Двадцать первое, последний день...

foto_history — 21.08.2024

Свои воспоминания о трёх днях ГКЧП 19-21 августа 1991 года я уже как-то публиковал, добавить к ним могу немногое.
Уже говорил, что ГКЧП-исты с первой же минуты производили впечатление людей, находящихся в стадии какого-то полураспада. Ну, вот, например, что это такое: «введено ЧП в отдельных местностях СССР». Разве не логично и не необходимо ли тут же сказать, в КАКИХ именно «местностях СССР» оно введено, а в каких — нет? Ведь должен же человек знать, введено ли ЧП там, где он живёт, или не введено? Нет, этого не говорится. Театр абсурда! Хотелось воскликнуть: «Это просто тягостная бредь».

Запомнил также рассказ своего знакомого «неформала», Станислава Т., противника ГКЧП, об утре 19 августа. Он в большой толпе единомышленников, с развёрнутыми трёхцветными знамёнами, лозунгами, мегафонами и прочим явился в то утро на Манежную площадь, к Кремлю. И они увидели здесь группу иностранцев, туристов, которые всё, в том числе и их, с интересом и любопытством рассматривали. Дальнейшее общение происходило на ломаном английском и ломаном русском языках.
— О, — удивились иностранцы, — это что? У вас какое-то кино снимается, фильм, да?
Они были не в курсе происходящего.
— Зачем кино, — отвечали демонстранты, — у нас переворот! Военный путч! Разве вы не знаете?..
— Переворот?! А что мистер Горбачёв?..
— Горбачёв арестован. А мы протестуем. Нас сейчас, может быть, всех расстреливать будут!
Иностранцы недоверчиво слушали. Эти русские такие шутники и мистификаторы! Разве можно им верить, тем более, когда они плетут такие небылицы?..
«И тут на площадь въехала колонна танков, — весело продолжал мой собеседник. — Это была картина! Я оглянулся: иностранцев как ветром сдуло!»


Солдаты и танки на Красной площади и вокруг Кремля 19 августа 1991. Фото Питера Тернли


1991 год, 19 августа. Люди стоят в ларёк за «Пепси-колой», а рядом — танки ГКЧП. Москва

Помню ещё, как на второй, кажется, день событий, 20 августа, в программе «Время» сообщили о «гипертоническом кризе» у премьера Валентина Павлова. Ох, лучше бы им было промолчать! Слушавшие тогда программу вместе со мной, а это были московские «неформалы», довольно отрицательно настроенные и к Горбачёву, и к Ельцину, насмешливо расхохотались, и один из них сказал: «Ну, всё, теперь у них пойдёт эпидемия разных заболеваний...» А от камеры в Матросской Тишине «гипертонический криз» осторожного премьера так и не спас...

С танкистами москвичи обращались так:







Это вам не Тяньаньмэнь-1989 и даже не Пражская весна-1968...



Ещё помню сценку по телевизору, когда 22 августа вернувшийся из Фороса в Москву Горбачёв показался на трапе самолёта. Хоть я с первого дня событий и понимал умом всю подоплеку происходящего: что Горбачёв совершенно сознательно сбрасывает за борт всё своё окружение, как балласт, но эмоционально в это поверить было всё-таки тяжело. Детский вопрос: ну, вот как это можно? Неужели человек — какой угодно — может так поступать с ближайшими к нему людьми, ну да, глуповатыми, безвольными, но безгранично доверявшими ему, да более того, восторженно смотревшими ему в рот и благоговейно ловившими на лету каждое оброненное им указание, чтобы бросаться его исполнять? Это же что-то запредельное, сверхчеловеческое: так их хладнокровно подставить и сдать. И когда Горбачёв заговорил, то на какое-то мгновение мелькнула нелепая надежда, что вот сейчас он что-то скажет, разъяснит, и всё рассеется, как дым, как недоразумение, морок, тягостный сон. Но нет.


Август 1991. Возвращение Михаила Горбачёва из Фороса

Он говорил именно то, что и ожидалось (по крайней мере, мной): «Какая-то жалкая кучка под лозунгами привлекательными, используя трудности, о которых мы все знаем, которые нас всех волнуют и которые мы намерены решать — тут не может быть двух мнений, — хотела под этими лозунгами толкнуть людей на такой путь, который толкал всё наше общество к катастрофе. Это не прошло. И это — величайшая победа перестройки».

Да, всё шло по сценарию. К катастрофе. Которая и не замедлила. И в которой мы до сих пор живём...

Если же нужен классовый анализ тех событий, то вот он, причём сделанный устами классового врага.
Из воспоминаний одного из руководителей Российской товарно-сырьевой биржи (РТСБ) Константина Борового: «В 12 часов [19 августа] начинались торги на бирже. Через несколько минут после их начала я предложил нескольким тысячам брокеров принять заявление, что это государственный переворот, что мы не признаём новую власть, отказываемся от сотрудничества с ней и прекращаем работу. В полной тишине это заявление приняли единогласно все брокеры. Мы договорились собраться на следующий день в зале и решить, как действовать дальше. «Они нас задушат, — сказал один из членов Биржевого совета, — а мы ничего этим не добьёмся». «Как я их ненавижу», — сказал другой член Биржевого совета, проведший несколько лет в лагере за антисоветскую деятельность... Входили люди, задавая один и тот же вопрос: «Ну что, конец? Начинаем строить социализм?» И все включались в методичную и спокойную работу».

Разве не потрясающая фраза, которую произносили «все»: «Ну что, конец? Начинаем строить социализм?». И это в те дни, когда многие, считавшие себя «левыми», стеснялись напрямую заявить, что они, наоборот, защищают социализм. А вот буржуа отлично понимали, с чем они борются, и без сантиментов называли это своим собственным именем! Кстати, к этому моменту, осени 1991-го, на РТСБ было более чем 2000 брокеров, представлявших более 400 брокерских фирм. И вот на деньги биржевиков была закуплена ткань и сшито знамя. Боровой: «Длина знамени была 120 метров, а ширина — пять метров. Знамя выползало из биржи в полной тишине. Было по-настоящему страшно».



«Страшно». Буржуям было страшно. Они боялись, например, министра внутренних дел СССР Пуго — популярный лозунг-граффити тех дней: «Вобьём снаряд мы в тушку Пуго!». Боялись министра обороны СССР маршала Язова, это, насколько я помню, был заголовок-шапка из «Независимой газеты»: «Кошмар! На улице Язов» (перефразировка названия популярного тогда фильма ужасов). Но это не тот страх, о котором в 1933 году предупреждал Лев Троцкий: «Падение советской власти, в конце концов, оказалось бы только историче­ским эпизодом. Но это был бы один из самых страшных эпизодов мировой истории». Такого «страшного» не чувствовал почти никто.



Боровой (выделение моё): «Когда значительная часть флага выплыла на площадь, толпа у «Детского мира» перестала торговать и сгрудилась у парапета. До них метров сто. Когда мы не кричали, то тишина стояла такая, что один из брокеров спокойным голосом начал им говорить, чтобы они присоединились к нам. На лицах людей было удивление и восторг... Трудно оценить точно, но, кажется, мы привели с собой к Белому дому тысяч 50—70... «Банки, биржи, весь бизнес отказывается сотрудничать и поддерживать путчистов, — кричал я в микрофон. — Мы не признаём этих бандитов. Смерть хунте».
Вот такова была, выражаясь кондовым марксистским языком, классовая подоплёка тех событий августа 1991 года...

ИЗ СОВРЕМЕННЫх АНЕКДОТОВ В ТЕМУ.
1. — Почему у вас всегда включен телевизор?
— Боимся пропустить «Лебединое озеро».
2. Ребята с Первого канала, ну, включите, пожалуйста, «Лебединое озеро»! Хоть помечтаем.
3. Вот вы говорите, что народ у нас некультурный. А между тем, в редакцию Первого канала приходит всё больше писем с вопросом, когда же, наконец, покажут «Лебединое озеро». Соскучился народ по классике.
4. — У тебя есть в жизни мечта?
— Конечно!
— Какая?
— Я мечтаю посмотреть по телевизору балет «Лебединое озеро»!
— Господи! Ну что это за мечта? Включай канал «Культура» да смотри…
— Ты не понимаешь: я хочу посмотреть его сразу ПО ВСЕМ телеканалам!


Рисунок Виталия Пескова (1944—2002)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив