Гайдар не умер

Если в сырьевых и энергетических отраслях воображение потрясают суммы приватизации этих холдингов, то в машиностроении, еще одной из важнейших ветвей индустрии СССР, приватизация сопровождалась не только «поэзией цифр», но и потрясающими, достойными приключенческих романов, историями. Кстати, «раздербанивание» этой отрасли началось одним из первых.

Основные заводы в первые годы независимой России были акционированы. Этот процесс можно, пожалуй, назвать последней советской идеологической кампанией — в акционирование опытные директора заводов «вписывались» с поистине комсомольским энтузиазмом.

Именно так произошло на знаменитейшем Челябинском тракторном заводе. В 1992 году он получил едва ли не первое в стране свидетельство об акционировании, о чем руководство завода и области особо хлопотали в Москве. Уставной капитал завода был разделен по следующему принципу: 25% обычных и привилегированных акций были распределены среди трудового коллектива, 5% - среди менеджмента, 65% проданы на конкурсах и аукционах.

Однако выпустить акции и распределить их — еще не значит обеспечить себе контроль над активами. Этот урок «красным директорам» начала 90-х пришлось выучить на себе. На ЧТЗ, как обтекаемо пишут в справочниках, «из-за просчетов на начальном этапе менеджмент не сумел установить контроль над предприятием». Попросту говоря, выпуская акции и наделяя ими менеджмент и трудовой коллектив, руководители заводов не подумали о возможных спекулянтах, которые могут путем скупки миноритарных пакетов стать в одночасье хозяевами положения. На ЧТЗ таким удачливым спекулянтом стал предприниматель Василий Кичеджи, в конце нулевых работавший в московском правительстве главой департамента транспорта и связи. В 1995 же году он скупил близкий к блокирующему пакет и с учетом полученных в доверительное управление акций добился смены руководства.

Ответный ход со стороны обиженных на Кичеджи руководителей области наступил, однако, довольно быстро. Когда в России разразился экономический кризис 1998 года, заводу Кичеджи просто не стали помогать — и уже в этом же году на предприятии было введено конкурсное производство, официально завершенное только в 2006 году. Его итоги до сих пор оспариваются в судах, а юридическое лицо ЧТЗ сменилось.

При этом цены, по которым в первой половине 90-х годов можно было «консолидировать миноритарный пакет», поражают воображение своей незначительностью. Поражали и тогда — например, в мае 1993 года компания «Биопроцесс» выиграла общероссийский аукцион по продаже акций АО «Уральский завод тяжелого машиностроения» («Уралмаш») за приватизационные чеки. Компания, которую контролировал известный предприниматель Каха Бендукидзе, получила 18% акций завода и купила на рынке еще 4%. Гигантский завод, флагман советского тяжпрома, Бендукидзе приобрел за 700 тысяч тогдашних долларов (примерно 1,07 млн долларов нынешних). Сам бизнесмен тогда признавал, что «за одну тысячную стоимости купил его».

Уже тогда, сравнивая приблизительную оценку заводских активов с ценой приватизации, многие оппозиционеры утверждали, что данные сделки несправедливы. Так, экс-министр печати и известный деятель патриотического лагеря Борис Миронов приводил данные по автозаводу имени Лихачева в Москве: одно из крупнейших предприятий страны, по его информации, со стоимостью основных фондов не менее 1 млрд. долларов, было продано за 4 млн. долларов.

Даже при тогдашней весьма либеральной законодательной базе некоторые приватизационные сделки проводились на грани, а также за гранью фола. Таков случай «Северной верфи» в Санкт-Петербурге. Когда в 1992 году на пока еще государственном судостроительном заводе «Северная верфь» были заложены эскадренные миноносцы для Военно-морского флота России, данный проект полностью финансировался из государственного бюджета. Однако при приватизации верфи находившиеся в постройке корабли не были переданы на баланс государства, как это следовало по законам, а достались предприятию-двойнику со схожим названием АО «Судостроительный завод «Северная верфь». Его учредителями выступили физические лица, не имевшие к заводу никакого отношения. Вместе с остальным имуществом гигантской верфи.

Результатом этой операции явилось то, что государство потеряло деньги, которые за эсминцы перечислил купивший их уже в нашем столетии Китай. В 2003 году по делу «Северной верфи» было возбуждено уголовное дело. Очевидно, произошедшая «гениальная комбинация» была уже чересчур даже на фоне остальных эпизодов приватизации в России.

Модельным предприятием для приватизации в «пищевке» стал Лианозовский молочный комбинат. Построенный незадолго до краха СССР, но при этом уже нуждающийся в модернизации, завод был акционирован в 1992 году, а к 1994-му прочно сросся с корпорацией «Вимм-Билль-Данн». Немедленно после прихода на завод частного известора предприятие было жестко санировано (проведено некоторое сокращение штатов, были сброшены с баланса неприбыльные детский сад и дом отдыха), часть оборудования попросту ушла в металлолом. Однако экономические показатели неизменно внушали оптимизм, и завод по-прежнему остается одним из лидеров отрасли. Достаточно удачная финансовая биография холдинга пришла к логическому завершению в 2010 году, когда основным владельцем ВБД примерно за 5 млрд. долларов стала компания Pepsico.

По-другому складывалась судьба основного конкурента Лианозовского завода на рынке пакетированных соков — холдинга «Лебедянский». Основным владельцем холдинга был и остается депутат Госдумы Николай Борцов, которому (вместе с сыном Юрием) принадлежат 67% акций. Борцова можно назвать одним из хорошо адаптировавшихся к современности «красных директоров», что вполне коррелирует с общим более патриархальным укладом Черноземного региона России.