Это пост для пропиздеться, а не вызвать сочувствие

Ощущения странные.
С одной стороны, она давно уже, впав в лёгкий маразм, перестала быть той мамой, которую я знал и любил всю жизнь. С приходом слабоумия она, которая меня собственным примером учила уважать интересы других людей, стала жить совсем наоборот. Соседи по подъезду, с которыми она душа в душу жила много лет, её возненавидели. Они звонили мне среди ночи и рассказывали, что пьяная невменяемая мама привела домой моего бывшего друга, который к тому моменту тоже уже спился к ебеням, и что он барагозит, и надо мне приехать и срочно всё разрулить.
Когда её увезли хуй знает куда какие-то мутные "чорные риэлторы", следователь милиции на Чайковского попытался обвинить меня, что это я пытаюсь избавиться от матери. Спасибо друзьям, был поднят некоторый шум, и мудаки привезли маму на место. После этого мы продали её квартиру и забрали маму к себе.
Не сказать, чтобы нам всем стало от этого комфортнее. Мы пытались бороться с её новооприобретённым похуизмом, а она пыталась бороться с нашими правилами общежития. Поскольку нас было больше, а она уже не могла шустро ходить, и за нами ещё стоял новорожденный ребёнок — мы победили: мама вынужденно бросила курить и вообще подуспокоилась.
Что вышло несколько боком. Сосуды ног, которые, как выяснилось, уже давно были не в порядке, стали совсем застаиваться, поскольку ходила она теперь только в туалет и на кухню поесть. А потом ебанул инфаркт, и всё быстро покатилось к финишу.
Два-три приступа, похожих на инсульт, но не инсульт. Постепенно набирающая силу апатия, слабость, отказ от еды (кисель молодец), синеющая нога, несколько поездок на "скорой", совет участковой "просто лежать и лечиться", потеря пульсации в ноге, снова "скорая", ампутация, смерть.
Я, конечно, был давно готов к такому исходу. Хорошо, что это не случилось дома, на глазах у детворы.
С другой стороны, умерла моя мама.
Когда умер отец — мне было строго похуй. Он всю жизнь бухал, часто — вместе с мамой. На определенном этапе их опьянения я знал, что щас он начнет бить маму, и надо идти как-то вмешиваться. Потом я подрос и стал уже сам, превентивно, пиздить отца, он после пиздячек ложился, обычно, спать. И вскоре после того, как я съебался жить в общагу, отец сошел с ума и потерял способность двигаться, а мать, добрая душа, ещё довольно долго его мыла и кормила. Наконец, она попросила меня, говорит, он же ебанутый совсем, давай отвезем его в дурку. Отвезли (он на пороге, видимо, сообразил, что что-то пошло не так, упал на колени и заорал, мол, куда вы меня привезли), и он там благополучно окочурился через полчаса после нашего ухода на руках у санитаров. Сообщили нам об этом происшествии только через год, когда я позвонил поинтересоваться его судьбой, которая меня, если честно, совершенно не ебала. Умер несчастный человек — плохо, умер несчастный человек, делавший всех вокруг несчастными — да и заебись.
А мама до последнего момента, когда я её видел, сохраняла чувство юмора, несмотря на то, что не совсем понимала происходящее.
Она у меня была молодец. Несамостоятельный, эгоистичный где-то, но очень добрый, юмористичный, хороший человек.
Стало как-то пусто. Как на зимнем открытом катке, когда все разошлись, а ты один остался на этих ебанутых коньках, на которых ты даже кататься толком не умеешь.
|
</> |