Эта земля

(навеяно имевшими место на этой неделе
визитами в родное консульство)
Страшно давно, пятнадцать лет назад, случилась моя первая
заграница. И сразу Бельгия. Почему «сразу»?
Ну, потому что. В вообще иной жизни, почти тридцать лет
назад, Ю.К. Бойтман, впоследствии мой научный руководитель на
дипломе, рассказывал нам про Бельгию, из командировки в которую он
только что вернулся. Лежал он этак в ватничке в капустной борозде и
рассказывал нам, новонабранным первокурсникам АХ, посланным в
совхоз «Детскосельский» на капустку. (Как сейчас помню одолженные
мне доброй тёткой сапоги 45-го размера, да и всё остальное
помню).
- Внемлите, салаги, - говорил Бойтман.
– Внемлите, ибо вы туда никогда не поедете, зуб даю. Даже просто в капстраны допуск получить – это уже нечто, не всякий из вас удостоится. А Бельгия из всех капстран самая закрытая, самая недоступная. Так что смотрите на меня, осторожно трогайте край маво ватника и завидуйте.
Это сейчас смешно, а тогда – так оно и было, как он говорил.
Так вот в неё-то я для начала и поехала. И не в
галопный тур, а сразу на месяц и в гости. К младшему брату, который
жил там уже года четыре, и был, как ни горько мне в том
признаваться, классическим представителем самой что ни на есть
душистой колбасной эмиграции. В ту пору бумаг у него ещё не
завелось. Но социал давали. Хватало на двухкомнатную с кухней и
террасой, на автомобиль и на вообще.
Месяц, дорогие мои. В маленьком городке с огромным собором. В
тишайшем городке, где улицы состояли из кирпичной готики, живых
цветов и вымытой с мылом мостовой. Время блаженно текло между
мольбертом, впервые открытым французским учебником и – когда братец
был свободен, а свободен он бывал часто – наслаждениями. Мы ходили
в гости и гости ходили к нам, негустая русскоязычная диаспора
всегда была готова хорошо посидеть, обменяться историями и
жизненным опытом. Мы гуляли пешком – по городу и на машинке –
везде. До церквей и музеев мои спутники были небольшие охотники,
надолго их не хватало, но тогда мне это было ничаво, поскольку всё,
вообще всё было новым, и любой супермаркет грузил примерно
столькими же впечатлениями, сколькими одаривал, страшно сказать,
Гентский алтарь.
Так почему же я вот прямо тогда и не осталась, как мне настойчиво
советовали окружающие? Мне что, не нужна была задаром жилплощадь в
два раза шире, в четыре раза приватнее и в десять раз чище, чем моя
тогдашняя питерская? И первая клубника в пять утра (тогда ещё эта
хохма была в ходу, все смеялись)? И климат как в детстве и даже
лучше, и нежно любимые нидерландские примитивы бесплатно повсюду, и
романская каменная кладка, и вечерние колокола? Что спрашивать - да
кто ж её не хочет, большой и чистой любви.
А почему тогда?..
Потому что я прожила там сразу месяц и всё поняла.
Про то, что в одном пакете с русскоязычной диаспорой мне не нужны
никакие жилплощади, социалы, Ван Эйки, Фелисьены Роопсы,
писающие мальчики, клубники в пять утра и колокола
на закате.
(И кстати в тему.
У меня счётчик стран стоит, с весны где-то, там сейчас набежало 103
новых посетителя из этой страны. Ну, положим, двадцать-тридцать из
них – мои ученики (среди них есть десяток моих френдов), ещё
двадцать – друзья учеников. Кто эти остальные пять-шесть
десятков соотечественников? Ни один никогда не только не набился во
френды, но и коммента не прислал. Параллельные
миры).