Европа и греческое восстание
george_rooke — 07.11.2022Французское правительство с самого начала заняло
двойственное отношение к филэллинизму. Оно не думало, что
отправка французских добровольцев в Грецию должна отвечать
французским национальным интересам, даже если эти самые французы
были самыми ярыми противниками восстановленных
Бурбонов. Правительство считало — и правильно — что французы,
несмотря на свои политические взгляды, останутся в первую очередь
французами. Поэтому французское правительство было склонно
проводить несколько противоречивых политических курсов
одновременно, в неуверенной надежде, что все-то они уж не смогут
потерпеть неудачу. Теоретически оно поддерживало Меттерниха и
все же не предпринимало особых попыток помешать помощи, идущей к
грекам; и одновременно это же правительство Франции оказывало
помощь туркам, особенно подданному султана и его союзнику, паше
Египта.
В Марселе, добровольцы, направлявшиеся в Грецию при
попустительстве французских властей, могли видеть фрегаты,
строящиеся на верфях для египтян. В дальнейшем двойственность
французской политики стала еще более выраженной.
В Британии, имевшей в то время, быть может, самую либеральную
политическую систему и самую разнузданную прессу в Европе, дело
греков вначале произвело меньшее впечатление, чем где бы то ни
было. В газетах и обзорах появилось огромное количество
сочувствующих грекам, но предложения послать практическую помощь не
встретили особого отклика. Как и везде, руководство движением
сначала взяли на себя ученые. Но в конечном итоге все уперлось в
вопрос законности революции.
Много усилий было потрачено на оспаривание доктрины легитимности
османского правительства, на объяснение коммерческих преимуществ
помощи грекам в обретении независимости и на порождение опасений,
что российское и французское влияние сможет пересилить
британское.
В Соединенных Штатах филэллинское движение также получило сильный
старт в 1821 году. В это же самое время до Штатов дошло
Обращение к народам Европы якобы было выпущеное из
«спартанского штаба» в Каламате.
Американцы, уверенные, даже самодовольные, в своей собственной
конституционной свободе, не могли скрыть чувства превосходства по
отношению к более несчастным политическим системам европейских
наций.
На протяжении всей войны американские сторонники греческого дела
склонялись к мысли, что только они способны учить греков истинной
свободе. В июле 1821 года на обеде американцев в Париже, на
котором присутствовали Вашингтон Ирвинг и Лафайет, был произнесен
тост: «Земля Минервы, родина Искусств, Поэзии и Свободы –
цивилизует своих завоевателей в период ее упадка, она же и возродит
Европу, и спасет ее от окончательного падения. Пусть ее
сыновья восстановят в Европе дух Свободы».
В 1824 году на благотворительном концерте для греков в Цинциннати
один американский генерал провозгласил: «Человечество, политика,
религия — все требуют этого. Мы должны отправить в Грецию наше
добровольческое соединение. Звездно-полосатое знамя
должно развеваться в Эгейском море».
Но наибольшее влияние филэллинизм оказал на Германию в первые годы
войны. Реакция на восстание греков была распространена в
Германии более, чем в любой другой стране.
В последние годы войны с Наполеоном там развился могучий
идеалистический и националистический дух. Война велась за
«Свободу», концепцию опьяняющей свежести, тесно связанную с новыми
древними греками. «Свобода» в основном мыслилась как свобода
от иностранного господства французов, но многие из тех, кто
принимал участие в последних успешных кампаниях, мечтали о
политической свободе, о конституционном правительстве, и их лидеры
поощряли эти устремления.
Немцы знали о реальных условиях современной Греции меньше, чем
любой другой народ Западной Европы. В отличие от британцев и
французов, немногие из них были попали во время Наполеоновских войн
в район Средиземного моря. Лишь горстка путешественников из
Германии добралась до Греции за полвека до революции.
С другой стороны, литературное филэллинство было в Германии, как и
везде, устоявшимся жанром. Например, в «Руинах Афин» Коцебу, к
которой Бетховен написал музыку, затрагивается тема Минервы,
покинувшей Парфенон, чтобы основать новый храм муз в
Европе. "Гиперион" Гёльдерлина ,который впервые появился
в 1797 году, был на удивление пророческим. Это была история о
немце, который собирался воевать в греческом восстании против
турок. Для Гельдерлина «возрождалась» не столько Греция,
сколько Германия в греческих одеждах.
Когда разразилась греческая революция, эта идея приобрела новую
актуальность. Если бы «возрождение» Греции означало
насильственную революцию, не означало ли бы возрождение Германии то
же самое?
Правительства Австрии и Пруссии, которые видели потенциального
якобинца в каждом человеке, ставящем под сомнение монархический
абсолютизм, не могли игнорировать эту связь. Либералы, как
правило, были филэллинами, а филэллины — либералами.
|
</> |