Генка

Как-то раз, на уроке в первом классе Таисия Никитична задала детям вопрос:
– Скажите, а как вы зовёте свою маму?
– Мама. – сказал один мальчик.
– Мамочка, – приняла пас его соседка.
– Мамулечка, – развили тему из другого конца класса.
А один мальчик встал и сказал:
– Ма.
– Как – «ма»? – Удивилась старенькая учительница.
– Ну я когда телек смотрю, то кричу: «Ма! Чаю принеси!»



Это не анекдот. Это быль. Мальчик, который называл свою маму «Ма» был моим другом Генкой. И Таисия Никитична существовала. Это была моя первая учительница в 58-й средней специальной школе города Москвы с углубленным изучением немецкого языка. Вот так она выглядела.



Этой школы давно уже нет. На её месте в Большом Афанасьевском переулке построили новую. И номер у этой новой уже другой – 1233.

Я не помню, как мы подружились с Генкой. Но подружившись, стали уже друзьями не разлей вода на все два года, что я учился в первом и втором классах. Пока мы не переехали на новую квартиру.

Вообще-то нас было четверо – как мушкетёров. Генка, я, Валерка и Андрюха. Андрюха жил в двухэтажном доме там же, на Большом Афанасьевском, в двух шагах от школы. Валерка жил в доме, который выходил прямо на Арбат. Он с папой, мамой и младшим грудным братиком помещались в комнате коммуналки. Комната была такой узкой, что когда я бывал у него в гостях, то никак не мог понять, как в ней могут помещаться четыре человека. Впрочем, я тоже жил в коммуналке на углу Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка напротив того тома, где Матусовский сочинил песню «Подмосковные вечера».



Генка жил в огромном доме напротив театра им.Вахтангова, на первом этаже которого находился ювелирный магазин «Самоцветы». Сейчас в генкином подъезде, в котором когда я бывал тыщу раз на дню, помещается Дом актёра.



Обычным времяпрепровождением нашей четвёри были путешествия по крышам арбатских домов – тогда арбатские переулки были плотно застроены старыми домами, которые в начале 70-х почти все снесли.



Ещё одно развлечение – путешествовать по крышам гаражей. В то время были такие характерные ряды железных гаражей. Очень классное место для игр – забрался и бегаешь там в салки. А взрослые снизу ругаются и грозятся пообрывать уши, если мы не слезем. Ха! Как же они пообрывают, если мы не слезем? Мы и не слезали. Накричат, мы заляжем, чтобы нас не видно было. Потом ругань утихнет, и снова бегать.

Ещё мы любили лазить по лесам. Не по тем, в которых растут ягоды-грибы, а по строительным лесам. В ту пору, когда мы там жили, район Арбата и прилегающих переулков тотально реконструировался. Старые дома ломались, те, которые можно было отреставрировать, ремонтировались, для чего одевались в строительные леса. Вот по этим лесам мы и лазили, особенно по вечерам, когда строителей не было.



Некоторые дома были пустыми – видимо жителей переселили, а дома подвергались капитальному ремонту. Мы залезали в квартиры, рылись в оставленных прежними жильцами старых комодах, шкафах. Тогда не было моды на старую мебель и переезжая в новые квартиры многие жильцы частенько оставляли старую рухлядь.



Генка чаще всего был заводилой. Он вечно придумывал приключения нам на задницу. Был у нас один враг. Местный дворник. Врагом он стал, потому что гонял нас вечно, не давая спокойно жечь костры из найденных ящиков и коробок. И мы его как могли доводили. Как-то мы с Генкой сидели на гараже, когда мимо проходил этот дворник. Считая себя в полной безопасности, Генка начал его обзывать. Я поддержал. Дворник разозлился и полез на гараж. Когда он залез, мы спрыгнули, он за нами. Началась погоня. Генку дворник настиг первого и дал ему такого пинка, что бедный Генка чуть ли не подлетев в воздухе, зарылся в сугроб. Я забежал в известный мне проходной подъезд, надеясь выбежать с другой стороны и спастись. Но дворник, который не хуже нас знал все проходные лазейки, меня перехитрил и вбежал в подъезд с той стороны, с которой я думал выбежать. Расправа была короткой – он дал мне по уху с размаху всей своей тяжёлой пятернёй, так что у меня из глаз искры посыпались. Придя в себя я пошёл искать Генку. Генка тут же заявил, что дворник промазал, а он упал в сугроб просто, чтобы обмануть дворника. Так я и поверил – я хоть и убегал, а всё равно оглядывался назад и всё видел.

Временами Генка был невыносим. Помню как-то летом мы вчетвером купили мороженое в стаканчике – по стаканчику на брата – и шли по Арбату, с наслаждениям медленно зачерпывая деревянной «ложечкой» из бумажного стаканчика белую вкусноту. Вдруг Генка предложил: «А давайте, кто быстрее съест мороженое!» Мы согласились и на счёт «три» начали давиться, заталкивая в рот огромные куски мороженного. Не помню, кто был первым, но в принципе мы почти «нога в ногу» прикончили свои порции. И вдруг Генка глумливо засмеялся. Мы посмотрели на него – его мороженое было нетронутым. Он его не ел, а специально придумал эту разводку. Потом мы шли без мороженого, а Генка демонстративно с особым удовольствием смаковал перед нами свою порцию. Такой он был, Генка.



Ещё мы любили шляться по стройкам, которых в начале 70-х в районе Арбата тоже было немало. Словно зачарованные мы могли долго наблюдать, как работают бульдозеры, экскаваторы, самосвалы. Поскольку по вечерам вся техника оставалась на месте без всякой охраны, то она становилась нашей добычей. Залезть в кабину бульдозера по грязным, пахнущим соляркой гусеницам – это был восторг. Запах гари, солярки, выхлопов, пыльных старых квартир – это был запах нашего детства.



Как-то, помню, мы стояли на одной из строек возле костра, который разожгли рабочие. Рядом на ящике лежал хлеб и сардельки. Генка взял их и кинул в костёр. Не знаю, в чём было удовольствие, но мы любили кидать в костёр всё, что ни попадя. Вдруг откуда ни возьмись пришёл рабочий в подвёрнутых грязных резиновых сапогах, телогрейке и фуражке. Рабочий начал что-то искать, а потом подошёл к нам и спросил: «Ребята, вы не брали хлеб с сарделькой?» «Нет, дяденька, – заверил его Генка. – Мы ничего не видели».

Как-то на одной из строек мы обнаружили штабеля стекловаты. Генка тут же предложил играть в Царя-Горы. И наигрались же мы до потери пульса. Так упоительно было сталкивать друг друга на мягкие упругие матрасы стекловаты. Ох и запомнилась же мне эта стекловата. Вечером, когда я пришёл домой, всё тело зудело от мелких иголок, впившихся в тело по всей его поверхности. Это была просто пытка.



Поскольку мы почти всё своё время проводили на улице, нагуливая себе аппетит, то периодически шли заправиться к генкиным бабке и деду. Они жили в Староконюшенном переулке в подъезде с атлантами по бокам (они и сейчас там, только отреставрированные). Я очень любил ходить к ним в гости из-за лифта – такой старинный лифт, которым надо было самому открывать и закрывать изнутри двумя узкими дверцами. Генкина бабка делала на всю нашу ораву бутерброды. Бутерброды были двух типов: с чёрным хлебом и солью или с белым хлебом и сахарным песком. Ох и вкусные же были эти бутерброды!

В том же доме, в коммуналке жила одна наша одноклассница, Танечка. Как-то раз она пригласила меня и Генку к себе домой. Напоила чаем. Ну поболтали о том, о сём. А потом Генка предложил играть в прятки. Жребий быть водящим выпал мне. Я отвернулся к стене и стал считать. А Генка предложил Танечке спрятаться в шкаф. Что она и сделала. Шкаф был с закрывающейся на ключ дверью. Генка тут же повернул ключ и стал смеяться. После этого я было собрался выпустить Танечку, но Генка сказал: «Пошли. Сама выберется». И мы ушли. Как она потом выбралась – не знаю. Нехорошо поступили. Не по-октябрятски. Но вот такой он был, Генка. А мы с ним были друзья – не разлей вода. И даже когда я ощущал, что он делает что-то не то, всё равно не спорил. Ведь – друг!



Весной 1974 года мама получила ордер на новую квартиру. Летом, после того, как закончили 2-й класс, начался переезд. И тогда я вдруг остро почувствовал, что скоро навсегда уеду и больше никогда не увижу Генку. В последний день, когда уже была заказана грузовая машина, в которую поместился весь наш нехитрый скарб, я упросил маму разрешить мне последний раз погулять с Генкой. И мы пошли гулять. Валерки и Андрюхи не было. Только мы вдвоём. Мы бродили по арбатским переулкам, но лазить по стройкам настроения не было. На душе было как-то тяжело. Почти также, как тогда, когда я случайно разбил цветочный горшок в классе. И даже тяжелее. Потом я предложил пойти к нам домой. Я не знал тогда, что это будет последний раз, когда я вижу свою квартиру.

Вот он, мой дом, слева виден кусок с чердачным окном. И единственное окно в стене – это окно нашей кухни.



Мы пришли. Наша комната без мебели показалась мне какой-то совершенно маленькой. Мне даже показалось, что я перевернулся кверху ногами. Кое-где остались какие-то мелкие вещи, которые мама почему-то не взяла. Посредине комнаты – прямо на полу – стоял наш старенький телевизор «Старт-3». Генка предложил: «Давай его разобьём». Подошёл и пнул телевизор со всей силы ногой. Вообще-то в этом не было ничего экстраординарного. Когда в наших путешествиях мы находили старые лампы, кинескопы и т.п. стеклянные вещи, в том числе в старых квартирах, в которые залезали, то всегда так поступали. И в пустой квартире Генка, наверное, почувствовал себя также, как всякий раз, когда мы по лесам залезали в оставленные жильцами дома. Но ведь это была моя квартира и мой телевизор. Я оттолкнул Генку. Он в ответ пихнул меня. Началась драка. Дрались мы всегда истово, без всякой пощады к противнику. Только раньше всегда противником был кто-то другой. С Генкой мы никогда до этого не дрались. А сейчас мы катались по пыльному полу, попеременно подминая под себя друг друга и молотя друг друга кулаками что было сил.

Драка закончилась также внезапно, как и началась. Мы уселись на полу, тяжёло дыша, все в ссадинах и кровоподтёках. Моя рубашка была вся изорвана. У Генки рубашка была не лучше. Потом Генка встал и, не глядя на меня, пошёл из квартиры. Я остался в своей пустой комнате, глядя из окна своего второго этажа, как слегка сутулая генкина фигура шествует по нашему двору. Генка ни разу не оглянулся. На душе у меня стало так тяжело, что я чуть не заплакал.

Скоро за мной приехала мама. Правда не на грузовике, а на такси – а я уж было обрадовался, что поеду в открытом кузове, подставляя своё лицо встречному ветру. Не случилось. Мы погрузили в такси оставшиеся мелкие вещи и телевизор и поехали на новую квартиру. С тех пор в доме, в котором я провёл первые девять лет своей жизни, я ни разу не был. Пару раз с мамой проходили мимо, когда приезжали на Арбат, но внутрь попасть уже не получилось. Мама переживала, что забыла забрать мясорубку и та так и осталась в пустой бывшей нашей квартире. А вскоре наш дом сломали. До сих пор помню наш, уже несуществующий адрес: Староконюшенный переулок, дом 29, квартира 4А.