Договор по форме номер два

femunity — 29.08.2015 Продолжение. Начало здесь.

Продолжая разговор об общеженском опыте и формах принуждения, с которыми так или иначе мы сталкиваемся в течение жизни, я хочу рассказать неаппетитный, но очень точный анекдот, иллюстрирующий мои мысли.

Девушка сидит на скамейке в парке, читает книгу. К ней подходит оборванный бродяга, который пошарив на карманам, достает леденец в истлевшей обертке и предлагает его девушке. Та с возмущением отказывается, а бродяга грустно резюмирует: «Ну понятно...значит, о минете не может быть и речи».

Смех смехом, но этот анекдот абсолютно точно описывает попытку «принуждения к жалости», когда некто, вызывающий сочувствие, жалость и желание помочь не только рассчитывает, но и требует куда большего участия, чем ему соглашаются дать. Эта тактика применяется не только мужчинами, и речь не о простом противопоставлении «мужчины играют на чувствах женщин, вызывая их жалость и пользуются их доверием». Она просто заточена под женщин, которые неизменно выступают в роли жертвовательниц и защитниц, слушательниц и спасительниц, дарительниц и отмывательниц, дожидательниц и страстотерпиц. По сути, это и есть то, что в патриархате называется «добром» - когда золото искреннего сострадания мало того, что раздается недостойным, но и в ответ вместо благодарности женщинам предлагается согласиться со снисходительным руководством.

Мое сострадание к мужчинам умерло не сразу, но я точно помню, как и когда эта смерть началась. Мне было десять или одиннадцать, когда я в отсутствие мамы вылила в унитаз папину заначку, потому что больше не могла выносить своей беспомощности перед его пьянством. Он не поверил, потому что в его системе координат уничтожения спиртного не существовало. Несколько часов он просил, уговаривал, угрожал, валялся в ногах, надсадно канючил, обещал, говорил о том, как ему плохо — но у меня не было этой водки, не было для него «добра», не было чем сострадать, час за часом, смертельная тоска и бессилие...

Смертельная тоска и бессилие что-либо объяснить — это и о сексе, о той части секса в моей жизни, которая была выклянчена у меня зудением и слезами, выпрошена бьющим на жалость шантажом, когда на поверхности честное желание «угостить конфеткой», а в глубине — надеждой на «дружеский отсос»; секс, неотделимый от унылой, детсадовской обиды, которая на раз-два становится угрозой насилия или театральным прощанием навек.

Женщины — это те, с кем прокатит бесконечно нудить и жаловаться.
Если это не поможет, то прокатит обвинять их в агрессии и жестокости.
Если это не поможет, то прокатит обвинять их в отсталости.
Если это не поможет, то прокатит обвинять их в том, что они немножечко...того, «абьюзнутые» и видят окружающий мир в искаженном свете.

Грязный леденец в обмен на минет. Договор по форме номер два, отказываться от заключения которого или пытаться изменить его условия — обида и дискриминация.

Принуждение к жалости — это то, на что рассчитывают, обращаясь к феминисткам за помощью, за защитой, за ресурсом, за решением важных для «всех дискриминируемых групп» начинаний и дел, не потому, что феминистки могут все это предоставить и решить, а потому что женщины с большей вероятностью выполнят необоснованные требования, пожалеют.

Вынося этот текст на обсуждение участниц сообщества, я бы хотела сверить с вами свои ощущения от принуждении к жалости, с которым мы сталкиваемся в жизни. Есть ли от этой практики впечатление нарушения границ, насилия? Ведь у нас просят жалости те, в чьем жалком состоянии мы невиновны, те, кому не обязаны и не задолжали ни минетом, ни состраданием, ни решением их проблем.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив