«Это моя страна, и я им ее не оставлю»: ААВ против мракобесия в России
trim_c — 12.02.2022Павел Каныгин: Алексей Алексеевич, перед выборами президента в 2018-ом году вы, на вопрос, что нас ждет в ближайшие 6 лет, вы предсказали некоторые вещи: что Россия будет еще более изолирована, будет еще больше ограничений, связанных с интернетом и распространением информации и усилится борьба с оппозицией. Сейчас прошло 4 года, и можете ли снова сказать, что нас ждет к выборам 24-го года?
Алексей Венедиктов: Тренд сохранится, очевидно. Последний или крайний, как сейчас принято говорить, срок Владимира Путина 2018-2024 — мракобесный. Мракобесный по идеологии, мракобесный по применению силовых структур, мракобесный во внешней политике. Если его предыдущий срок был реакционный, то этот — мракобесный. И я не вижу никаких оснований для разворота или смягчения этих приемов. Поэтому до 24 года нас ждет усиление мракобесной составляющей в идеологии, в культуре, в политике, во внешней политике, в экономике. Мракобесный, изоляционистский режим.
Наталья Жданова: До какой степени это все может усилиться?
ААВ: До такой, какой выдержит Россия. Довольно трудно было себе представить в 1979 году, времен Андропова, что будет достаточно жестко, вы просто молодые — не помните. Для тех, кто тогда жил, вот это изменение, когда стали людей ловить: “Почему вы днем в кинотеатре?”, — это тогда было таким… Это сейчас кажется смешным, а тогда это было: “Вы почему не на работе? Вы почему по кинотеатрам?”. Зажигали свет, входили люди — это была борьба за дисциплину. И ради хорошего — ради дисциплины. Страна выдержит ровно столько, сколько у нее есть ресурсов. Нынешняя команда, которая стоит у власти, — “коллективный Путин”, она видит в этом тренде эффективность в управлении. “Вот так управлять эффективно”, — меньше дискуссий, меньше демократии… Меньше либерализма, больше применения силы. Сила — это эффективно, они так видят, они в это верят. Они говорят: “Вот видишь, ну вот же все получается”.
Н.Ж.: Просто кажется, что дальше уже просто некуда.
ААВ: Это вам так кажется. Ресурсы большие — есть куда. Никто не мог понять, что людей будут за комментарий или за перепост сажать на 3-4 года. Это даже в страшном сне не могло присниться лет 8 назад. Причем, Путин говорил “ну ерунда какая-то”, он же это говорил. Ан не ерунда! Во внешней политике будет изоляционизм — “мы окружены врагами, иностранными базами”. Во внутренней политике будет борьба с оппозицией, потому что “оппозиция — это пятая колонна”.
Н.Ж.: А с кем бороться-то? Никого не осталось.
ААВ: Вы ошибаетесь. Насколько я знаю, наоборот, штаты силовых ведомств, которые направлены вовнутрь, и их бюджеты растут. Значит, власть видит угрозу. Вы, может, ее не видите, а она в чем-то видит угрозу. Когда берут фотографа и ему грозит десятка за то, что он что-то там писал под какие-то комментарии.
Ну, слушайте, но это же представить себе пять лет назад невозможно было. А на это нужны люди, нужны люди, которые будут это отслеживать, нужны люди, которые будут писать заключения, нужны люди, которые будут в суде представлять обвинение. Так что у государства силовой ресурс еще есть. Я смотрю на это как раз, как сказать, оптимистично или пессимистично, — в общем на это я смотрю, наблюдаю.
Обидно за страну, обидно. Это уже какая страна по счету, в которой я живу. Обидно за страну. Потому что изоляция неизбежно приводит к отставанию. Тяжелая силовая структура неизбежно приводит к отставанию. Мы выбрасываем демократию, мы выбрасываем дискуссии, мы выбрасываем обсуждение — это приводит к застою, и отставанию страны. Мне обидно за страну, в которой я живу, и я считаю, что это неправильный курс, о чем я беспрестанно говорю и публично и, скажем так, не публично за столом.
П.К.: Путин, исходя из того, что вы говорите, несет персональную ответственность за этот ошибочный курс?
ААВ: Конечно, любой руководитель несет персональную ответственность. И потом будет интересно почитать, если они есть, воспоминания или протоколы заседания Совета Безопасности, чтобы понять кто еще несет персональную ответственность.
Смотрите, опять же, как бывший учитель истории, у меня в голове вот это деление — эпоха Александра I, Николая II, Александра II, III, Николая II — мы мерим по властителям. Властитель в России имеет большое значение. Если говорить о четырех путинских президентских сроках, вот сейчас четвертый, не считая медведевского интермеццо. Соответственно, первый срок вполне себе либеральный, это тормозной путь от ельцинских реформ, это действительно желание войти в НАТО заявленное. Это реформы экономические, которые действительно позволили России выдохнуть после кризиса 98-го года. Понятно, что это команда дела, но тем не менее. Потом у нас второй срок, это то, что я называю “настоящий Путин”. То есть Путин, если бы не было ельцинских реформ, его программа. Это на самом деле и дело ЮКОСа, это и Мюнхенская речь. И такое, как бы сказать, желание из государства федеративного сделать унитарное, отмена выборов губернаторов. Он в это верит, он всегда говорил, что он сторонник унитарного государства и никаких удивлений нет. Потом медведевское интермеццо, которое чрезвычайно его разочаровало, почему он и вернулся. И потом вот эта самая редакционная история, он видит по другому, а сейчас — мракобесная. Посмотрим, что будет пятым.
Его миссия для него, на мой взгляд, она возникла после Крыма. До Крыма он был вполне не миссионерский, конкретный пацан. Вот тут возникла миссия, возможно, вот этот вот русский мир, великая держава, которая глаза в глаза с американским и китайским президентом. Два человека, с которыми можно разговаривать. Все остальные это — “мы договоримся, они будут наши сателлиты, поделим мир в очередной раз. Ялту проведем очередную между американцами и китайцами, может быть, с европейским союзом. С кем там разговаривать, Меркель ушла”. И вот у него эта миссия, как он ее понимает, собственно, он ее не скрывает, — встать на равных с великими державами.
Миссия невыполнима. Но никакая миссия невыполнима никогда. Любой человек, который ударяется в мессианство, он должен понимать, а он не понимает, что миссия не бывает выполнима, потому что как говорит мой сын: “Ничто не фотография, всё кино”. Все движется, все изменяется, внешняя среда изменяется, люди вокруг изменяются, ты сам изменяешься. Ты 20 лет назад думал одно, а на самом деле другое. Ты думал, это красный цвет, а он фиолетовый. Ну, извините.