"Это не провокация, а секретное осведомление"

mgsupgs — 06.08.2013 — История Теги: Зубков Оригинал взят у altyn73 в "Это не провокация, а секретное осведомление"в 1924 году, в Праге была завершена публикация записок беглого агента ГПУ Николая Безпалова, представляем наиболее интересные выдержки из исповеди сексота времен Железного Феликса.


ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Холодная голова Железного Феликса (на фото) беспокоилась не столько о чистоте рук чекистов, сколько о горячности сердец арестованных, с которой те признавались в преступлениях против советской власти


Как возникает интерес спецслужб к среднестатистическому представителю интеллигенции? Записки Николая Безпалова дают ясный ответ на этот вопрос: из-за близости к интересующей политический сыск среде и неспособности противостоять шантажу.
На волне Февральской революции 1917 года Безпалов примкнул к саратовской организации партии социалистов-революционеров, но в рядах эсеров пробыл сравнительно недолго. Летом 1917 года ушел на фронт, а после возвращения работал в левоэсеровской газете — вплоть до запрета в декабре 1918 года этой единственной партии, входившей в Совнарком вместе с большевиками. Лишь в начале 1921 года он попытался восстановить связь с остававшимися на свободе эсерами — признавшей большевиков московской группой "Народ". Но после возвращения в Уральск, где он работал в статистическом бюро, оказалось, что этими его контактами интересуются чекисты.



ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Тот, кто попал на Лубянку (на фото) и вышел с нее сексотом, повсюду встречал себе подобных

"Просил две бутылки спирту, обещая меня освободить"

"Ночь... Уральск,— вспоминал Безпалов.— Проверка документов. Народу много, и процедура затягивается часа на два. Устал. Сплю на ходу. Добежал домой. Меня встречают как выходца с того света, считали арестованным. Оказывается, несколько дней назад был обыск. Явились глубокой ночью. Следователь, не желая дожидаться, пока откроют дверь, разбил стекло и впрыгнул в окно второго этажа. С револьвером в зубах... Все перерыли, поставили вверх ногами, простукивали стену. Забрали массу самых разнообразных бумаг, всяким исписанным клочком бумаги интересовались.
Обыск для меня был совершенно неожиданным. Но Москва несколько просветила меня. Я знал, что сидят и 'народовцы', и не особенно встревожился. Для меня было несколько любопытно попасть в тюрьму. И я начинал видеть в ней 'крещение'.
С утра ходил на службу. Из озорства не давал арестовывать себя комиссару Чеки. Чекист явился ко мне на квартиру часам к 10. Я был на службе. Он пошел туда. Меня предупредили, ушел черным ходом домой. Закусил, пил чай. Когда увидел 'комиссара', дал ему войти во двор, а сам выпрыгнул из окна кухни и ушел к знакомым. Шатался по городу часов до 5... Только поздним вечером меня доставили в комендатуру Губчека и посадили за решетку...
Три дня не допрашивали. Я уже начинал скучать и недоумевать. От скуки пришла мысль о побеге. Бежать было легко. Режим был довольно свободен. Вернее, никакого определенного режима не было. Один день запирали в камерах, другой позволяли гулять по двору, ходить за водой на задний двор, где не было стражи и откуда никакого труда не было бежать. На третий день с утра я вызвался идти на работу — возить воду для чекистского лазарета. Через полчаса я сидел и говорил с женой, а страж где-то во дворе ел принесенные мне блины. Бежать было легко, но не было смысла: на другой же день изловили бы. Кстати, подоспел допрос.
Меня проводили к Зубкову, уполномоченному по эсеровским делам. Начался допрос. Заполнение анкеты.
— Теперь по существу. Расскажите, кто входил в вашу группу.
— У меня нет никакой группы. И не было никогда...


ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
ГПУ позаботилось, чтобы и при советской власти социалисты-революционеры не свернули с пути, который выбрали еще при царе,— от ареста через сборный пункт в тюремную библиотеку

ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ


— Не морочьте меня... Вы вот что, если не хотите сидеть, то рассказывайте все откровенно...
Зубков попытался пугнуть. Но мне в самом деле нечего было рассказывать. Группы не было. Были у меня разговоры с двумя эсерами, но они отнеслись отрицательно к мысли образовать 'народовскую' группу. В Москве я заходил в Ц.Б. (центральное бюро группы 'Народ'.— 'Власть'), но и только. Отвечал я самым откровенным образом. Зубков и сам знал, по-видимому, это. Долго не настаивал и перешел к теоретическим рассуждениям о марксизме и народничестве. Потом обещал мне в ближайшие дни 'выяснить' и отпустил".
Однако вместо выяснения Безпалова перевели в губернскую тюрьму и надолго оставили в покое.
"Удалось, подкупив надзирателей, установить связь с волей. Мрачный, рябой, со зверским лицом татарин — 'старший по смертникам' — приносил записки. Из них я узнал, что шел торг со следователем о цене моего освобождения. Зубков через следователя Анисимова просил две бутылки спирту, обещая меня освободить. Но... спирт был найден, вручен Анисимову... а обещание не исполнили. Не освободили.
Ночью меня вызвал Зубков. В комнате он один. Провел меня к столу, усадил. Запер дверь.
— Мы и сами ценим в вас хорошего работника. Если бы вы были нашим врагом, то опасным врагом. Но вы не враг. И не можете быть врагом... А мы хотим вас сделать нашим другом...
Конечно, вы и сейчас большую пользу приносите. Но, откровенно, это работа не по вам. (Зубков в продолжение всего разговора был щедр на комплименты.) Мы вам предложим пост, на котором вы принесете гораздо больше пользы и непосредственной пользы революции. Да-с... А то статистика. Канцелярщина и скука. А здесь в самом центре политической борьбы...
— Однако это уж слишком последовательно. Сначала посадить, а потом на службу пригласить.
— Узнать человека надо. Узнать.
— Вы что ж, меня узнали?

— Не совсем, а узнали. Узнали, что вам в тюрьме не нравится. Скучаете по воле? И по жене поди? И в тюрьме сидеть скверно. Это тоже верно. Сам сидел. Весна, лето, а там осень... Учиться ведь хотел — в Саратов, в университет. А здесь тюрьма. И черт знает, когда выпустят.
— Из меня плохой чекист выйдет. У меня нет талантов сыщика.
— И незачем их. Других талантов много. Вы будете тем, чем есть и сейчас. Будете работать среди 'народовцев'. Поедете в университет. Зачем обязательно в Саратов? В Москву. Там сблизитесь с цебистами. Мы много не потребуем. Будете записывать свои наблюдения и впечатления, а мы будем пользоваться вашими записями.
— Ах, вот что! Вы меня в провокаторы приглашаете? Ну нет...
— Ну нет — зачем, зачем? Бросьте это слово. Быть провокатором — это значит наталкивать людей на преступление, а потом их выдавать властям. А вы этого делать не будете. Нет, мы провокаторов не держим. Если уж хотите, то у нас это называется секретным осведомлением".

"Настоящая работа лежит на плечах наших секретных товарищей"

После отказа Безпалова от сотрудничества чекисты перешли от убеждения к принуждению.
"Вечером меня опять вызвал Зубков.
— К сожалению, неприятная для вас новость... Мы должны привлечь вашу жену и ее мать к ответственности. За шпионаж.
Я остолбенел.
— Да-да... Шпионили в пользу белых. У нас документ, неопровержимо устанавливающий связь...
К вечеру привели свояка. Сообщил, что арестовали 'за меня'. Чекист Анисимов объявил, что скоро арестуют и мою жену и ее мать.
Вызвали опять ночью. Зубкова не было. Меня привели к начальнику Секретного отдела. Фамилию его я не знал.
— Здравствуйте. Зубков извиняется, он немного грубо с вами поступил. Но — вы понимаете — работа нервы истрепала. Что ж вы подумали? Говорите окончательно...
Он показал мне ордер на производство обыска и ареста с подписью председателя.
— Его нужно подписать или изорвать. Внизу дожидаются комиссары актуальной части.
— Так можете изорвать. Я согласен.
Я попросил оставить меня в Уральске. В Москве у меня нет знакомых.
— Это неважно. Но мы подумаем. А теперь вот что, по такой формочке заявленьице.


ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ

Подал мне бумажку. Мелким почерком красными чернилами там было написано, что я, такой-то, вполне сочувствую советской власти и коммунистической партии; имея знакомства среди правых кругов, желаю принести пользу революции и предлагаю свои услуги.
— Об этом мы не уславливались. Такого заявления я не напишу. Зачем оно вам? Я сказал, что согласен. Довольно и этого, я полагаю.
— Слушайте, делайте, что я говорю. Честное слово, мы вам друзья и желаем добра. Вас расстрелять бы надо. И у нас шел разговор об этом. Но мы знаем, что вы добрый малый и наш. Заявление нужно формальностей ради. Право, не стоило бы об этом и говорить. Пишите же вы заявления, поступая куда-нибудь. Бюрократический недостаток, так сказать. Но все-таки оно нужно".
Но вопреки ожиданиям секретного сотрудника Безпалова из тюрьмы не выпустили, а после нового ожидания отправили в Москву, на Лубянку, во внутреннюю тюрьму.
"Как выводили из подвала, встретились с Ф., с нами привезенной из Уральска. Она сидела в одиночке.
— Ужас... При мне двоих расстреляли. Одного из соседней камеры. Бился страшно, насилу вытащили, перекусал надзирателей".
Очевидно, новые руководители хотели показать агенту весь ужас того, что его ждет в случае отказа от сотрудничества. Только после этого его вызвали к представителю политического сыска — Секретно-политического отдела.
"Конвоир стукнул в дверь. 'Уполномоченный 3-го отделения В.Ч.К. тов. Кожевников'. Дверь приотворилась. Лохматая голова, обрюзгшее, заспанное лицо с косо посаженными глазами.


ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
К 1922 году, когда начался процесс над эсерами, их руководство состояло из агентов ГПУ едва ли не наполовину. За это советская власть нашла им хорошего адвоката — любимца партии товарища Бухарина (справа) — и освободила от наказания

Все, что говорил Кожевников, было похоже на философию Зубкова, словно оба расписывали по готовому трафарету... Революция, коммунизм, измена социал-предателей... Наконец, Чека... Это не только оружие революции, это сама революция и есть. Остальные учреждения действуют на расчищенном поле, их работа мирная. Работа Чека боевая, истинно революционная... Но и в Чеке существует некоторая градация.
— Что мы, официальные сотрудники? Исполнители, канцеляристы, регистраторы. Нет, не нами делается настоящая, нужная работа. Вся она лежит на плечах наших секретных товарищей. Тех, которые находятся в самом логове зверя. Без них мы бы были без ушей, без глаз. И, конечно, никогда не сумели бы сделать того, что делаем сейчас. Работа трудная и опасная...
— И достаточно грязная,— прибавил я.
— Э-э, это, я вам скажу, предрассудки... И нашу работу называют грязной. Мое отделение называют жандармским. Как же — и это, и то третье. А ведь разница есть. Она в цели, преследуемой нами и теми. Мы с кем боремся? Со злом, с темнотой... За что? За свободу, равенство, за социализм... Для этого можно запачкать несколько белые перчатки. В конце концов, мы ли виноваты? Нет, разумеется, не мы...
— А в партию меня примете?
— Сейчас не можем... Вы напишите заявление, мы в секретном порядке внесем его в тесный круг Ц.К. Дадим свой отзыв, и вас примут. Конечно, партийного билета не дадут в руки. Мы его положим вот сюда (похлопал он по правому ящику своего стола) и запрем. В Ц.К. будет значиться, что ты откомандирован на секретную работу, и стаж будешь иметь. А там тебе все дороги открыты..."


ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
"Кожевников достал мне удостоверение о зачислении в б. Коммерческий институт (на фото — лекция в институте). Я осведомился, не подложен ли он. Оказалось, что нет"

"Связь этих лиц с Г.П.У. держится в тайне"

Сексоту обещали полную анонимность. Но, оказавшись на свободе, Безпалов увидел, как в действительности в ГПУ обстоит дело с конспирацией. Отпросившись на побывку домой, он в Саратове был посажен в вагон для чекистов. А позднее о секретной работе Безпалова рассказал его родственнику один из сотрудников Уральского ГПУ. В Москве его обязали присутствовать на конференции группы "Народ".
"По настоянию Кожевникова я присутствовал еще на одном или двух заседаниях. Сидел в углу и старался быть незаметным. В одном отношении сидение на совещании не пропало даром — перезнакомился с делегатами. Из них двое обратили на себя мое внимание — Орлов из Нижнего, Юдкевич из Уфы. Жил Юдкевич в одном номере с Подъячевым. К ним я иногда заходил. Как-то вечером у них на столе я обнаружил целую коллекцию бумажных кулечков и пакетов с пшеном, сахаром и т. д.
— Это твое, Подъячев? — спросил я.
— Нет, Юдкевича...
Чекистский паек! Сегодня я сам получил то же и в том же".
Жизнь сексота в бытовом плане оказалась также не совсем той, что ему обещали.
"К тому времени Кожевников достал мне удостоверение о зачислении в б. Коммерческий институт. Я осведомился, не подложно ли оно. Оказалось, что нет. Сам Менжинский ('Он у нас второй Дзержинский') нажал на самого Преображенского (члена коллегии Наркомфина — "Власть").
В материальном отношении я всецело зависел от В.Ч.К. Когда разрабатывался план моего переезда в Москву, Кожевников обещал устроить меня на службу. Но в Москве, увидев, что я не проявляю никакой энергии, он не давал мне службы. Правда, он прямо не ставил предоставление мне службы в зависимость от результатов работы, но намеками давал чувствовать, в чем здесь дело. Приходилось почти голодать. К этому присоединился невыносимый гнет другого рода. Поселили меня в доме патриарха Тихона, в квартире Белова, который жил там в качестве служащего Наркомпрода. В начале и мне не говорили, что он чекист, но вскоре он стал держать связь со мной... Пользуясь тем, что никто из моей семьи не знал о моем сотрудничестве, жена Белова стала шантажировать меня на этой почве и совершенно непозволительно обращаться с моей семьей... Дом превратился для меня в сущий ад.
В конце концов я решительно поставил Кожевникову требование: обуздать Белова или я отказываюсь от сотрудничества...
Я хотел поставить перед Кожевниковым вопрос ребром: хочет он сдержать свое слово или нет? Но не удалось. Кожевников эту весну пил много и часто. Ходил угарный, с опухшим лицом и воспаленными глазами. Неделями пропадал. Несколько раз ходил я к нему на квартиру, но или его не было дома, или был пьян — безобразно, зверски... Жена и дети на это время убегали...


ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
"Обрисовав обстановку, в которой работает коммунистическая часть правления, председатель правления Кооперативного банка (на фото) просил осведомлять его о настроениях контрреволюционной части кооперативных работников"

Активности в осуществлении 'плана' Секретного отдела я не проявлял. Поэтому решили, что мне не за что платить. Однако службу устроили.
Во всех советских учреждениях есть особые лица из числа наиболее ответственных работников, на обязанности которых лежит оказание содействия Г.П.У. Связь этих лиц с Г.П.У. держится в тайне. По существу, они являются секретными агентами Г.П.У. в пределах своих учреждений. Назначение их проводится Ц.К. и М.К. РКП. Мне дали записку к одному из таких агентов — заместителю народного комиссара продовольствия Смирнову. Предварительно с ним сговорился обо мне Самсонов (начальник Секретного отдела.— 'Власть'). Смирнов принял меня немедленно. Меня устроили инструктором-специалистом при НКП".
А когда Безпалов попросил перевести его на работу в Кооперативный банк, его новый руководитель из ГПУ Решетов, хоть и нехотя, поспособствовал сексоту.
"Решетов сообщил мне по телефону, что мое назначение на службу в ВКБ состоялось.
— Обратись к Дмитрию Ивановичу Кутузову. Он знает.
Дм. И. Кутузов, председатель правления ВКБ, был агентом ('содействующим') Г.П.У. в пределах своего учреждения. Он очень любезно меня принял, предложил выбирать должности, но посоветовал вначале поступить на незначительную (младший инструктор), обязуясь недели через две провести повышение. Но и он попытался использовать меня. Обрисовав обстановку, в которой работает коммунистическая часть правления, он просил осведомлять его о настроениях 'контрреволюционной части кооперативных работников'. Я отказался. И нашел со стороны Решетова полное одобрение".


ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Сочувствие советской власти и коммунистической партии и желание принести пользу революции, о котором сексот Безпалов писал в заявлении в ГПУ, улетучилось, едва он миновал советский погранпункт (на фото)

"Никакому обыску не подвергать"

Единственное, в чем записки Безпалова не отличаются искренностью, так это в описании результатов его тайной работы. Десятки страниц он посвятил тому, что почти никакой информации чекистам так и не давал. Однако вряд ли это было правдой. Та информация, которую он приносил, высоко ценилась руководством, и на личной встрече начальник СПО Самсонов откровенничал с ним. "Нам нужно продержаться 2-2 1/2 года,— сделал он вступление,— а там советский государственный аппарат окрепнет настолько, что для него будут не страшны никакие эсеры и меньшевики... К нему (советскому аппарату) обыватель привыкнет за этот срок..."
Явно по той же причине — из-за высокой результативности — Безпалову разрешили выехать за границу для установления контактов с зарубежными эсерами. У него, правда, возникли трудности с визами. А в липовых, сделанных в ГПУ, ему из опасения провала отказали.
Когда с большим трудом виза была получена, оказалось, что существуют организации, против которых чекисты бессильны. К примеру, Наркомфин отказался дать разрешение на вывоз долларов сотруднику банка, отправляющемуся с непонятной целью. В итоге агенту было выдано отношение к начальнику погранпункта за подписью зама Самсонова: "Предъявителя сего Н. А. Безпалова никакому обыску не подвергать".
Чекисты рассчитали все — вплоть до того, когда и как агент должен был отчитываться о контактах с эсерами-эмигрантами. Они не учли только одного: что человек, предавший однажды, с легкостью может сделать это еще раз.
ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/534518

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив