Горе победителям
varjag_2007 — 11.05.2010С утра раздался неожиданный звонок. Валентин Михайлович Фалин. Мы не разговаривали, наверное, с год. Фалин взволнован и резок. Голос дрожит.
- Не могу смотреть телевизор. Через каждые пять минут рассказывают, как помогли нам союзники, как открытие второго фронта оттянуло гитлеровские дивизии с Востока.
Фалин – современник той грозной эпохи. Он, еще молодым дипломатом видевший близко Сталина (хоть и не входивший никогда в число его рукоплескателей), он, чью семью вместе со всей деревней фашисты сожгли заживо, он, находившийся на передовой в самые горячие моменты Войны Холодной, имеет право говорить о Победе? Уж точно большее, чем любой из нас. И уж точно большее, чем телевизор, за который я неуклюже извинялся. К счастью, на той войне не было телевизоров. А сегодня войну ведут не танковые, а телевизионные дивизии. Фалин знает это не хуже меня.
- Ложь. Ни одного солдата открытие Второго Фронта не оттянуло. Уже все было ясно, а до того англичане и американцы сидели и ждали, чем кончится Сталинград. И думали, с кем быть заодно – с Гитлером или с нами. Зачем это говорится сегодня? Зачем?
Мы оба понимаем, зачем. Понимаем, к чему эти медвежьи шапки букингемских гвардейцев на Красной Площади. И потому взаимное поздравление с Победой отдает сегодня еще большей горечью.
Этот, 65-й по счету День – как моментальная фотовспышка, на мгновение освещающая нас, все 143 исчезающих миллиона наследников величайшей в истории человечества жертвы и величайшего подвига. Среди нас почти не осталось очевидцев. Их победа даже не завещана – просто оставлена нам, как пыльная военная форма в шкафу – аккуратно сложенная, но не надевавшаяся уже давно. Их победа – как Золотая Звезда в деревянной коробке, на которой тускнеет и осыпается лак. Да, теперь мы вправе делать со всем этим богатством, что хотим. О, веселящее чувство свободы! Никто не помешает считать трупы, ниспровергать кумиров, снимать фильмы, писать книги и учебники, издавать научные труды, участвовать в международных форумах – рассказывать о том, «как это было на самом деле». За очередную «правду о войне» никто не ударит по морде, не крикнет – «врешь», не посмотрит презрительно в спину. Знаете почему? Потому что правды больше нет. Правда лишь в том, что теперь мы впервые всерьез и по-настоящему остаемся одни.
Мы одни нос к носу с величайшим в истории экономическим кризисом. Но нет у нас ни Госплана, ни ДНЕПРОГЭСа, ни ГОЭЛРО, ни ОСАВИАХИМа, ни Магнитки, чтобы отбиться от черной чумы нищеты и безработицы. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за это. ЗА ПРАВО ЧЕСТНО РАБОТАТЬ И КОРМИТЬ СВОИХ ДЕТЕЙ.
Мы один на один с волной эпидемий, которые косят нас почище ядерного оружия. Но нет у нас больше лучшей в мире государственной медицины. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за это – ЗА ОБЩЕЕ ДЛЯ ВСЕХ ПРАВО НА ЖИЗНЬ И БЕСПЛАТНУЮ ГОСУДАРСТВЕННУЮ МЕДИЦИНСКУЮ ПОМОЩЬ.
Мы один на один с нашей системой образования. Помните еще рассказ «Филипок»? (А многие сходу скажут, как зовут автора?) А как зовут нашего министра образования? А как зовут того, кто в предпраздничный день 8-го мая 2010 года подписал закон о переводе госучреждений на автономное финансирование? У нас под 3 миллиона беспризорных и брошеных детей. Но нет ни Дзержинского, ни Макаренко, ни республики ШКИД. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за это – ЗА ПОГОЛОВНУЮ ГРАМОТНОСТЬ И ВСЕОБЩЕЕ БЕСПЛАТНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАНИЕ.
Мы один на один с ветхой инфраструктурой и всей страной гадаем, переполнится или нет чаша терпения Саяно-Шушенской ГЭС. Вместо общенародных строек у нас общенародные аварии и катастрофы: от бытового газа, взрывающегося в квартирах, где отключили батареи, до сбивающихся с американских GPS-навигаторов авиалайнеров. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а ЗА МАСШТАБНУЮ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЮ И ВИДИМЫЙ КАЖДОМУ ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС.
Мы один на один с разрушенной деревней. Кто бы ни был виноват в ее гибели, факт в том, что через девятнадцать лет после упразднения колхозов, мы не кормим себя сами. Девятнадцать лет назад (время, достаточное для четырех мировых войн) – кормили. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за это – ЗА ТО, ЧТОБЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БЫЛО ГОЛОДА.
Мы один на один с невиданным за последние десятилетия всплеском насилия и национализма. Костлявая рука рынка гоняет по стране миллионные армии гастарбайтеров, навстречу которым на благодатной почве из безработицы и анархии поднимаются армии отчаянных и разозленных 282-й статьей скинхэдов. Из паспорта исчезла графа национальность, но зато национальность и кровное родство вновь значат больше, чем паспорт. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за ДРУЖБУ НАРОДОВ И МИР МЕЖДУ НАРОДАМИ.
Мы один на один с дикой, животной, звериной алчностью меньшинства. И с такой же животной нищетой большинства. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за то, чтобы БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО НИ БОГАТЫХ, НИ БЕДНЫХ.
Мы один на один с собственной жизнью, которая в наших широтах теперь не стоит почти ничего. Мы встречаем этот день Победы во всеоружии. Стреляют в автомобильных пробках, в барах, в салонах троллейбусов. Преступник: вор, убийца, аферист, казнокрад проститутка - теперь это такая же профессия, как когда-то инженер. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за СОЦИАЛИСТИЧЕСКУЮ ЗАКОННОСТЬ.
Мы один на один с миллионными армиями, в стратегических планах которых мы фигурируем как не как потенциальный, а как действительный противник. Своей армии у нас нет. Все, кто умел воевать и побеждать, изгнаны со службы. Сама служба превращена в юдашкинский фарс. Даже герои последней, отнюдь не ослепительной, битвы за Цхинвал выброшены за борт – точно так же, как это сделано с плеядой чеченских генералов. А ведь НА ТОЙ ВОЙНЕ умирали не за что-нибудь, а за ПОБЕДУ КРАСНОЙ АРМИИ – СИЛЬНЕЙШЕЙ ОТ ТАЙГИ ДО БРИТАНСКИХ МОРЕЙ.
Одним словом, было за что драться. У них не просто была Родина, они сами были Родиной – Союзом Советских Социалистических республик, который у них кто-то попробовал отобрать. Это не случилось 65 лет назад, однако это случилось потом, когда не знавшие страданий и бед дети фронтовиков за несколько лет со свистом спустили все, что было оплачено такой громадной ценой. И вот в зрелость вступили уже мы – внуки. И правнуки. И праправнуки.
И весь кромешный ужас, который отступил благодаря той, не нами достигнутой, Победе, он опять здесь, опять грозовым фронтом раскинулся с Запада и с Востока, словно на дворе не май 2010-го, а сентябрь 1939-го. Но нет больше среди нас Матросовых, Космодемьянских, Покрышкиных. Нет Жуковых, Коневых, Рыбалко, Рокоссовских, Тимошенко. Нет и Верховного. Хозяина.
Тем же, кто неуклюже меряется с ним ростом (раздаривая папки с госархивным компроматом или просто приподнимаясь на носочки), в общем-то, хватает рассудка, чтобы иногда поразить всех сентенцией – «да, новая война возможна». Но тем смешнее следующий, сам собой напрашивающийся вывод: чем будем отбиваться? И кем? Вами? Медвежьими шапками закидаем?
Власовский триколор вытеснил с Красной Площади КРАСНОЕ ЗНАМЯ ПОБЕДЫ. Нам впаривают Победу без Победы. Победу поражения. Победу над нами. Победу без фраз «прошу считать меня коммунистом» и «коммунисты, вперед!». Победу без «За Родину! За Сталина!» Победу без Советского Союза, без Советского Народа, без идеи, без цели, без смысла и содержания – иными словами, блестящую и дорогую рекламную обертку от Победы. Георгиевская лента, которой натужно пытаются забинтовать все напоминания о КРАСНОЙ ЗВЕЗДЕ, так дерзко напоминает рекламу одного оператора мобильной связи. Помните – черная полоса, светлая полоса... мы с тобой на светлой полосе?
Швыдкий конвеер государственной кинопропаганды строчит-вышивает все новые разоблачительные фильмы. Тем, кто дважды утомлен одним режиссерским гением, предложат что-нибудь еще. И еще. И еще. Главная и общая особенность современных лент – они отслеживают траекторию единицы, индивидуума. Личности. Все сюжеты построены на личных переживаниях, все диалоги – душекопательные. Это фильмы о богатом внутреннем мире человека. Но не о Победе. Не о Великой Цели. Не о фашистах, которых «сколько раз увидел, столько раз и убей». После таких шедевров остается лишь вопрос – а за что воевали? Раз не за Партию и не за Сталина, значит за землю? Может, за Церковь и Бога, как хотелось бы думать, например, высокопосаженному игумену Рябых?
Или Победа стала возможной лишь потому, что боги других входивших в СССР национальных республик сформировали на небесах какую-то особую Ставку? А вот в русско-японскую или Первую Мировую как-то не сложилось у них, а, господин Рябых? Или служители культа подключились не вовремя? Так ведь вроде при царе-то в войсках вас поболе было. Знаете, господин Рябых, никак не могу забыть одного окопавшегося в Бруклине старичка, который рассказывал мне о своих миссионерских подвигах на оккупированных (освобожденных) фашистами псковских землях, куда его вписанным в свой паспорт привез офицер Абвера: «Немцы поручили открыть заново церковно-приходскую школу. Я собрал детей, но они почти все были пионеры или октябрята и смотрели исподлобья. Я спросил, какие они знают песни? Они стали петь советские песни. Пришлось сводить весь класс на экскурсию к столбам, где висели казненные комсомольцы. После этого дело наладилось – уже через месяц многие знали главные молитвы.»
Вы не по такой Победе тоскуете, господин Рябых? А может все проще – вам нужна такая Победа, при которой, как вы пишете, «оппозиция не «раскачивала бы лодку», а искала бы компромиссы с исторической властью»? Вы это имеете в виду? О, тогда понятно, откуда эти бесконечные блокбастеры о партизанах в рясах. Ведь проповедь проповедью, мавзолей мавзолеем, но из всех искусств и для вас важнейшим является кино?
Тогда понятно, почему на какую бы кнопку ни нажал сегодня ветеран – повсюду синие околыши главных после фашистов извергов – офицеров НКВД. С утра до ночи по всем телеканалам гонят они по сталинскому приказу русский народ на расстрел, мешают русскому народу одержать его народную победу. А кто же помогает? Ну вот свеженькая драма «Ленинград» расскажет о блокадных страданиях корреспондентки «Дейли Телеграф». Ее сыграет тонкокостная крашеная блондинка, не забывающая подкрашиваться даже в голодном бреду. Но не беспокойтесь, все под контролем, и она найдет своего американского возлюбленного. Повсюду, из каждой дырки - они, они одни – союзнички, соратники по перезагрузке. Шлют лендлизом виллисы, консервы, шоколад и пшеницу, рации, открывают второй фронт. Никуда без них. Без этих шапок медвежьих.
И ведь понятно, зачем. Тем, кто сегодня карабкается на пока еще не разрушенный Мавзолей, просто кровь из носу надо, чтобы тогда, в 45-м победили не просто мы, а мы и союзнички. Тогда у них, у тех кому будут кричать сегодня «ура», появится законный повод потребовать пропуска в высшее союзническое общество, как бы оно там ни называлось – Антигитлеровская Коалиция, Большая Двадцатка или Бильдебергский Клуб. А пропуск-то видать, не дают! И наше желание спустя 65 лет вновь пообниматься с кем-нибудь на Эльбе как-то не находит горячего понимания. Вот и Саркози задержался. И Браун с Обамой. Может, стоит позвать эстонца Ипсена – тоже ведь как-никак американский гражданин? Главное, чтобы не в эсесовской форме приехал.
Наш великий праздник вновь со слезами на глазах. Разница в том, что у потомков победителей слезы – не радости. Если это не пьяные слезы, через которые ничего не видно вообще, то это слезы бессильной ярости и боли.
Мы ждем Сталина не потому, что, как думается то ли священнику, то ли чиновнику (а может быть, свяновнику?) Рябых, мы «видим в нем сильную руку, способную навести порядок в стране», а потому что Сталин – это олицетворение того строя и тех ценностей, за которые миллионы наших родственников отдали свои жизни. А знаете, господин Рябых, что является сутью того строя, фундаментом, смыслом, очевидным для ушедшего поколения победителей, но в то же время фигурой умолчания для таких, как вы? Это не абстрактная справедливость и желание «чтобы было хорошо». Сталин – не царь, и не герой. Если кратко, Сталин - это ГОСУДАРСТВЕННАЯ ФОРМА СОБСТВЕННОСТИ НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА. Которая наступает, как правило, в результате национализации и передачи этой собственности во владение от узкой группы эксплуататоров всему народу. В нашей стране такое однажды произошло. И видит Бог, ради этого стоило жить. И стоило умирать.
Накануне?