русской службе сына бывшего мервского хана. Занимая должность начальника Тедженского округа, подсудимый распорядился, между прочим, устроить на реке, в нижнем ее течении, плотину и отвести воду в два рукава, из которых один объявил казенным; хозяевам же земель, орошаемых этим рукавом и проведенными из него арыками, было назначено платить за пользование водою четверть урожая. В итоге четырех лет получилось, таким образом, около 43 тысяч рублей Чарджуя. В ту пору крошечный Мерв был переполнен войсками и всеми участвовавшими в постройке дороги, начиная с главных распорядителей и кончая простыми рабочими. В город понаехали всевозможные торговцы и разные, до арфянок включительно, усладители досугов пришлой толпы, и жизнь, по рассказам очевидцев, текла шумно и весело. Владелец «Эльдорадо» с избытком окупал тогда расходы на содержание гостиницы в полной исправности. Недолго, однако, продолжалось это случайное оживление возникшего города; он быстро опустел, и «Эльдорадо» пришло в упадок, так что хозяину стало очень трудно сводить концы с концами. С тех пор нумера зачастую пустуют и лишь крайне редко наполняются все сразу, как это случилось при нашем приезде. Впрочем, Мерв, несомненно, развивается, на что указывают ежегодно возрастающие цифры населения и городского бюджета. Число жителей определяется приблизительно в семь тысяч, из которых около двух составляют туземцы; за ними следуют армяне (больше 1.800), русские (до 1.500), персы, татары, евреи и т. д. В числе рабочих можно встретить в Мерве русских плотников, столяров, каменщиков и штукатуров, тогда как в других пунктах Закаспийской области, даже в Асхабаде, их почти не попадается.

Река Мургаб делит город на две части: западную и восточную. Первая, на левом берегу, где находится и вокзал, занята почти исключительно торговым и ремесленным людом. До 1884 года, когда мервским текинцам волей-неволей пришлось отдаться под власть России, здесь была степь, на которой паслись стада кочевников. Теперь на прежнем пастбище растянулись тесные ряды однообразных по цвету и архитектуре построек, образующих недлинные, но по-здешнему довольно широкие, под прямым углом пересекающиеся улицы, с обеих сторон которых выкопаны обсаженные деревцами канавки с проточною, хотя и мутною водою.

Постройки здесь одноэтажные, с плоскими заливными крышами из сырцового кирпича. Жилые помещения большею частью во дворах; на улицу же выходят лавки и различные мастерские, где и производится работа при настежь открытых дверях. Лавок, вернее, лавчонок, особенно с красным товаром, так много, что, казалось бы, по крайней мере у половины из них не найдется покупателей. Тем не менее, все кое-как торгуют, сбывая товар и горожанам, и живущим на ближних железнодорожных станциях, и по окрестным аулам.

Людная и в обычное время, эта часть города в базарные дни кишмя кишит народом. С раннего утра воздух наполняется шумом и гамом. Блеянье овец, вздымающих целые тучи пыли, конское ржанье, скорбный рев верблюдов, резко звенящих большими железными колокольцами, душу раздирающий крик точно задыхающихся ишаков, — все это сливается в невероятную какофонию и волною несется вдоль улиц на просторную базарную площадь. На базар везут зерно, муку, кунжутное семя, шерсть, кожи, ковры, изделия местных кустарей и, в заключение, даже корявый саксаул на топливо.

Со стороны базары выглядят очень оживленными. Пестрая, как море волнующаяся толпа представляет своеобразно красивую картину; но что поражает в ней, если всмотреться в лица, это какая-то странная хмурость выражения, несмотря на ярко блещущее солнце. Веселой улыбки, ясного взора почти не увидишь. Все словно обижены на что-то и в лучшем случае смотрят совсем апатично, хотя галдят без умолку, неистово размахивая при этом руками. То же самое мне приходилось наблюдать и в других местах Средней Азии: толпа в общем оживлена и подвижна, как ртуть; между тем отдельные представители ее угрюмы, как будто они нехотя собрались вместе, а не явились добровольно, да еще с целью не только сделать необходимые покупки или продажи, но и поболтать друг с другом, и разузнать местные новости, из-за которых они нередко едут на базар за десятки верст. Мусульмане, как известно, не пьют вина, и потому на базарах вовсе нет пьяных, как это бывает обыкновенно на наших русских торжищах. Однако это ничуть не мешает здесь частым ссорам и громкой ругани между собравшимися.

Занимающий центральное положение между Хивою, Бухарою, Авганистаном и Персиею, Мерв играет роль крупного перевалочного пункта для товаров, посылаемых из этих местностей. Сверх того, Мервский оазис сам дает много материала для торговли сырьем. Армяне, персияне и отчасти татары сосредоточивают в своих руках всю эту торговлю. Являясь главными скупщиками сырья у туркмен, они охотно ссужают их деньгами под обеспечение будущим урожаем, под шерсть, кожи и т. п. продукты, причем вперед назначают самые низкие цены. Насколько выгодна для них эта деятельность, видно из того, что, по официальным данным, они нередко наживают таким образом по семидесяти, восьмидесяти, а иногда и по сто процентов, т. е. рубль на рубль. Администрация области обратила внимание на эти факты и, чтобы противодействовать скупщикам, стала поощрять приток сюда их конкурентов — сартов, мера, на которую вряд ли можно возлагать большие надежды.

При закате солнца торговая сторона Мерва начинает оглашаться заунывными возгласами шиитских муэззинов, с крыш молитвенных домов громко призывающих правоверных персиян на вечернюю молитву. Туркмены тоже исповедуют ислам, но они принадлежат к суннитскому толку, который как в догматическом отношении, так и в обрядовом во многом отличен от шиитского. Между приверженцами того и другого религиозное отчуждение, пожалуй, даже большее, чем между католиками и лютеранами. Впрочем, туркмены довольно индифферентны в делах веры и далеко не исполняют всех требований культа. Мечетей у них почти нет; молятся же они преимущественно под открытым небом, для чего в некоторых аулах устраиваются маленькие невысокие круглые площадки, окапываемые канавками. Говорит, однако, что теперь, под влиянием фанатических бухарских и хивинских мулл, туркмены стали проявлять больше религиозной ревности и меньше веротерпимости; но влияние это, в свою очередь, парализуется сторонниками бабизма — той секты, из рядов которой вышел человек, в прошлом году убивший персидского шаха Наср-Эддина. Бабизм возник в 1844 году, когда Али-Магомет, ученик одного персидского шейха, проповедывавшего скорое пришествие мессии, объявил себя «бабом» — восстановителем божьего царства на земле. Учение Али-Магомета быстро распространилось. Через шесть лет сам он был казнен Наср-Эддином, но это только способствовало увеличению числа бабидов; не помогли и массовые избиения их в Тегеране. Доктрины этой секты еще недостаточно выяснены. Известно только, что бабиды отвергают публичную молитву (за исключением похоронной), омовение, паломничество, всякие обряды; восстают против рабства, многоженства и употребления вина, табаку и опиума, признают надобность организации благотворительности и предоставления женщине доли участия в общественных делах, а прежде всего полагают необходимым служить Богу путем братской любви и сострадания. Наряду с этим в бабизме немало разных предрассудков и изуверства.

Железнодорожный мост, служащий также для пешеходов и для езды на лошадях, соединяет эту часть Мерва с Коушут-Хан-Кала, т. е. с крепостью хана Коушута, — аристократическим кварталом, в котором централизована вся официальная жизнь города.

Постройка этой крепости была начата еще в 1873 году, после того, как русские войска взяли Хиву. Опасаясь, что они двинутся и на Мервский оазис, энергичный Коушут решил преградить им дорогу; но так как вторжения не последовало, то крепость осталась недостроенной, тем более что между влиятельными текинскими родами возникли в то время раздоры. Трехсаженной толщины стены крепости, сильно обсыпавшиеся и потрескавшиеся, смотрят теперь очень печально.

Невесело выглядит, впрочем, и весь этот квартал. В нем находятся войсковые казармы, присутственные места, больница, двухклассное училище, общественное собрание и дома частных лиц; нет только никаких торговых и промышленных заведений: они сюда не допускаются. Здания здесь крупнее и красивее, а внешней чистоты и порядка больше, но сравнительно с демократическою заречной частью здешняя, аристократическая, кажется скучной, вялой, малолюдной. Мне понравился в ней лишь городской сад, богатый полутропическою растительностью.

(Окончание следует)

Описания населенных мест (Закаспийская область):
https://rus-turk.livejournal.com/544343.html