Дорогая рязанская невеста
valerongrach — 17.02.2023Невеста была дорогой во всех отношениях. И потому что за ней давали большое приданое, все-таки не кто-нибудь замуж выходит, а внучка самого Гаврилы Рюмина. Кто теперь вспомнит, что этот Гаврила происходил из мещанского сословия, да по молодости получал кнута у кабака в селе Хамбушево, недалеко от Рязани.
Сам Гаврила потом дорос до того, что император, проезжая через Рязань у него в гостях останавливался. И дворянство получил, и тысячами крепостных обзавелся. А уж дети так вообще далеко пошли: жена одного из сыновей владела домом на Миллионной улице в Петербурге, рядом с Зимним дворцом, а старший сын Николай продолжал дело отца, хоть и не с таким размахом.
И вот теперь у Николая Гавриловича подросла дочь Прасковья и ей пришло время выходить замуж. Подготовка к свадьбе получилась прямо как у Соллогуба в «Тарантасе»:
«…Вальсом началась моя любовь, мазуркой решилась моя свадьба. Невеста моя была дочь богатого человека, который давал удивительные обеды и каждый вечер играл в вист... Я готовился быть счастливым. Но в Петербурге, братец, свадьба — половина банкротства… жених обязывается к самому смешному мотовству, какое бы ни было его состояние, и тут-то пожива славянскому размаху. Во-первых, жениху предстоят непременные подарки. Портрет, писанный Соколовым, браслет пышный, браслет чувствительный, турецкая шаль, брильянтовые украшения и несметное число всякой блестящей дряни из английского магазина...»
Вот и у жениха Александра Вельяшева и его рязанской невесты Прасковьи Рюминой со свадебными портретами получилось, «как у Соллогуба». Заказали их, как и положено состоятельным господам, у Петра Соколова. Мода тогда была такая. Потому что
« … мы теперь без вас, Петр Федорович, не можем обойтись как без попа, если же не благословите вашей талантливой рукой, то и брак считается недействительным…»
Всего Соколов тогда, в 1847 году нарисовал для Рюминых и жениха их дочери три портрета: невесты Прасковьи, жениха Александра Вельяшева и будущей тещи Елены Фёдоровны.
Жених Прасковьи Николаевны в основном остался на скрижалях истории России XIX века по той простой причине, что являлся родным братом Катеньки Вельяшевой, которой Пушкин после одного из балов написал стихи:
«Подъезжая под Ижоры
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза»
Ну и как один из тех, кого Соколов изобразил на своем портрете, создав образ бравого улана. Так и подмывает вспомнить лермонтовское:
«..Но без вина что жизнь улана?
Его душа на дне стакана,
И кто два раза в день не пьян,
Тот, извините! — не улан…»
А ведь Александр Вельяшев как раз и служил в лейб-гвардии Уланском полку и дослужился там до ротмистра. И, видимо, вполне следовал заветам Михаила Юрьевича, так как родственники невесты прямо писали в своих дневниках, что Прасковья выходит замуж за «…неисправимого мота». Надо сказать, у него это было наследственное – отец Александра прославился тем, что успешно спустил игрой в карты свое состояние.
Впрочем, свадьбу сыграли, несмотря на такие разговоры о женихе. Вельяшеву повезло больше чем одному из героев соллогобувского «Тарантаса», так как его новые родственники не только умело пускали пыль в глаза, но и имели реальное состояние. В дальнейшем они в основном жили в Москве, там у родителей Прасковьи были и дома красивые, и имения в Подмосковье.
Считается, что до свадьбы Прасковья в основном жила в Рязани. Вполне возможно в том самом доме Рюмина, где он когда-то принимал Александра I, а сейчас находится художественный музей. Потом в основном в первопрестольной, где она и покоится. Они с мужем, хоть и не оставили значительного следа в истории, но вырастили двух дочерей и прожили долгую жизнь, успешно проживая состояние, заработанное дедушкой юной невесты.
|
</> |