Еще один голос священника...

pretre_philippe — 03.07.2017 Отец Пафнутий (псевдоним по всей видимости)

""Если бы я продолжал оставаться в сфере «потребления религиозных услуг», раз в неделю ходящим в храм исповедаться-причаститься, а свои печали запивая святой водичкой, то, может, моя неофитская наивность так бы и не рассеялась. Но я как священник оказался в сфере «производства» этих услуг с возможностью видеть значительную часть (далеко не всю) внутренней кухни. Прошу не считать меня циником: сами церковные апологеты постоянно и настойчиво в качестве аргумента (не от большого ума) используют это сравнение. «Почему вы не ходите в храм? Вам священники не нравятся? – патетически спрашивают они. – Но если пьяный почтальон принесет вам письмо, какая вам разница в каком состоянии он и какую ведет жизнь, главное — он исправно приносит письма. Или если вас в магазине обругает продавец или в клинике врач, вы же не откажетесь от услуг торговли и медицины!»

Пока по твоей судьбе не проедет тяжелое колесо раззолоченной колесницы епископа-«наследника апостолов», старца или настоятеля, редко появляется отрезвление. Да и после далеко не всегда. Большинством прихожан, которые вроде как должны быть живыми членами церковных общин и т.д. и т.п., как раз сегодняшняя система церковных отношений наиболее востребована. Это такой своеобразный договор: «Мы вас считаем православными, а вы нас считайте вашими пастырями!» В реальности это очень удобно: приходи раз в неделю на службу, не забывая совершить пожертвование. От прихожанина необходима создаваемая им массовость и его кошелек, но сам он как личность со своими бедами и радостями не нужен никому ни разу! Больше от тебя ничего не требуется, живи вне стен храма как хочешь, потом на исповеди, разве что, пожурят тебя за нерадивость. Удобно и священнику: во внутренние дела прихода никто не лезет, отчитываться за свои решения и финансы перед прихожанами не нужно, его личная жизнь тоже его личное дело. При общинной жизни надо и ходить на собрания, и голосовать, и что-то там отстаивать, и участвовать в жизни прихода – кому это надо! Тех же, кому это надо, и кто бы хотел чего-то большего кроме «хождения», в целом немного.

Ментальность «homo soveticusa» с его конформизмом, сервилизмом и неизбежно порождаемым совком, мне кажется, и способствовала массовости обращения бывших советских граждан к церковной жизни в начале 90-х. Это было связано не с тем, что Церковь предлагала нечто принципиально новое, а, наоборот, человек мог оказаться в заповеднике, когда рушился старый привычный мир и нужно было учиться жить и строить новый, на основе свободы. (Что не отменяет тех тысяч, пришедших действительно в Церковь за «горним светом невечернего дня Царства Небесного». Но хлынувший огромный поток людей, так и не поднявшихся выше примитивного потребительского магического сознания, смог эту соль просто растворить в себе.) По крайней мере, не проходящее ощущение застойного совка как привкус ацетона во рту после отравления, чувствуется сегодня в церковной жизни очень сильно...

...Вспоминаю приезд в нашу епархию патриарха Кирилла на освящение собора. Несколько раз со всех приходов были большие денежные сборы, страшная нервозность, вприпрыжку бегавшие благочинные, ор епископа с брызжущей слюной на подчиненных, и страх, страх, страх. Тогда вдруг я понял, встретив каменно-тяжелый подозрительный взгляд патриарха, идущего между двух шеренг выстроенного духовенства, что это не наш отец, а властный господин, выкованный прежней советской церковной системой, прошедший все ее ступени.

Но я вовсе не сторонник разделения якобы прекрасного патриаршества Алексия и ужасного понтификата Кирилла. Все это один процесс, с прогрессирующими теми же болезнями. Заточенность церковной жизни на храмостроительство и обрядоверие, стремление возродить те церковные модели жизни, которые когда-то и привели Россию к краху, мне кажется, никакого иного результата дать не могут. Для меня совершенно явен коррелят светской политической системы с церковной. Безумный авторитаризм, помноженный на безумную коррупцию и там, и там ведут к одному и тому же страшному обвалу, который, видимо, предстоит пережить всем нам...

...Епархии все больше, мне кажется, начинают уподобляться сатрапиям с их наместниками-деспотами, которые чаще всего озабочены лишь сбором дани. Все остальное – это чистая туфта и формалистика. Благие начинания талантливых священников обычно заканчиваются или с их смертью или безвременным переводом. Священник может созидать лет 20 общину, а потом на его место поставят безмозглого порочного настоятеля, который разрушит и выжжет за пару лет все до основания. Потом назначат другого священника спасать приход (чтобы он мог платить епархиальные поборы), ну и начинай сначала. Естественно, происходит своеобразная кадровая селекция по принципу лояльности начальству, а не личных талантов. Приходы потихоньку хиреют, кого можно взять из них на священство? Провинциальные семинарии – та еще притча во языцех. На курсе хорошо если 3-5 человек учится.

Ну, а на уровне архиерейской власти при таких бесконтрольных дармовых деньгах и власти идет разложение. Происходят до того немыслимые вещи вплоть до уголовного характера, в которые я бы никогда не поверил, что это вообще возможно, если бы точно не знал этого...

...Все духовенство в нашей провинциальной епархии разобщено, каждый сидит на своем приходе и ревниво следит за соседними, с мистическим трепетом вслушиваясь в раскаты грома в епархиальном управлении, старается уловить исходящие оттуда флюиды. Кто находится в немилости, а кто в фаворе, кого переведут, кого повысят, кому дадут награду, а на кого ляжет опала – все это составляет кроме приходских забот основную часть размышлений типичного священника.

Поповская среда часто насыщена интригами, слухами и сплетнями и для развитого образованного человека невероятно душна и скучна. Все личное сближение скатывается до кухонного обсуждения всего этого как из глубоко-застойных времен.

Общеепархиальное собрание провинциального духовенства каждый раз на меня производит очень тягостное впечатление. На лицах – всегда пугливо-напряженное выражение с попытками изобразить невероятную заинтересованность и радость по поводу речей архиерея. На передние ряды обычно садятся благочинные и пузатые митрофорные протоиереи, а уж после них – вот как раз эта основная несчастная часть «куда ветер – туда дым», которая делает вид, что слушает речи епископа как откровение Архангела Гавриила о непорочном зачатии. И, конечно, на очередное заявление о повышении епархиальных сборов, внутренне спрашивая себя: «Како будет сие, идеже спонсоров не знаю», в конце все же смиренно заключает: «Се, раба владычня! Да будет мне по слову твоему». Бывшие шофера и электрики рядом с шустрыми молодыми попами – бывшими иподьяконами или поповскими сынками без образования – все это было бы не так ужасно, если было бы стремление к самообразованию или хоть какой-то возвышенной идее.

За архиерейскими трапезами по случаю приезда владыки на приход кроме елейных льстивых речей разговор не поднимается выше того, что вещают из телевизора.

Есть и некоторое число умниц-священников, страдающих, как правило, «горем от ума» на дальних глухих приходах...

...Социальное и имущественное неравенство и его несправедливость среди духовенства не позволяют вообще говорить о его каком-то внутреннем единстве. В одном благочинии может быть образованнейший священник с дипломом МГУ в глухой деревне, доедающий последнюю корку хлеба, и рядом в городе — настоятель из сторожей, который всей семьей летает отдыхать на Кипр.

Обыденная жизнь священника довольно серая. Сама церковная жизнь сегодня проходит глубоко на обочине общественной, тяготея к внутренней закапсулированности. Тут в череде однообразных дней без особых перспектив развития прихода остается или уйти во «внутреннюю эмиграцию», занявшись какими-то интересными вещами для себя, или пуститься во все тяжкие. Ну или тихонько прозябать жизнью «премудрого пескаря»...

...Приходская жизнь малорадостна. Чаще всего на нее у священника, загруженного требами, участием в бессмысленных светских мероприятиях, бумажной волокитой и хозяйственными делами, не остается времени. Да и особого желания по душам общаться с верующими, малокультурными, в массе своей заряженными псевдоцерковным бредом и телепропагандой, с внутренними нерешенными проблемами, лично у меня не возникает. При этом у меня есть личные добрые отношения и дружба с теми прихожанами, которые мне близки по духу или просто симпатичны и интересны как личности.

Большинство прихожан обращается к вере чаще всего через какую-то личную беду, ища опоры и утешения, либо по выходе на пенсию находит вот такую социальную среду, где старики хотя бы внешне не одиноки – и все это тоже накладывает отпечаток неблагополучности и безрадостности. Характер и система церковных отношений оставляет мало места для людей интересных, творческих, образованных, самостоятельно и критически мыслящих. Молодежи с ее энергией и мужчинам с внутренней независимостью просто не остается места. Чаще всего это какие-то блаженные, «как мешком прихлопнутые», весьма странные люди. Конечно, есть единицы и из них, но в основном это женщины и бабушки, которые еще ко причастию приводят и приносят младенцев и детей.

Все мои попытки из этого состава создать общину не увенчались успехом. Но, по крайней мере, у меня на моем маленьком приходе нет скандалов и конфликтов, да и в целом отношения благожелательные. (Опять же, напомню, что мои наблюдения касаются церковной жизни глубокой провинции с глухими поселками и городками, в больших городах, наверное, иначе).

...Я теперь не читаю утренне-вечернего правила, не пью по утрам святую воду и не закусываю Богородичной просфорой, в постах ограничиваю себя лишь в той мере, в какой считаю полезным для себя и не испытываю никаких угрызений совести по поводу того, что съел что-то непостное, по возможности сокращаю службу, совершенно равнодушен к мощам, чудотворным иконам и акафистам. И не по своей теплохладности. В какой-то момент при всех этих попытках впихнуть все это в себя, я, ощущая от этого начинающиеся внутренние корчи и подступающую тошноту, вдруг осознал, что это все имеет весьма отдаленное отношение к христианству и уж никак не спасает меня и не способствует моему внутреннему росту. Более важным я для себя посчитал стараться жить по-христиански, как я это могу понять и осуществить, обращаться к Богу как Отцу, воздерживаться от того, что моя совесть ощущает как греховное, помогать другим....

...Будущее же РПЦ связано напрямую с судьбой современной политической системы. Потому что такое уродливое кособокое здание на песке выстроить и удерживать стало возможно лишь при поддержке государственной власти. Сама по себе церковная система не только не окупаема, не способна содержать даже свои большие соборы, но еще и внутренне деградирует: выдавливаются образованные и способные осуществлять реальные проекты (их место занимают «показушники»-бездари), разрастается церковная коррупция с ее поборами, нищие приходы хиреют, а жиреющее священноначалие нравственно разлагается.

Эта жизнь не по средствам, как пир во время чумы, все равно закончится. Как только закончится господдержка, этот мыльный пузырь сразу лопнет, причем с ужасным треском. Как только дадут ход делам с преступлениями настоятелей и епископов, будет присуждена первая выплата пострадавшему, суды будут завалены всем этим неимоверным компроматом, что копится годами. В интернет хлынет то аудио и видео с утехами «ангелов света», которые просто похоронят всякий авторитет. Увидеть какое-нибудь «его высокопреосвященство» в общении с молодыми чинодралами — зрелище не для слабонервных.

Я уж не говорю о финансовых махинациях. Огромное количество наших храмов строится на коррупционные деньги щедрых не без своей выгоды депутатов и градоначальников. А уж распоряжение деньгами настоятелей и епископов… Плюс еще если откроются архивы КГБ. Церковная система сегодня без государственной поддержки не может существовать так же, как последняя без нефти. Дело не просто в том, что расходы превышают доходы. Церковное руководство выстроило именно паразитическую модель, когда без притока извне ресурсов она не может существовать. Извне приходят деньги, приходят люди. Руководство высасывает эти соки, в обратном направлении выделяя лишь токсичные продукты своей жизнедеятельности. Сколько замечательных талантливых священников и мирян пришло в Церковь с 90-х годов! Большинство из них система просто бессмысленно изжевала как дольку апельсина, высосала соки и выплюнула. Сколько было благих начинаний и проектов, все это было заглушено. Но самый важный, человеческий ресурс оказался бездумно растрачен, а новый не нажит. Да и места таким людям не остается. Нужны исполнители, а не творцы.

Для краха не нужно никаких гонений, просто предоставить те же условия как для каких-нибудь общин протестантов. Тебя не будут звать на мероприятия, радио и телевидение, вещать о тебе из каждого утюга, предоставлять клубы, за аренду помещений нужно будет платить. И мы просто исчезнем внешне, потому что никаких своих церковных конкурентных сми нет, реальных организаций в обществе нет и т.д. Достаточно просто выключить звук. Но радует это мало, потому как под обломками меня первого и погребет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив