Две линии ненависти

Галковский из тех писателей (человеческих типажей), которым энергию дает ненависть; лучше всего они пишут про то, что ненавидят. Это, вообще говоря, распространенная человеческая черта – кто на что опирается: одним для работы нужны позитивные эмоции, другим – негативные. Такое разделение было даже среди шахматных чемпионов: скажем, Ботвинник или Корчной могли хорошо играть только если соперник вызывал у них злобу – и поэтому они даже искусственно перед партией разжигали в себе неприязнь к сидящему напротив; а вот другие, скажем, Таль – наоборот, действовали тем скованнее и неувереннее, чем менее приятен им был соперник.
Галковский, конечно, из породы «корчных». Через его писания до брака мощно идут «две линии ненависти», если можно так выразиться: одна, наиболее известная публике – это ненависть к «проклятым англичанам» и вообще всему, что связано с Англией; Англия, по известной «галковской» теории, невесть когда поработила Россию (да, в общем, и почти весь мир) и с тех пор всячески над всеми издевается и мучает (но особенно над Россией). И второй ненавистный предмет для Галковского, одно время столь же обильно презираемый и пинаемый – это русские крестьяне, причем, иногда, для разнообразия, ненависть тут раздваивалась и обрушивалась по отдельности – то на «русских», то на «крестьян».
Как истинный «корчной», Галковский именно в обличении и бичевании был наиболее энергичен, хлесток и успешен, именно эти две темы, в конечном итоге, завоевали ему репутацию «блестящего публициста» у одних и «злобного параноика» у других.
Что же произошло на рубеже «нулевых» с автором «Бесконечного тупика»? На самом деле – почти ничего, кроме очень забавного сдвига: ни эпитеты, ни накал, ни страсть к обличению и разоблачению никуда не пропали, но… сменили адресата: место русских (крестьян) заняли украинские (крестьяне), а место злодейской Англии – такая же злодейская Америка. ВСЁ. Все остальное осталось прежним. При этом все прежние инвективы в адрес русских и Англии куда-то испарились, причем подчистую.
Именно поэтому при чтении «позднего Галковского» постоянно возникает ощущение дежавю. Парадокс в том, что оно не обманывает. Действительно, давеча наш проказник в этих выражениях и с теми же «фактами» поносил Никанора Кузьмича, а теперь ими же поносит Сидора Петровича.
Все это заставляет философски предположить, что «ненависть Галковского» - это такая «вещь в себе»; она существует в раз и навсегда заданной форме и может быть направлена, собственно, на любой объект по требованию заказчика. В определенном смысле это очень практично и удобно. И институализированная ненависть, как любая сильная и хорошо выраженная эмоция, всегда найдет себе спрос в нашей северной и потому излишне сдержанной, тусклой стране.
|
</> |