Ельцин

marss2 — 01.05.2019 Двенадцать лет назад это было, и уже даже больше. Новость явилась именно так, как должна была явиться.

Запомнился ещё на похоронах Леонид Данилович Кучма, который неожиданно рыдал в три ручья, а я-то думал, что он абсолютно бессердечный стоеросовый советский реднек.

При том, что покойный был, мягко говоря, тот ещё фрукт, сегодня трудно испытывать к нему какой-то сильный негатив.

Бесспорно колоритный и фактурный тип, проспиртованный мужлан, напористый и чрезмерный.
Свердловский озорной гуляка, да что там, не озорной, а просто дурной.
Все эти его невозможные рожи, выпученные глаза, запорные гримасы, налитая красная физиономия под белым чубом.
Паньмаишь, шта-а, рокировочка, загогулина.
Харизма, безусловно, наличествовала, пусть и отрицательная.
Отрицательность-то эту распознали не все и не сразу, задним умом нынче крепкие.

На него было неизменно весело рисовать карикатуры, на свекольного харизматика, несть им числа.

История, признаем, вела к нему, прирождённому деструктору, мирно спавшему до поры до времени в обкомовском кабинете, как снаряд, ждущий своего часа.
Опасная метафизика истории полыхала в нём, он источал её, как алкогольные пары.

Кстати, о снарядах.
Подумать только, два пальца он потерял, найдя в детстве гранату и принявшись идиотски колотить по ней молотком.
Вот сразу понятно, что это был за тип.

Позже он стал столь же упрямо и тупо долбать по стране, на куски разлетевшейся.

Называющие Ельцына «демократом», «либералом» или ещё как-то просто не приучены понимать значения слов.
Он был типичный персонаж смутного времени, оное время оседлавший.
Разумеется, он пользовался при этом модной на тот момент демагогией, но она значила для него не больше, чем удобные словеса.
Не демократия и либерализм, но власть и водка манили его и руководили им.

И парадоксально гармоничная, с замечательной цельностью воплощённая в этой фигуре воля к разрушению. «Страсть к разрушению есть также и созидательная страсть», — говаривал старик Бакунин. Это он не был знаком с феноменом Ельцына.

ЕБН — красиво называли в народе нашего героя. Красиво, потому что безупречно подходяще.

Он был человек-катастрофа, и эта катастрофа продолжается. Он талантливо воплотил её в своей фигуре и потому заслуженно ненавидим народом.

Тому же, кто привычен философски наблюдать движение жерновов истории, его ненавидеть не за что.
Ельцын всё же не был сознательной, решающей фигурой, он был более объектом — да, крупным, да, запоминающимся, — но не субъектом.
Такие персонажи не заслуживают сильных чувств.

Ну а памяти заслуживают все.

https://imhoclub.by/ru/material/prah_emu_puhom?fbclid=IwAR28z6x5QHdwqjQDbwJxWkSk3rb_zNYmbAk2MzY2RgpaNSnIdapZyPbEu7I

==============================

Борис Николаевич Ельцин был человеком бессовестным, безответственным и властолюбивым.
Говорить о политике "властолюбив" - примерно то же самое, что о коммерсанте "сребролюбив": не просто банальность, а указание на свойство, отсутствие которого скорее говорило бы о том, что человек выбрал для себя не то жизненное поприще.

Борис Николаевич, уже будучи «на троне», вполне сознательно и довольно талантливо изображал из себя «типового русского мужика».
Причём не такого, каким мужик на самом деле бывает — а мужика анекдотического, театрального, книжного.
Он валял ваньку и плясал петрушку, причём с разбором, с учётом аудитории.
 Перед иностранцами он демонстративно напивался и «дирижировал оркестром», щёлкая деревянными ложками (классическая картинка из западной книжки про русских дурачков).
Перед «дорогими россиянами» — рыкал, рвал рубаху на груди и картинно дурил.
Перед либералами либеральничал, да так, что Новодворская до сих пор с умилением вспоминает дорогого Бориса Николаевича.
Бывшим партейным показывал обкомовский норов и повадки, и тоже весьма убедительно.
И во все эти роли он обязательно подпускал алярюсса, для каждой аудитории — в привычном и ожидаемом для неё обличье.
Важнейшей из его ролей, конечно, была роль «дурака у власти», причём именно что русского дурака.
Тут важны оба слова — «русский» и «дурак».
 «Дурак» плюс «власть» на фоне «русского» даёт, разумеется, «самодура».
Самодура Ельцин из себя и корчил, причём исполнение было отменным, на станиславское «верю».
Здесь шло в ход всё — и пресловутое пьянство (практически не скрывавшееся официальной пропагандой), и особое ельцинское рыканье и «словечки», и оформленные под барский каприз решения, все эти «рокировочки» и «загогулины».
Весь этот псевдорусский стиль — именно что псевдорусский, лубочно-карикатурный — выдерживался исполнителем роли очень тщательно,

Дескать, сидела в Ельцине этакая тёмная кряжистая сила, этакий медвежий дух, которым он и заламывал всех супротивников.
Разумеется, миф о ельцинских «инстинктах» является оборотной стороной мифа о «русском самодуре».
На самом деле ЕБН, как большинство хороших актёров, был человеком с крайне лабильной психикой, пил «от нервов», и, судя по всему, был крайне зависим от чужого мнения и чужих решений.
Был ли Ельцин самодуром на самом деле?
Очевидно, нет.
Человек бежал по очень тонкому ледку и ни разу не споткнулся — это, наверное, о чём-то говорит.
 Более того, если проанализировать его действия подробно, мы найдём, что наиболее рационален он был как раз там, где решения оформлялись как чистая дурь и тяп-ляп с кондачка.
Например, официальная версия Беловежья звучала так: «собрались мужики, выпили, бумажки подписали, потом бац».
Такое же «выпили» и «бац» мы встречаем везде, где принимались важнейшие решения.
Борис Николаевич неплохо изображал «сильную личность» системы «держите меня семеро».
На практике же «лев» Ельцин вёл себя в политике как типичная «лиса».
Выстроенная им «система сдержек и противовесов», с постоянными перестановками, демонстративным фаворитизмом и не менее демонстративными опалами, всесильными временщиками т.п. — это вполне узнаваемая «лисья нора» с её милыми нравами.

Строго говоря, "ельцинский век" следует делить на три части —
до воцарения ЕБНа на российском престоле,
до уничтожения Верховного Совета,
и, собственно, само царствие.

Первая часть — которая "до" — сейчас сильно зашлифовалась в коллективной памяти, и всё по тем же причинам: вряд ли бывший муж бляди будет вспоминать период досвадебного ухажёрства.
Особо мерзит тут именно искренность былого чувства: ведь любил же он эту дешёвую потаскушку, дарил цветы, стоял под окнами, все дела.
Это вспоминать даже противнее, чем её последующие рысканья по мужикам, ибо ничто так не унижает человека, как проявление высоких чувств к куску дерьма. "Целовал какашку", фу, бэээ.


Но будем всё-таки честны.
Вспомним, как оно было.
О существовании Ельцина советский народ узнал в последнюю неделю октября 1987 года.
Сначала по столице, а потом по Союзу зашелестели слухи, что какой-то правильный свердловский мужик на пленуме ЦК обличил Горбача и всех коммуняк в злоупотреблениях, за что его сняли со всех постов и засунули в психушку, где пытались убить ножницами.
Впрочем, тема про ножницы, кажется, появились потом.
Вместе со слухами поползли набранные на пишмашинке копии "речи Ельцина".
Я видел несколько вариантов этой речи.
Некоторые из них более или менее соответствовали тому, что было реально сказано, некоторые — более интересные — были чистой фантазией.
Ельцину приписывались обличения зажиревших коммуняк, требования создать "вторую партию", требования всяческих свобод "и ваще".

Несомненный факт изгнания с партийного Олимпа придавал всему этому некую достоверность: не могли же они убрать его ни за что?
В книжном магазине на Калининском проспекте тишком списывали в макулатуру фотопортреты Ельцина.
Дальше был своего рода провал.
О Ельцине не то чтобы не говорили, но были темы поинтереснее.

Интеллигенцию волновал Сахаров, события на съезде, разрешение печатать Гумилёва и Ахматову, а также окончательная реабилитация НЭПа и Бухарина.
Народ волновался по поводу пустых полок, выходки люберов и первые публикации про наркош и путан.


На последнем стоит остановиться.
Для широких масс настоящая перестройка началась с длинной, растянутой на много номеров публикации в "Московском Комсомольце", посвящённой жизни проституток, из которой народ узнал, сколько
Это стоит и столько Они за это получают.
В 1989 вышла "Интердевочка", с которой стало делать жизнь — с разной степенью успешности — подросшее молодое мясцо, бывшее когда-то "человеческими детёнышами".


В том же году появился таинственный писатель-фантаст Вилли Конн, порадовавший читателей творением под названием "Похождения космической проститутки".
Одна моя знакомая, фантастику не жаловавшая, купила эту книжку в киоске, не разобравшись со словом "космической": как выяснилось, она восприняла его как позитивный эпитет ("ну космическая же совершенно проститутка!"). Упс.


Но вернёмся к проституции земных масштабов.
В те же времена появился новый жанр — слухи о праведной жизни Ельцина.
Оказалось, что он, кремлёвский небожитель, пусть и поверженный, "ездит в трамвае", "отоваривается в обычных магазинах из сети" (это всё же вызывало лёгкое недоверие — "не, врёшь, так не бывает"), "видели его в метро" и т. п.
Разговоры о ельцинском аскетизме перемежались темой "борьбы с привилегиями".
Правда, тогда же стал доходить и первый негатив — оказалось, Ельцин в Свердловске снёс какой-то важный исторический дом.
Но этому тогда не придали значения: "мало ли, дело тёмное".

В марте 1989 года Ельцин был выдвинут кандидатом в народные депутаты Верховного Совета СССР от Москвы.
Ходили слухи, что противником ему дадут Сахарова.
Это вызывало у интеллигенции морально-нравственный тремор: какой коварный план! как подло, как подло играют коммуняки!

Опасения оказались напрасными: соперником Борису Николаевичу дали директора завода ЗИЛ Евгения Бракова (представляю ухмылки сегодняших пиарщиков: "директор завода, советские автомобили, брак… гы!").
Браков — интеллигентного вида мужик в очках — говорил, как теперь выясняется, довольно правильные вещи.
Но они никого не интересовали.
В день выборов пьяненький муж подруги моей тогдашней жены, обхватив голову руками, причитал:
"Опять обманут… опять обманут… потом скажут, а мы и поверим, как овцы поверим… Но если выберут Ельцина — я поверю в демократию".

Ельцин победил, собрав девяноста процентов голосов по Москве — точнее, 89, очень грамотная и красивая цифра.
В сентябре того же года Боря снова заставил говорить о себе, чрезвычайно удачно упав с моста через Москву-реку, что у Николиной горы. Народ взволновался: всем приличным людям было понятно, что его туда сбросило проклятое КГБ.

Я видел даже поэму, написанную каким-то арбатским станочником (тогда была мода стоять на Арбате и читать свои стихи, а потом продавать самопальные сборнички — теперь я жалею, что не прикупил этих шедевров), посвящённую этому событию.

В поэме смело намекалось на то, что страна у нас кровавая, а Бориску Хотели Убить За Правду.
Какую такую "правду" нёс с собой Бориска, кроме как "вредить коммунякам и Горбатому", было непонятно — но в это верили.
Тут уже наметилась некая тенденция, пышным цветом расцветшая позднее. Как ни странно, даже в тот героический период Ельцин, при всей его брутальности, никем не воспринимался как Вождь с Большой Буквы.
В частности, его не воспринимали как "ведущее и направляющее начало".
Даже его позднейшее позирование на БТРе воспринималось скорее как литературная цитата, нежели как реальный вождизм.
Зато Ельцин был очень хорош в роли защищаемого и опекаемого.
Народ не "шёл за Борисом Николаевичем", нет — он носился с Ельциным, как с писаной торбой, в полной готовности вылавливать его из любой речки, любого болота, любого чана с дерьмом, куда он упадёт.
Он вызывал максимум интереса именно в этой своей ипостаси.

Последняя, самая страшная волна ельциномании накатила в марте девяностого, когда прошли выборы в Верховный Совет РСФСР. "Демократы первой волны" завоевали тогда парламентское большинство.

Дальше было круче.
Я никогда не забуду чудовищные митинги на Манежной площади, бьющихся в экстазе старушек и крики — "Ельцин-Ельцин-Ельцин!!!"
О психологическом состоянии "советского пока ещё народа" лучше не говорить.
Человечков буквально крутило — они блукали в потьмах, как слепые, и выли, как бешеные.

Немногие сохранившие остатки ума смотрели на взбесившихся с ужасом и омерзением.
Это был прямой выплеск инферно — какое-то всеобщее оле-оле и гыр-гыр-гыр, помрачение последних остатков разума.
В нормальных вроде бы людей легионами вселялись бесы, которые греготали и похабноглаголали какие-то непотребные кощуны.
И среди них главным заклятьем было самое — "Ельцин-Ельцин-Ельцин!!!"
И бесы уссывались в аду, внимая тому, как призывают слепленного ими из какашек голема.



"Человеком года" в 1990-м стал Анатолий Кашпировский.


А в 1991 году российской народ сделал исторический выбор в пользу свободы и демократии.



Крайности, как известно, смыкаются — хотя лучше бы нам при той смычке не присутствовать.
В частности, полное и абсолютное блядство смыкается с невинностью.
Настоящая, неподдельная невинность — невинность ребёнка или собачки — состоит в незнании вины, в том числе и за собой, в неведении того, что они, собственно, творят.
В рассказе Грина маленькая девочка растапливает камин папиной учёной рукописью, на которую тот положил полжизни — и не виновата, она же очень любит папочку и просто не понимает, что эти бумажки ему дороги.


Для полноты картины можно представить и другой вариант: молодая секретарша тырит у дядьки его умные бумажки, потому что ей за это пообещали сторублёвочку.
Нет такой вещи, которую блядь не сделает за побрякушку.
Взятая за пицунду, блядь будет хлопать глазами и говорить

— "А чё? Чё я такого сделала? Мне хотелось бусики купить, чешские, красивенькие, а этот жмот мне на бусики денежку не даёт, так я чё, буду без бусиков ходить, что-ли?".

И хоть ты её, падлу, режь, хоть с кашей ешь — будет визжать, захлёбываться слезами, но ничегошеньки не поймёт.

(с) Константин Крылов

================================================================

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив