Есть такая «профессия» — к бабам под каблук залезать

vlad_dolohov — 09.09.2025 Почему так грубо? Да потому что уважающая себя женщина никогда подобного не допустит. Ее
это унижает: подкаблучником можно пользоваться, но любить его — никогда. Впрочем, если ты
по природе своей хищница и мразь — как, скажем, Лиля Брик, Елена Боннэр или Муза
Крепкогорская, — то у тебя и потребности в любви не будет.



Они встретились на съёмках «Молодой гвардии». Ей хватило пары взглядов, чтобы понять, что

он в неё влюбился. «А он, прошедший фронт, видевший смерть, искренне верил, что такая
женщина может стать его светом. Женой. Будущей матерью их детей. Спасением.

Он таскал за ней чемоданы, ждал у гримёрки, молча слушал, как она смеётся с другими
мужчинами. Когда Муза согласилась выйти за него замуж, он был счастлив. Наивно счастлив,
по-юношески. Женился с надеждой, что теперь всё будет правильно: она забудет своих
прежних, оценит его, построят дом, заведут детей. Не построили. И детей не было.

Муза быстро привыкла жить красиво. Очень красиво. Застолья, меха, драгоценности — всё, что хотела, появлялось как по щелчку. Юматов работал на износ, снимался много, тащил всё на себе.
Ей он казался «Жоржиком» — милым, добрым, но слишком простым. И не её масштаба.
Пока он мотался по съемкам, она была занята кастингами, флиртами и абортами.



Юматов мечтал о ребёнке. Она — нет. Прерывала беременность за беременностью, но даже когда врачи сказали, что родить она больше не сможет, он всё равно ее любил. Пьяно, безнадёжно, как тонущий хватает спасательный круг, зная, что тот — с дыркой. И вот здесь всё пошло по наклонной. Он начал пить. Не весело, не за компанию — а тяжело, мрачно, в одиночку. Работа стала исчезать. Репутация — рушиться. А она… Она продолжала искать своё большое кино.

Пока он задыхался в своей любви, она заигрывала с тем, кто был ближе всех — с другом. Не
просто коллегой, а человеком, который заходил в их дом как в родной. Сергей Столяров.
Легенда. Красавец. Любимец публики и женщин. Тот, кого Георгий называл братом. Тот, кому
доверял. Когда Муза закрутила с ним роман, Юматов узнал об этом последним. Она даже не скрывала. Съехала к Столярову. Стала жить с ним открыто. Полгода. А потом вернулась. Просто вернулась. Потому что тот — устал. От её характера, капризов, претензий. А Георгий — не устал.
Он всё ещё любил. И простил. В который раз.

Муза не изменилась. Ни в чём. Продолжала клянчить роли, лезть в постели режиссёров,
требовать золото, наряды, застолья. Георгий жил как бы рядом, но не с ней. Он пил, терял себя.
Историю со случайным убийством дворника я опущу, она к портрету ничего не добавит – потому
что ранее он уже фактически убил себя.

Провёл два месяца в «Матросской тишине». Молчал. Сидел с опущенной головой. Отпустили по амнистии — к 50-летию Победы. Но на свободу он вышел другим. Сломанным. Перестал пить,
стал ходить в церковь. Прятал глаза. Как будто стыдился, что жив. Муза в тот момент жила с ним.
Всё так же. Только уже без театров, без кино. Их забыли. Они продавали посуду, мебель, старые грампластинки — чтобы купить еду и водку. Она даже тогда не смирилась. Всё ещё ждала звонка
от режиссёра. А он ждал тишины. Хотел, чтобы его оставили в покое.

Муза в подпитии кричала, что она — неснятая звезда. Тянула из дома последнее и пила уже беспробуднее, чем когда-то пил он. Когда телефон молчит годами, он звенит громче пульса.
Смрада девяностых Юматов не заметил, смрад уже был в его израненной душе. Врачей избегал,
хотя лёгкие уже превратились в решето, кровь подступала к горлу. Отказался от повторной
операции: «Хватит. Я и так на штыке всю жизнь». И остался ждать финала.

6 октября 1997-го он проснулся рано, как на войне. Снял с вешалки парадный китель, положил
рядом — чтобы Муза потом не искала. Съел кусочек хлеба, вдохнул — и захлебнулся кровью.
Тихо, почти без звука. Так умирают волки — пряча боль, чтобы стая не видела.
На похороны пришёл город. Вдоль Новодевичьей шли люди с фотографиями, фронтовики в орденах, женщины средних лет с видеокассетами «Офицеров». Муза ходила между ними, как призрак, и всё повторяла: «Не знала, что вы так любите Жоржика…» Ей осталось жить два года.
За это время она успела спиться до беспамятства, потерять ключи от квартиры и от реальности. Соседи приносили бульон, мыли полы, вызывали «скорую».



Автор процитированного отрывка решил, что самой истории недостаточно, нужны выводы. Что ж, приведем и их: «Почему фронтовик, герой экранов капитулировал перед женщиной? Потому что любовь — не подвиг и не бой. Она — наркотик, если лишить её взаимности и уважения. Юматов перепутал преданность с зависимостью; Муза — свободу с вседозволенностью. В итоге проиграли оба. Легко посмеяться над человеком, который держался за нелюбящую. Но разве мы сами не цепляемся за иллюзии? Разве не продаём время тем, кто не запоминает наших имён? История Юматова — это не про советское кино. Это про нас: про слепоту, которой мы кормим сердца, чтобы
не остаться одни. Любовь — это союз, а не окоп. И если в окопе ты один, пора выбираться».

Хороший и мудрый совет. Но не выбрались ни Юматов, ни Маяковский, ни Сахаров. Конечно,
их жалко, но исход закономерный... Согласны?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив