Хелена Синерво

fem_books — 17.02.2021 * * *

это моё тело,
берите и ешьте,
это моя шапка,
берите и
нахлобучивайте на голову
и бросайте на вешалку,
это мой дом,
берите и живите
и ломайте,
это моя дорога,
берите и шагайте,
расставайтесь и возвращайтесь,
это моё повторение,
берите и повторяйте,
это моё это,
берите это это
и жуйте и глотайте
и плюйте
и эткайте

Этим стихотворением из дебютного сборника «К нечитанным» [Lukemattomiin] 1994 года хочется начать разговор о финской поэтессе Кирсти Хелене Синерво [Kirsti Helena Sinervo], знаменитой в Суоми и до обидного малоизвестной на постсоветском пространстве. Подборка её стихов в переводе Элеоноры Иоффе публиковалась в журнале «Иностранная литература» (2009, №9) и в антологии современной женской поэзии Финляндии «Голос женщины» [Издательство Пушкинского фонда, 2017]. Сегодня Хелене Синерво исполняется шестьдесят лет.



Родилась поэтесса в городе Тампере, первое стихотворение она сочинила в трёхлетнем возрасте, но, сначала выбрала музыку. Только в 1984 году, закончив консерваторию по классу фортепиано и начав преподавать, Хелена Синерво, по собственному признанию, заметила, что бываю сама собой, только когда пишу... Музыка, в особенности близкая мне классическая традиция, начала казаться слишком абстрактной. Обучение детей из микрорайона высокой культуре несло в себе и некий социальный конфликт. К тому же после переезда в Хельсинки у меня не было средств на столь просторное жильё, где, кроме рояля, помещалась бы кровать. Был ли приход от клавиш к перу вынужденным или естественным — из этого ироничного мемуара не вполне понятно, но классические гармонии несомненно повлияла на поэзию Синерво:

* * *

Кто там, снам идя вослед, заплутал в лесу огня?
Кто, в пещере заключён, плачет золотыми пулями?
Кто безголовым бежит по черному проулку, кто безруким?
Чей корабль кровью гружён, чей парус из крови соткан?
Чьё там сердце, как откроешь — только горсточка песка?
Чей там глаз размолотый пепельницу наполняет?
Чья там птица однокрылая до луны взлетает?
Кто во рту ребёнка носит, зубы чьи осеменяют?
Кто там руку поджигает, говоря: «Я — свет»?
Чьим же снам идя вослед, заплутал в лесу огонь?

[Из сборника «Синяя Англия» [Sininen Anglia], 1996]

Урбанистическая рунопевица, Синерво смело сочетает мотивы рун Калевалы с подчёркнуто бытовым, повседневным, ироничным. Тема родной природы, в финской поэзии особенно значимая, у неё неизменно сочетается с темой души и смерти:

Полёвка

Только теперь у меня есть время ответить, прости эту задержку.
Сын отнял пенсию и уехал в Таллинн,
не волнуйся – я обойдусь, в жестяной коробке под камнем
спит скрученная купюра, словно павший бумажный солдатик.
Когда сын ушёл, я пробралась сюда, к тайнику, и смотрела,
как из-под утренних теней появилась мышка-полёвка
и понеслась с ужасной скоростью по льду.
Маленький бескрылый самолётик на взлётной полосе:
что было поделать – ветер
дул в направлении проруби.

Страна конца

1.
Я в детстве боялась бледных листьев
осины, озёрного берега:
под стеблями калужницы
оказалась дохлая ондатра
в тот миг, когда осины угрожали, шуршали
точно выцветшие павлины.
Каждый день я бежала через холм на озерцо
с огнивом и трутом ужаса в кармане,
но лето прошло, и ничего не стряслось,
мыши и люди остались в живых,
take it easy, baby, сказало солнце
и нацепило облачный фартук.
Поезд, свистя, загромыхал на север,
а осень щупала мерзлотой голые берега.

2.
Ребёнком я думала, что осины
всегда угрожают и задираются.
Я прислушалась и поняла, что они
как стена, поросшая мхом, немой без рта,
они сделали бы ноги, если б могли.
В щелях стены прорастает трава, забавные слоги,
но под руку попадается кухонный нож,
когда от ветра бросает в дрожь в глубине под корой
годовое кольцо.

3.
Ребёнком я верила, будто осины
растут всегда по берегам, а уж берегов-то
хватает, и у каждого кто-то есть,
кто создаст настроение, словно
свеча, качающаяся на воде.

Две сверкающие секунды

Ваша речь в крипте Кафедрального собора
произвела большое впечатление:
мне пришлось посреди проповеди
броситься вон и бежать на берег.
Один вопрос продолжает всё-таки мучить,
особенно теперь, во время ледохода,
когда селезни карабкаются на спины уток
и проводят там две сверкающие секунды.
Как нам справиться со всеми птенцами?
Теперь телефон зазвонил – извините
за беспокойство, я больше не в состоянии
сосредоточиться.

Почтовая открытка

Вчера я увидела твою фотографию в газете, и сегодня,
хотя речь идёт о трагическом несчастном случае,
и ты, говорят, избегаешь нас, родственников,
у меня возникло желание сказать тебе две вещи:
певица должна всегда улыбаться,
а твою улыбку не продать, если ты не выправишь зубы.
Вдобавок тебе надо бы посидеть на камне и послушать,
как мелют внутренние зубы.
Несравненно! Особенно утром,
когда можно уставиться на море и увидеть, как оно велико –
огромный цветной хрусталик, от которого отделяется радужка солнца,
чтобы изучать людей в этом городе.
Не позволяй никогда ужасу трижды пройти той же самой тропой,
от него в мозгу остаются следы лесоповала, вместо того
тебе хорошо бы ходить вот по этим тропинкам, над водой
всё видится в ином свете, совершенно всё:
безудержно щебечет малиновка, ветреницы цветут, медуницы!
Я знаю, о чём говорю: я ведь тоже
читала лапку маленького существа.

Далёкие страны

Нет ничего прекраснее запаха железнодорожных путей.
Если бы я могла выбирать, то сидела бы целыми днями
рядом с путями и нюхала
А вы знали, что на станционных участках
произрастают редкостные растения,
семена и зерновки заносятся аж из Сибири и дальше?
Пути уходят во всех направленьях,
и если бы я могла выбирать, то не стояла бы здесь,
перемывая кристаллы,
а сидела бы в запахе дёгтя и каменной пыли,
прекрасней которого нет.
И подумайте только: мой ребёнок – такой же!
Когда я с коляской вхожу на пристанционный участок,
и первый весенний махаон
расправляет крылья над его глазами,
он вмиг засыпает.

[Из сборника «Человекоподобный» [Ihmisen kaltanen], 2000]

Наиболее известным прозаическим произведением Хелены Синерво стал первый роман «Дом поэтессы» [Runoilijan talossa], вышедший в 2004 году. Он посвящён судьбе Ээвы-Лийсы Маннер, одной из крупнейших послевоенных поэтесс-модернисток. «Дом поэтессы» получил национальную премию «Финляндия», по его мотивам существует театральная пьеса и радиопостановка. «Подёнка с Артиллерийской улицы» [Tykistönkadun päiväperho], саркастическая история учёной и матери семейства, решившей превратить свою жизнь в некий арт-проект, не получила такого же широкого признания, пишут, что это проза не для всех, а вот третий роман, «Армонранта» [Armonranta], вызвал интерес и у публики, и у самых требовательных критиков. В местечке Армонранта останавливается семейная пара, Хелена и Хета. Да-да, две женщины, и они семья. Хета местает стать матерью, проходит курс лечения от бесплодия. Хелена вся в сомнениях, она и отвергнуть опыт родительства не готова, и трудно принять, что физиологически ребёнок будет не твой и любимой женщины, а любимой женщины и анонимного донора, третьего лишнего... Отец Хелены, больной старик, готовится к смерти. Он передал единственной дочери портфель с протоколами послевоенных судебных заседаний и перепиской, из которой начинает складываться любопытная и жуткая семейная история. Неизвестно, насколько автобиографична «Армонранта», но в тексте используется реальный дневник деда поэтессы, участника Первой мировой войны, и дневниковые записи её отца.

* * *

Я собиралась под Рождество поехать
праздновать день рожденья отца,
но брат крутанул на машине вольт
и упал на обочину вниз головой,
вертя колёсами во все стороны света.

Собака улизнула в окно,
и мы больше не вспоминали дитя в яслях,
первый младенческий крик,
вопль, сметающий нелады
с лиц святого семейства.

Отец повидал три войны, так много
смертей, что подсчёт покойников
стал сложеньем в бинарном потоке:
пока вычислишь одного,
другой уже равен нулю.

Опьянел ли он оттого,
что пришлось увидеть и это,
положить рядом с гробом лилии,
удивляясь своему бытию,
когда сын перестал дышать?

Может, песня навевала сон,
облекая звуками смерть,
унимая, как шалуна,
что, прежде чем ляжет спать,
балуется напоследок?

Не знаю. Не смею спросить.
Но слышала отца, поющего в церкви,
над рыданиями и охрипшими голосами
резонируя всем девяностооднолетним существом:
прекрасно странствие души в дальний край.

(Из сборника «Расчётная книга» [Tilikirja], 2005)

Стихи Хелены Синерво переведены более чем на двадцать языков. Сама она тоже известная переводчица, особенно с французского: Стефан Малларме, Морис Бланшо, Ив Бонфуа зазвучали по-фински благодаря её труду. Также Синерво переводила с английского свою любимую поэтессу Элизабет Бишоп, а с шведского Агнету Энкелль, которая, в свою очередь, переводит её на шведский.

* * *
Платон и Аристотель искали знаний
в полотне собственной туники,
в недрах которой никогда не чесались
укусы комаров Финляндии, иной зуд
подстрекал их спрашивать:

куда мы отплываем, умирая?
Откуда мне знать, что я не мотылёк,
грезящий, что он человек?
Откуда берутся слова и как они
соотносятся с бытием и предметами?

* * *

Есть ли душа у животного? А у женщины? У варвара?
Имеется, да ещё какая, и как хорошо продаётся
благородный дикарь на другой половине света,
где-нибудь, только не там и не здесь,

где слово «абориген»
вызывает вымученную улыбку
и парусник беседы огибает подводные мели,
удовольствие нежиться снова на палубе разговора,

дюжина объективов подстерегает пингвинёнка
что в сумерках ждёт возвращения матери
в уютной расщелине каменного волнолома.
Может, он голоден, не холодно ли ему?

Во всяким случае, он улыбается растерянной улыбкой,
как победительница конкурса в женским журнале.

Потребитель

Я слышала Вашу речь по радио и осталась в недоумении,
отчего Вы вините во всех проблемах нас, потребителей?
И что мы вообще можем поделать?
Белка съела птенцов мухоловки, теперь скворечник пуст и заброшен,
а голод отступил лишь на быстролётный миг.
Листья – сказала ли я уже, что и они спешат
огромными стаями, – листья и плоды шиповника
и зелёные, в мягких шипах коробочки конского каштана.
Почему вы обвиняете, мы же никого не преследуем,
даже преследователей?
Я несла между рядами полок новую зубную щётку
с бугорками для чистки языка,
из отдела гигиены бросилась к сырному прилавку
и не нашла никого, кто ответил бы на все вопросы.
Мне пришлось бежать и дёргать себя за мочки ушей,
чтобы отодрать мысли. По обочине шоссе
я бежала и слышала крики.


Страсть

После нашего февральского концерта голос
вашей виолончели следует за мною повсюду,
даже сюда, на эту скалу, покрытую ягелем,
откуда поверх залива, минуя гарнизон, ловлю в бинокль гаг,
их глухие, из потустороннего мира долетающие призывы.
Звук вашей виолончели не убегает и от стрельбы боевыми зарядами,
а соревнуется наподобие красноголового дятла с их стаккато,
чёрные как ночь и блестящие кудри вашей виолончели.
И без слов понятно, что ваша виолончель
сводит меня с ума. Когда я засыпаю, её звук
змеёй извивается по подушке.
Когда просыпаюсь ночью, он сопровождает меня в туалет
и смотрит в упор огненной мухой из тьмы.

(Из сборника «Песни неправильного жанра» [Väärän lajin laulut], 2010)

Все стихи в переводе Элеоноры Иоффе.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив