Генерал Скобелев против Германии

sergeytsvetkov — 15.12.2018 17 февраля 1882 года обучавшиеся в Сорбонне сербские студенты собрались чествовать знаменитого «белого генерала» Скобелева. Михаил Дмитриевич находился в Париже не по своей воле. Это была своего рода неофициальная ссылка.

Причиной ее послужила горячая речь, произнесенная генералом за месяц до того на банкете в петербургском ресторане Бореля перед офицерами, собравшимися отпраздновать первую годовщину взятия Геок-Тепе*. Патриотический запал Михаила Дмитриевича был направлен против Германии и Австро-Венгрии, в защиту балканских славян и других угнетенных славянских народов. В частности, в его речи фигурировали «немецко-мадьярские винтовки», направленные в «единоверные нам груди». «Союз трех императоров»** тогда еще благополучно существовал, поэтому в Зимнем дворце сочли, что генералу необходимо немного охладить голову и лучше всего за границей.

*Осада и штурм Геок-Тепе были предприняты отрядом генерала Скобелева 23 декабря 1880 — 12 января 1881 г. во время Ахалтекинского похода 1880—1881 гг. Участники взятия крепости были награждены специальной медалью «За взятие штурмом Геок-Тепе», учрежденной 19 февраля 1881 г.
** «Союз трех императоров» — военно-политический союз между Россией, Австро-Венгрией и Германией, закрепленный в ряде соглашений и просуществовавший с 1873 по 1886 г.

Петербургская речь прославленного полководца, быстро разлетевшаяся по страницам русских и европейских газет, побудила сербскую молодежь посетить Скобелева в его квартире на рю Пентьер, чтобы поднести ему благодарственный адрес.

Задушевная беседа продолжалась часа два. А наутро часть ее появилась в газете «La France» в виде новой речи русского героя.

Скобелев явно был в ударе и говорил без обиняков:

«Я должен откровенно высказаться перед вами, я это делаю.
Я вам скажу, я открою вам, почему Россия не всегда на высоте своих патриотических обязанностей вообще и славянской миссии, в частности. Это происходит потому, что как во внутренних, так и во внешних своих делах она в зависимости от иностранного влияния. У себя мы не у себя! Да! Чужеземец проник всюду! Во всем его рука! Он одурачивает нас своей политикой, мы — жертвы его интриг, рабы его могущества… Мы настолько подчинены и парализованы его бесконечным, гибельным влиянием, что, если когда-нибудь, рано или поздно, мы освободимся от него — на что я надеюсь — мы сможем это сделать не иначе, как с оружием в руках!
Если вы хотите, чтобы я назвал вам этого чужака, этого самозванца, этого интригана, этого врага, столь опасного для России и славян… я назову вам его.
Это — автор «натиска на восток» — он всем вам знаком— это Германия.
Борьба между славянством и тевтонами неизбежна… Она даже очень близка. Она будет длительна, кровава, ужасна, но я верю, что она завершится победой славян…»

На другой день Скобелев дал интервью корреспонденту одной из французских газет, в котором подтвердил свои политические убеждения: «Да, я сказал, что враг — это Германия, я это повторяю. Да, я думаю, что спасение в союзе славян — заметьте, я говорю славян — с Францией».

Парижская речь генерала сразу же затмила по своей популярности петербургскую. Многие приняли ее за прямой призыв к войне. Политики и дипломаты пребывали в смятении. «Ни одна победа генерала Скобелева не наделала такого шума в Европе, как его речь в Париже», — писала газета «Киевлянин».

Германию накрыл яростный приступ русофобии. Один англичанин, находившийся тогда проездом в Берлине, писал, что имя Скобелева слышалось повсюду. Взрослые и дети вслух «выражали свою ненависть к славянам и к Скобелеву. На гауптвахте, находящейся на аристократической оконечности улицы Unter den Linden, солдаты вели воинственный разговор о России». Парижскую речь Скобелева немцы уже никогда не забывали.

Горячности генерала не поняли даже в России. Бывший военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин назвал публичное выступление Скобелева «эксцентрической выходкой». Тем не менее, признал он, «самое возбуждение общественного мнения такими речами, какие произнесены Скобелевым, выявляет больное место в настоящем политическом положении Европы и те черные точки, которых надобно опасаться в будущем».

Правительственные круги в Петербурге оценили речь Скобелева как «поджигательную», а его поведение — как «бестактное», ставящее правительство «в затруднение». Александр III предписал отозвать провинившегося генерала в Россию — окольным путем, в объезд Германии, от греха подальше. В «Правительственном вестнике» было опубликовано специальное заявление русского правительства с осуждением выступления Скобелева. «Подобные частные заявления от лица, не уполномоченного правительством, — говорилось там, — не могут, конечно, ни влиять на общий ход нашей политики, ни изменить наших добрых отношений с соседними государствами, основанных столь же на дружественных узах венценосцев, сколько и на ясном понимании народных интересов, а также и на взаимном строгом выполнении существующих трактатов».

Спустя четыре месяца возмутитель спокойствия внезапно умер, и скандал, вызванный его речами, постепенно утих.

Казалось, что высказанные Скобелевым идеи умерли вместе с ним. Министр иностранных дел Николай Карлович Гирс заверял в сентябре 1887 года первого секретаря германского посольства в Петербурге Бернгарда фон Бюлова (будущего канцлера): «Я вам даю голову на отсечение, что никогда, никогда император Александр не подымет руку против императора Вильгельма, ни против его сына, ни против его внука». Союз монархической России с республиканской Францией представлялся русскому министру противоестественным: «Как могут эти французы быть настолько глупыми, чтобы воображать, будто император Александр пойдет со всякими Клемансо против своего дяди! Этот союз мог бы только внушить ужас императору, который не стал бы таскать каштаны из огня в пользу Коммуны».

Не прошло и четырех лет после этой беседы, как франко-русский союз был заключен. Головы Гирса, к счастью для него, никто не потребовал.

Из моей книги "Последняя война Российской империи"

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив