Хирургия любви.

«лебединая» лирика, любителям серьёзного и глобального рекомендую не тратить время.
и «замурашится» кожа в предчувствии…
попавшее в благодатную почву, начнёт расти в твоей груди, превратится в маленькое тёплое солнышко и начнёт пускать лучики-росточки во все твои органы чувств, усиливая твоё восприятие многократно.
лучики твоего теплого солнца, растущего в груди – всё это становится сочным, полным, гармоничным, божественным. И ты поразишься – КАК можно было раньше этого не замечать, не слышать, не видеть, не чувствовать?
Когда дышишь - и не можешь надышаться. И хочется открывать и познавать, и торопишься успеть всё и сразу…
начнёшь понимать, что больна. Но это тебе так понравится, что ты начнёшь продлевать сама себе больничный и вместо несложного, хоть и горького, лекарства, станешь пить медовые иллюзии и мечты.
рождая общее кровообращение, даря фантастическую силу, способную сдвинуть горы…
Потому что приходит боль. И оттого, что основное «Солнце» на миг повернётся в другую сторону – всё, что в тебе проросло – болезненно натянется, надрывая связки и жилы. Колокольчик его грусти станет звенеть в тебе набатом, его усталость – выворачивать тебя ломкой, его безразличие – давить на тебя тяжестью бетонной плиты. Всё во сто крат сильнее. Правда, такими же будут и короткие мгновенья его улыбок, освещающие твою жизнь на годы вперёд. И именно ради них ты всё ещё не будешь «лечиться», хотя и понимаешь, что процесс уже слишком запущен…
А где же я? Что от меня осталось? А смогу ли я теперь дышать сама, а не стала ли я слепоглухонемой, позволив своему теплому солнышку разрастись во мне до предела? Сколько моей вырванной плоти потянется за канатом, если он уйдёт?»
пинцеты, крючки, зонды, цапки и корнцанги, вдруг захочешь глотнуть его «для храбрости». И… откажешься от этой мысли, боясь снова провалиться в хмельные иллюзии.
Сначала - отсечь связующее. Эта лёгкая часть, даже анастезии не требуется. Самое важное, чтобы то, основное Солнце, не знало об этом и не дёрнулось в этот момент нечаянно, почувствовав неладное, и не нарушило твёрдость твоей руки с зажатым лезвием…
А теперь – за главное.
Шприц с анастетиком в вену.
У иных его много – анастетика. Целые флаконы обид, разочарований, ревности, слёз. Им хорошо. Они дурманят себя этим снова и снова. Порой так и не доходя до операции.
А у меня - и на самый маленький шприц в 1 мл не насобиралось (( . Всего-то пара капель непонимания, пара капель беспричинной ревности и пару дней отчаянного ожидания… Придётся терпеть…
Надрез по коже - решительно и безжалостно. Лёгкий стон – ты ожидала худшего - и гордая мысль: «вот она я какая – молодец!».
Только кровь на тампоне пугает немного. А теперь – только бы руки не дрожали и - уже с усилием, яростно – надавливая на лезвие – вглубь…
Вопль эхом отобьётся от бетонных стен и раскатится по пустым коридорам… Сердце, прижавшись к своему тёплому солнышку, забьётся бешено пойманной птицей, а руки бессильно упадут на мгновенье….
И в этот момент тот другой, в ком ты сама однажды проросла солнечной искоркой, вдруг вздрогнет в мучительной тревоге, замечется по комнате, и забыв одеться, бросится в холодную ночь наугад, не разбирая пути, к тебе на помощь.
Он вбежит, запыхавшись, в тот самый момент, когда ты уже будешь держать свое окровавленное солнышко с поникшими лучиками на ладонях и, раскачиваясь, твердить ему, как мантру, как заклинание:
Я не смогу без тебя… Не смогу…
А на бетонный пол будут стекать потоки тёплой крови, перемешанной со слезами.
И тот, другой, окликнет тебя, оглохшую от боли.
И тронет за плечо.
И ударит по лицу.
И сунет тебе иглу с кетгутом, крикнув отчаянно:
-_Шей, дура, шей! Иначе умрёшь!
И выбьет у тебя из рук твоё солнышко и ты снова зайдёшься в истошном крике, от которого сотрясётся мир…
Но начнёшь шить…
А солнышко, ударившись о пол, снова рассыплется на малюсенькие искорки и превратится в золотую пыль, поднимется с воздух и рассеется, подхваченное сквозняком…
Чтобы поселится однажды в какой-то другой… Следующей…
Реабилитация.
..А теперь – лицом к стене, сжав зубы, чтоб не стонать. Тот, другой заботливо укроет тебя пледом, смочит сухие губы и нежно погладит волосы.
Ему сейчас ещё больнее, чем тебе – по закону всё той же усиленной многократно ретрансляции боли любимого человека…
Лицом к стене.
Отвернувшись, чтобы не видеть мира в руинах.
Мира, потерявшего краски, звуки и запахи.
Пару дней – в прожигающей насквозь острой боли.
Пару недель – в тупой, затихающей, как шум усталого к ночи мегаполиса. И всё ещё бродят в твоей крови остатки его тепла, и будоражат подсознание.
И всё ещё просыпаешься по ночам с улыбкой от счастливого сна, где ты таяла в кольце его сильных рук…
И потом тягучие, как смола часы, дни, месяцы бессмысленного безразличия.
Ты – инвалид.
Тебе не выдаст справку ни одна комиссия, но ты – инвалид. Ты заново учишься смотреть, слышать, ходить… И даже дышишь только на треть лёгкого, чтобы швы не разошлись ненароком. И со временем забываешь о том, как вообще когда-то дышала полной грудью. А ноги и руки так тяжелы, что любое банальное действие рождает страшную усталость. Но ты берёшь свои «костыли» - бытовую суету и работу – и потихоньку начинаешь ходить…
Твоё время тянется медленно-медленно, звуки – приглушены, мир – сер и тускл, а сила притяжения земли, кажется, выросла вдвое…
Научишься… Обязательно научишься…
Никто не умирает от любви. Никто не умирает от её отсутствия тем более…
Шрам на груди побелеет и станет незаметен. Ты заречёшься сама себе триста раз, что больше – НИКОГДА!!! И даже сдержишь слово в первые пять-шесть лет…
Но однажды ты почувствуешь, что сосны в парке пахнут как-то по-особенному, а небо - какое-то особенно пронзительное и глубокое…
Всё поймёшь и виновато глянешь на свое отражение в зеркале.
И пойдёшь проверять – на месте ли твой «хирургический набор»…
С
благодарностью - Мише,
Соне, Слаечке, Маше,
Наташе, Сергею...
Тому, кто прорастал во мне.
Всем тем, в ком хоть однажды жило тёплое солнышко, открывшее красоту Господнего мира.