Двое в лодке, на считая собаки


Я терпеть ненавижу писать на злободневные темы. Не сливаю провокацию в заголовки, с одной лишь целью, чтобы меня открыли, а там внутри – хоть трава не расти. Мне близки интересные названия, под которыми прячутся произведения, в которых заключены сто миллионов смыслов, и, подчас, сложно понять, что кроется там, за занавесом пары - тройки слов. И половые утехи ни в коем разе не является лейтмотивом моего повествования, а только лишь его некоторой, небольшой, но органичной частью. И даже если я как-нибудь позволю написать на столь щекотливую тему, заполнив обнаженной гендерной темой все пространство моих слов,– это будет только потому, что я хочу сказать. Чувствую в себе вдохновение сделать это. Поделится. И, может быть, в ответ, вы откроете мне и другим здесь, до одури похожие свои воспоминания.
Моя жизнь, вообще-то, сейчас скучная, телевизора у меня дома нет, как и времени, и на просто и на телевизор, в частности, а новости, чуть ярче палевого цвета, я всегда пропускаю. При этом то, о чем я напишу ниже, Вы, безусловно, свяжете с одним из актуальных ныне слухов. Я даже говорить не буду, с каким именно. Но правильно, что свяжете, так как назойливое и очень странное воспоминание возникло у меня именно по той самой ассоциации. Уж очень деликатная эта вещь. И уж простите, если что.
Есть у меня хорошая знакомая, Тамара. Взрослая, почти полувековая женщина. Мы с ней такие разные, настолько кардинально и категорично, что странно, что мы можем проболтать с ней сутками. Прекрасная Тамара вдохновляет, раздражает рецепторы моего воображения столько огромной непохожестью на меня. Она - проводница поездов дальнего следования. Этот образ жизни – навсегда, и он становится намертво образом мышления, который уже не поменять. Есть такие профессии, которые влезают через опыт в спинной мозг, затвердевают там и делают человека. Делают его поступки и мысли. «Проводник» - одна из них.
Тридцать с хвостом лет назад милая девочка с вплетенными в косичку ленточками училась в железнодорожном техникуме, а на практику они, конечно, ездили стажерами в поездах. Тамарочке тогда, в первый раз, повезло и на свою практику ее определили в купейный вагон к опытной тете Нине. Да, к тому же, поезд следовал из Москвы в Анапу. А там было несколько часов для сходить на море… Не практика, а курорт. В купе публика ездила не в пример приличнее плацкартной. Никаких дембелей и карточный шулеров. Это потом у нее и костры жгли в вагоне и с ножом кидались, но это было в другой, взрослой вагонной жизни. А пока было только хорошее настроение и молодость.
В одну из поездок девушка почувствовала, что с одной из пассажирок, очень интересной взрослой дамой, произошла неприятность. Наверное, жена какого важного начальника, ведь она выкупила целое купе. Женщина была очень хорошо одета и путешествовала не одна. Это был огромный черный дог (Тамарочка, конечно, не знала породы, но взрослая дама сама ей сказала). Пес вел себя вальяжно, спокойно и явно знал себе цену. А она была очень велика, содержание такой собаки требовало материальных вложений, факт.
В Мичуринке, у поезда всегда долгая стоянка, перецепляют вагоны, заходит много пассажиров, много дел. Тамарочка услышала какой-то странный звук из купе необычной женщины с собакой и насторожилась. Ей показалось, или не показалось, что там происходит какая-то возня. Из – за дневного шума ее было бы совсем не слышно, но молодая проводница дважды проходила мимо и прислушивалась. Ей казалось, что собака убивает хозяйку, душит. Или вообще загрызла. Она бы к такому черному огромному монстру и за деньги бы не подошла, не то, чтобы жить с ним в одной квартире.
Тамара очень испугалась за женщину и несколько раз постучала, человеческого голоса не последовало, а вой наоборот усилился. Тогда она решила действовать, и как только не испугалась. Тетя Нина была в другом вагоне и еще не вернулась, а ключи от всех купе были у Тамары в шкафчике. Он быстро сбегала и вернулась уже с ними, дрожащими от страха руками отперла…. От увиденного у нее земля ушла из-под ног. Она через секунду задвинула дверь обратно. И хотела закричать, но не смогла. Очень вовремя подбежала тетя Нина…
«Нин…ночка.. Васиииильна, - девушка давилась слезами, - я отперла, я думала ее там пес загрыз…А они…они… там … там…да как же это так можно то…»
Больше ничего не смогла сказать и просто рыдала.
Многоопытная Нина все поняла. Тамара была так обескуражена, что забилась в угол проводникового купе и тряслась. Нина напоила ее валерьянкой и уложила среди белого дня спать. Через пару часов сна, ей стало лучше. К вечеру, полоумная женщина зашла поговорить с проводницами. Тамара вжалась в стену, уж очень сильно забоялась.
«Вы меня простите, ради Христа, что вам пришлось это увидеть. Мой муж очень болен, уже пять лет, сначала ходил, потом совсем слег. Я его так любила и люблю, сил нет. Изменить бы не смогла. А вот собака. Это мне мой Саша подарил… Это же не измена. Вот время от времени мы с ним. А вот сегодня так получилось. Гастону же не объяснишь. Простите меня…»
Тамара почувствовала, что по ней опять потекли слезы. Нет, ей было не жалко эту женщину, да и не поверила она ей нисколечко. Ей было страшно, что она живет в таком мире.
Умная тетя Нина ей тогда сказала:
«Не лезь ты в чужое дело, никогда, коли тебя не касается. А то других будут убивать – а заденут тебя»
Есть такое понятие – «личное». Это вот то, что должно быть скрыто. Эта очень плотная занавесочка, которая должна обязательно быть задернутой, когда люди делают что-то такое, что надо спрятать. От людских глаз. Такое, чего не поймут окружающие, никогда не поймут и обязательно осудят. Хотя сами за своей тряпочкой будут делать то же самое, или вообще в сто крат хуже и гаже. Иногда люди ради популярности плотную шторочку снимают, и вместо нее вешают тонюсенький тюль – говоря всем и каждому – полюбуйтесь, а вот у вас такого нет. Или по-другому – сами залезают на лесенку и срезают крючки, на которых держится их плотная занавесь. И когда она вдруг падает, обнажая внутри самые пикантные подробности - лживые люди начинают верещать. Да как же это так - да как они могли, это вообще не мы в том окне….А рейтинг – то растет. Отвратительный такой, мерзкий, к которому даже если не прикоснешься, то даже поглядишь в ту сторону – и испачкаешься.
Я – за личное. Я – за удовольствия всяческие. Если только они не причиняют другим людям боли или вообще смерти. Если все по взаимному согласию. И тогда и извращения – это хорошо. Когда для всех. Только повесьте непременно плотную холщовку на свое окно, чтобы не отсвечивало, чтобы не промокало под дождем общественного мнения. А еще лучше гвоздями ее прибейте и наслаждайтесь. И я туда лезть не буду. Мне неинтересно. И вам не советую.
Личное - оно только для того, чья эта личность. Ну и для того, кто рядом с ним и согласен на это сильно личное. Без принуждения согласен.
А не для меня. И не для миллионов досужих наблюдателей.
Не влезайте в человека. А то убьет!!!
Серьезная и грустная, как московская воскресная погода, ваша Натти!