Есть у Революции начало. Часть третья

anlazz — 08.11.2017 Итак, как было сказано в прошлой части, гибель СССР в 1991 году означало вовсе не невозможность построения социалистического общества, и даже не ошибочность выбранного пути движения к нему. Напротив, в данном случае можно говорить о том, что случившаяся катастрофа была связана с переходом советского общества в действительно новое – с исторической точки зрения – состояние. Состояние, для которого у человека того – да и настоящего – времени просто не существует готовых моделей. А значит, невозможно было даже представить, чем и как обернется то или иное действие. Но самое неприятное в данном случае – это то, что указанный момент практически невозможно установить «до» случившегося. В том смысле, что после пересечения «горизонта событий» на первый взгляд ничего не менялось – а точнее, если менялось, то к лучшему. Что с точки зрения обывателя, разумеется, есть благо – но для принятия решений является не самым лучшим вариантом.

Впрочем, эта «незаметность» с точки зрения привычного понимания, так же выступает базовым признаком указанного состояния. (Такая вот диалектика.) Правда, были люди, которые замечали случившийся поворот, и даже пытались предупредить окружающих – таковым был, например, великий советский фантаст Иван Антонович Ефремов. (Который, по сути, является одним из лучших «декодировщиков» советского социализма, в своих романах открывший основные «ключи» к данной общественной системе.) Так вот: если в начале 1960 годов, создавая роман «Лезвие бритвы», писатель еще находился в уверенности, что конструктивное развитие СССР и инициированного им процесса «советизации» цивилизации возможно, то к концу десятилетия эта уверенность сменилась на противоположную. Именно тогда был написан роман «Час быка», в котором показывалось общество, в которое мог бы скатиться мир при отрицании Революции. Мир, мягко сказать, не очень привлекательный и во многом и напоминающий наше современное общество.

Кстати, интересно, что роман был начат в 1964, а окончен в 1967 году –то есть, тогда, когда вокруг еще бурлила активная жизнь «Мира Понедельника» (повесть Стругацких писалась в 1965): готовился полет на Луну, Глушков разрабатывал свою ОГАС и вообще, развивалась вычислительная техника, готовилось внедрение сверхзвуковой авиации и т.д. Однако Иван Антонович, еще недавно суливший стране прямой путь в мир «Туманности», был уже настроен крайне скептически. Причем, это не было связано с какими-то «аппаратными играми» - которые кажутся крайне важными для многих наших современников. (Вроде снятия Хрущева и прихода к власти Брежнева) Напротив, Ефремов, в общем-то, довольно холодно относился к «аппаратчикам» и их роль в обществе никогда не преувеличивал. Это относится и к «той самой» «сталинской эпохе», смену которой «хрущевской» некоторые считают началом конце СССР. На самом деле, к Сталину и его окружению Ефремов относился крайне неприязненно, однако это не помешало ему именно из советской реальности начала 1950 годов вывести свой мир будущего. Так что вовсе не хрущевско-брежневская вакханалия была основанием для сомнений писателя.

Важнее было другое – то, о чем он так хорошо написал в знаменитом письме Олсону:

«..Некомпетентность, леность и шаловливость "мальчиков" и "девочек" в любом начинании является характерной чертой этого самого времени. Я называю это "взрывом безнравственности", и это мне кажется гораздо опаснее ядерной войны…
…Когда для всех людей честная и напряженная работа станет непривычной, какое будущее может ожидать человечество? Кто сможет кормить, одевать, исцелять и перевозить людей? Бесчестные, каковыми они являются в настоящее время, как они смогут проводить научные и медицинские исследования? Поколения, привыкшие к честному образу жизни, должны вымереть в течение последующих 20 лет, а затем произойдет величайшая катастрофа в истории…»

Если честно, то сейчас можно только поражаться, насколько советский фантаст и ученый точно описал нашу реальность. «Поколения, привычные к честному труду» действительно «сошли со сцены» где-то к 1989 году, открыв дорогу людям с совершенно иным представлением о мире. И примерно с этого времени любая честная работа стала невозможной: какую область не возьми – везде самопрезентация и прямой обман выступают единственным базисом для успеха. В результате чего практически вся современная «активная деятельность» заканчивается фактическим фиаско – за исключением вопроса распила выделенных средств, разумеется.

Впрочем, тут мы уже довольно сильно отходим от изначальной темы, а поэтому вернемся опять к Советскому Союзу конца 1960 годов. А именно – к тому, что эти самые «мальчики», впоследствии «перепилившие» всю экономику страны, выступали неизбежным следствием событий, случившихся задолго до их перехода к экономически активной деятельности. Что уж тут скрывать – эти «мальчики» (Чубайс и Ко) были ничем иным, как прямым порождением СССР, а точнее – того самого состояния, в которое СССР попал в процессе своего развития. Того самого «безопасного общества», что столь часто поминается в данном блоге – поскольку именно так и именуется указанная «экстремальная ситуация», в которую попала наша страна. На самом деле подобное утверждение кажется слишком «сильным»: ведь действительно, как могло обеспечение безопасности для граждан привести к столь катастрофическим последствиям? Однако, если «копнуть» это вопрос поглубже, то можно увидеть, что именно указанная особенность стала основанием для тех двух деструктивных изменений, о которых было сказано в прошлой части. (Исчезновения понимания необходимости непрерывных изменений и снижения уровня солидарности.)

Причина этого проста: человеческий разум крайне «экономное» явление. В том смысле, что он стремиться избежать процедур, которые ему не нужны. Это, в общем-то, всем знакомо: скажем, изучение иностранного языка в «своей стране» - крайне тяжелый и болезненный процесс, однако в случае эмиграции (или иного попадания в чужую языковую среду) этот самый усваивается очень быстро. То же самое можно сказать и про другие знания и умения – в том смысле, что если они не могут быть немедленно использованы, то никакие силы не заставят человека ими овладеть. (Почему в процессе обучения самое важное – именно практическая деятельность.) Поэтому, например, исчезновение солидарности в условиях «безопасного общества» неудивительно – ведь она тут просто потеряла смысл. То есть, пока надо было противостоять набегам соседних племен, или, например, стремлениям хозяев не платить зарплату – подобное качество выступало актуальным. (Поскольку вне их человек будет существовать на пределе физического выживания – или за ним.) Но когда подобная нужда исчезла – то столь сложный и психологически затратный механизм был неизбежно отброшен.

Ну, а противоположный ему способ, который можно назвать «стремлением к индивидуальному успеху» - тот, что и породил пресловутых «мальчиков-олигарчиков», напротив, оказался крайне востребованным. Ведь если ином обществе у «индивидуалиста» возможность получить все после победы всегда уравновешивается опасностью потерь при поражении, то в «безопасном обществе» ситуация иная. Тут нет опасности быть «съеденным» - в прямом и переносном смысле – однако есть огромная возможность отхватить кусок побольше от «общего пирога». Итог – неизбежное торжество «мальчиков», привыкших жить именно так, стремясь урвать у жизни все. И не менее неизбежное поражение тех, кто пытается «по старинке» чего-то давать коллективу.

Казалось бы – на этом тему можно и закончить. Но нет! Надо сказать еще самое главное – то, что в реальности и выводит поднятую тему из разряда «вечного нытья» по поводу развала страны. А именно – то, что указанное «безопасное общество» на самом деле является не только неприятным этапом в развитии коммунистических отношений, но и совершенно необходимой его частью. И миновать его – тем самым сохранив столь дорогой нас СССР – вряд ли было возможно. Поскольку это самое «общество», на самом деле, как раз и выступало элементом «социума будущего», следствием развития коммунистических отношений. И, скажем, уже не раз помянутый «Мир Понедельника» так же являлся его последствием – поскольку именно обретение «непосредственной безопасности» является базовым основанием для раскрытия творческого потенциала человека. Кстати, в указанном «мире» солидарность вполне существовала – поскольку потребность в ней была необходима для совместных действий. Вопрос был в другом – в том, что подобный опыт оказался непереносимым на иные области советской жизни, что работники научных и технических коллективов не только не стали локусом, пригодным для дальнейшего развертывания коммунистических отношений в советской жизни. Но, и чем дальше, тем больше оказывались изолированными в своих «ашрамах» от всех остальных. (Что к концу 1980 привело к определенной демофобии в данных кругах.)

Однако, как бы то ни было, иного пути для формирования общества неотчужденного труда не существует. И как бы для нас не казалось заманчивым признать идеалом социалистического общества тот «вариант СССР», который существовал в самом начале 1950 годов, это невозможно: поскольку последний есть всего лишь переходное состояние от классового к постклассовому устройству. Характеризующееся, к примеру, наличием огромного анклава архаичного сельского образа жизни, с огромными семьями и значительной долей подсобного труда – который к коммунистическому обществу не имеет никакого отношения. (Однако жизненно нужен для существования указанной системы.) Впрочем, и в иных областях СССР этого периода ситуация была пусть лучше, но не намного: осуществить переход к низкоотчужденному труду при сохранении структур, созданных для высокоотчужденного, было невозможно. (На самом деле, ситуация была еще хуже – поскольку с ростом промышленности количество отчуждения… увеличивалось. Что было связано с увеличением сложности производства, и, как следствие, ростом разделения труда.)

В общем, «остановить мгновение» не получилось бы никоим образом. Требовалось или полное осознание необходимости радикальных перемен, или переход к таковым через катастрофический сценарий. Но поскольку первый вариант был, как уже было сказано выше, практически невозможен – то Катастрофа стала единственно возможным путем разрешения «позднесоветского кризиса». И да, конечно, это очень и очень печально для нас – поскольку, даже сегодняшнее положение не является еще «дном» для этого Суперкризиса. Однако с точки зрения Истории тут нет ничего особенного: перемены подобного рода проистекают не годами, а столетиями. «Предыдущий этап» - переход к классовому устройству – вообще занял несколько тысячелетий, и был ознаменован таким количеством жертв, до которых нынешнему миру еще идти и идти. (По отношению к общей численности населения, разумеется.)

Так что не стоит думать, что с падением СССР все кончилось – скорее наоборот, все только начинается. И то будущее, которое нам еще предстоит увидеть – будет кардинально отличаться и от современного состояния, и от предсказаний большинства «футурологов». (И тех, что сулят технический прогресс, и тех, кто предрекает новые «Темные века».) Настолько, что нам даже представить тяжело…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив