Эффект выжившего

Я сейчас расскажу одну личную, достаточно интимную историю, которая, уверен, многим понравится, как способ надо мной, как им кажется, тонко поиздеваться. Но я подставляюсь без особых опасений, иммунитет у меня к этому уже выработан достаточно надежный.
Для колымчан в свое время существовала такая хитрая замануха (пишу в прошедшем времени, поскольку не уверен, что это сохранилось до сих пор). Если ты работаешь три года без отпуска, то потом получаешь бесплатный проезд туда-обратно в любую точку СССР и, естественно, отпускные за все эти годы. Особенно с учетом северных коэффициентов сумму обычно весьма солидную.
Хитрость же была в том, что обычно никто всё равно больше месяца никто не выдерживал, да и деньги, казавшиеся изначально огромными, почти все умудрялись за этот месяц спустить, поэтому возвращались досрочно и приступали к работе, чему начальство как правило не препятствовало, а даже наоборот. Таким образом реально у людей был не тройной отпуск, а просто обычный один отпуск раз в три года, разве что хорошо оплачиваемый.
И вот, после того, как примерно в год я оказался на Колымской трассе, а моя мама начала работать учительницей в интернате для чукотских детей, больных стригущим лишаем, она тоже попала в эту отпускную ловушку. И, следовательно, первый раз собралась в отдых, когда мне исполнилось уже четыре.
У подавляющего большинства колымчан маршрут в таких случаях был одинаковым. Через Москву (только потому, что прямых рейсов на море ещё не было) в Сочи. Мы приехали и я даже, по-моему, один или два раза успел искупаться. А потом у меня поднялась температура, очень быстро и до какого-то немыслимого предела. На скорой отвезли в больницу, какое-то время ничего не могли понять, но в конце концов сказали матери, что это менингит и надо готовиться к худшему, шансов практически никаких.
И тут мать совершила на первый взгляд совершенно безумный поступок. Она забрала меня в бессознательном состоянии из больницы и умудрилась с двумя пересадками довезти до Магадана. Там команда её знакомых не так давно вышедших из лагерей и реабилитированных ленинградских врачей каким-то чудом меня вытащила с того света и поставила на ноги.
Несколько позднее кто-то по этому поводу рассказал мне добрый анекдот, который я с тех пор запомнил на всю жизнь: "От менингита или умирают, или становятся дураками. Вот мы с братом в свое время заболели, и он умер".
Но все в этом мире имеет свою обратную сторону. В моей медицинской карте появилась запись, что я переболел менингитом. И плюс к этому, моя мама, как человек в таких делах уже опытный, каждый раз, когда я оказывался в новом детском саду или новой школе (что происходило по субъективным причинам довольно часто), обязательно отдельно о перенесенной мною болезни предупреждала воспитательницу или учительницу. Мол, ребенок с повышенной утомляемостью, обращайте, пожалуйста, на это внимание.
Хотя на самом деле никакой повышенной утомляемости у меня не было. Даже наоборот, я был на удивление, особенно для магаданского ребенка, выносливым мальчиком. Но уже тогда, видимо, обладал повышенным уровнем хитрожопости, и даже не столько жидовского, как наверняка не преминут заметить некоторые мои доброжелатели, а более именно колымского образца. Поэтому своим диагнозом не слишком часто, но всегда успешно пользовался.
И вот в шестьдесят третьем мы на несколько месяцев оказались в Москве. Мать сняла комнату на Ленинском, временно пошла на какую-то работу, а меня пристроила там в школу, расположенную почти на самом проспекте, ну, может, немного в глубине двора. И как-то заходит учительница в класс и говорит, что сегодня занятий не будет, мы идем встречать Фиделя Кастро. Нам раздали советские и кубинские флажки и вывели на проспект. По обеим его сторонам стояли стройные плотные ряды москвичей самого разного возраста с такими же флажками и ждали, когда мимо поедет кортеж с великим революционером. Сколько придется ждать, никто даже приблизительно не знал, но у всех было приподнятое, радостное, практически праздничное настроение, людям устроили выходной на пустом месте, никто на работу и учебу уже возвращаться не собирался.
Я постоял минут тридцать и мне вдруг стало не то, что скучно, но просто откровенно не по-детски тошно. Тогда я подошел к учительнице и сказал, что у меня разбаливается голова и нельзя ли меня отпустить домой. Предупрежденная матерью учительница, конечно, сразу же разрешила, даже хотела меня проводить, благо, совсем рядом, но я отказался, сказал, что это дело обычное, сам справлюсь, просто мне надо спокойно полежать.
И я это, собственно, привел только как пример ещё с детства стойко проявившего чисто физического неприятия участия в каких-то массовых действах. Несмотря на всю свою школу предельного советского коллективистского воспитания, мне никогда не хотелось "быть вместе со всеми" и испытывать те же эмоции, что и большинство. Это не плохо, не хорошо, просто таков факт. И мой детский менингит очень помогал мне избегать многих неприятных в этом отношении ситуаций. С тем я и дожил почти до сорока лет.
А дальше, с самого конца восьмидесятых, началось для меня ранее невообразимое. Это время некоторые вспоминают, как глоток свободы, подавляющее большинство проклинает, и я прекрасно понимаю почему. Но для меня лично, кроме всего прочего чисто практического, оказалось принципиально важным вот что.
Наверное, это началось с той самой демонстрации в девяносто первом на Манежной, когда туда вышло тысяч пятьсот человек. И я вдруг ощутил, какое это даже не то, что удовольствие, а просто почти наслаждение - быть с большинством, пусть даже это большинство только в конкретном месте, но зато такое явное. И потом уже в августе у Белого дома, в ожидании штурма, хотя никакого реального большинства, конечно, не было, но всё равно, рядом с тобой "свои", плечом к плечу и мы вместе. И я, который всегда к любым знаменам относился с чисто физиологическим отвращением, иду с двухметровым российским флагом в руках, а рядом люди, которые, если что, всегда готовы перехватит у меня этот. флаг. И мы все гордимся этим флагом. Это непередаваемое ощущение.
Кстати, продолжалось это относительно долго. Когда и почему закончилось, сейчас не буду, речь не о том. Я всего лишь хочу сказать, что с тех пор понимаю, насколько пьянит ощущение единство с большинством ну, или хотя бы с большинством в конкретное время в конкретном месте. Когда всё просто и понятно.
Помните, это герой Папанова в "Белорусском вокзале": "Все ясно. Вот враг, рядом свои, и наше дело правое!»
|
</> |