гМ

«Подлецом может быть всякий, да и есть, пожалуй, всякий, но вором может быть не всякий, а только архиподлец. Только вор подлее подлеца».
У одного из ключевых персонажей Достоевского есть такая фраза. Категоричная.
А что, если обратить высказывание на персонажа, укравшего три тысячки из дома Фёдора Павловича?
И ещё: а если этот-то вор намеревался использовать украденное на благие цели, как, положим, Раскольников – неудачливый благодетель человечества?
И ещё «ещё»: в этом суждении материальное превалирует над духовным, иначе говоря – «материя первична, дух – производное». Ещё иначе: судящий подлеца и вора персонаж человекобожничает, обличая вора-человекобожника.
Парадокс?
Один из по сей день остающихся незамеченными – не то что нерешонными! – парадоксов Достоевского (если угодно).
Встаёт в полный рост вопрос: как относиться к сути высказанного человеку, находящемуся вне контекста произведения, из которого выбрана столь звонкая максима? Или: может ли современный человек решить (для себя, в первую голову) – что такое хорошо в этом таком и что такое плохо?
(Уверен – не может, но это мнение дурака. Кстати, тот же Достоевский, через персонажа: «Много людей честных благодаря тому, что дураки»).
Гм.
|
</> |