Добрым молодцам урок
— 28.03.2010 Очередное утро в деревне «Русская живодёрня» началось печально. Молодой барин Алёша грустил, читая импортную прозу, вздыхал и думал о своей былой славе: «И я бы мог так писать! Все бы снова меня любили и занимались со мной анилингусом». Римминг был главным фетишем бледного барина, о нём он мечтал почти всё время пока не спал, а ночью приходили сны, где сотня девственниц лизала ему зад. К счастью для читающей тусовки этой местности, Алёша давно потерял вдохновение и не писал уже пару лет, изредка (по весне, понимаете, да) декларируя призыв «всех мочить!».Раздался стук в дверь, на пороге образовался бесформенный мужик в старой холщовой рубахе, грязных кирзачах и дырявых брюках. Это был приближённый егерь Илюшка - из поволжских татар, освобождённый милостью Сотоны от всех моральных устоев. Он был единственный из жителей деревни, кто с благодарностью продолжал подлизывать задний проход барина.
- Волчица в лесах завелась, насяльника! - прогундосил Илюша и в пятый раз за утро подтянул штанишки, пузырившиеся на коленках.
- Что ж с того, холоп? Волки, панимаишь, - санитары леса, пользу природе приносят, от грызунов и прочей заразы биосферу Земли избавляют, - барин Алёша лениво потянулся и продолжил читать новый роман из Парижу, запивая его чаем из блюдца.
- Барина, насяльника моя дорогая, - не унимался егерь, - Скот она пожрала весь: ни петуха не пожалела, ни куриц. Даже крыс передушила!
- То, что скот передушила - плохо. Кого мы-то с тобою жрать станем? - Алёша прагматично задумался. - Знаешь, а ведь волчицу эту, пожалуй, я знаю, мы в детстве с ней играли в салочки - я убегал, она догоняла. Полруки мне тогда оттяпала, гадина! Не нагадь я в штаны вовремя, не отпугни вонищей, так и загрызла бы насмерть! Пора бы её извести, а для этого затравить.
- Так как ж это? У неё зубы! Как затравим? Нее, её не затравишь! - Илюшка испуганно ссутулился и подобострастно присел, вспоминая свою встречу со зверем: буквально пару недель назад, гуляя по просеке с полюбовницей своей Петровой, он, завидев волчицу, бежал, на руках унося дородное тело матюгавшейся от страха крестьянки. - Барин, боюсь, вдвоём не совладать нам с лютым зверем!
- А мы со всего леса толпу соберём, тех, кто в ужасе томится, сидя по норам свету лицо боясь подставить! Всех грызунов, падальщиков, стервятников созовём, всю нечисть лесную кликнем!
- Не пойдут они, насяльника, с нами, секла их уже злая Волчица, говна полны их штанишки!
- Дурак ты, Илюшка, право дело! Да обманем мы их! Соберём всех на тайный совет и скажем, что вовсе это не волчица никакая, а, например, овца! И покажем всем шкуру. Шкуру-то, дурак, сможешь найти?
- Найдём, чего ж не найти… Соседняя ферма рядом, там и возьмём. - Илюша, прикидывая, почесал бороду, поймал пару блох и спросил: - А глядишь, не поверят?
- Эка, ты братец дурачок какой, в самом деле! Кто же мне не поверит? Высеку! Плетьми!
---
Когда в лесу ещё стояла глубокая ночь, собравшимся во дворе и дрожащим от холода грызунам-вредителям была показана шкура несчастной овцы с соседней фермы. Барин Алёша прокашлялся и на весь сход объявил, что отныне никакой Волчицы нет, а есть пухленькая овечка и даже её труп, на которую все сейчас идут охотиться.
Те, кто поглупее - обрадовался, большинство же приуныло, высчитывая меж двух огней, шансы получить плетью от «илитарного» барина или отведать зубов Волчицы.
Охота началась. Звери шумели, создавая смятение, в истерике балагурили, подбадривая друг друга, скрывали трясущиеся коленки и шли в чащу. Волчица, обкурившись с вечера можжевельника, мирно спала. Наконец стадо добралось до берлоги. Алёшка с егерем предусмотрительно забрались на дерево, спрятавшись в его густой листве, остальные же, выстроив по всем правилам войны каре, в один голос стали скандировать отрепетированную речь:
- Волчица - афца! Ваалчица - афца!
- Я видел, как Волчица ходила ночью по лесу в этой шкуре! - внезапно и очень авторитетно заявил Навозный Жук, скрывая заранее заготовленную молодым барином Алёшей речь в заикании - ну, как будто он сам это придумал.
Все зашумели и стали требовать фотографий. Жучок не ожидал такого поворота, насупился и придумал, что не умеет делать кэша. Стадо от такой тупой отмазки зарыдало и разочарованно стало срать на навозника, погребая его в родной стихии.
Наконец шум пробился сквозь стены берлоги и разбудил Волчицу. Выйдя на крыльцо, она помочилась на собравшихся, почистила туда зубы и приняла в них же душ.
- Завтрак принесли, холуи? - осведомилась она, увидев много живого мяса.
Бледная эко-моль подобострастно и почти смело осторожно тявкнула:
- Мы тебя убили и съели, вот шкура в подтверждение…
Волчица отняла шкурку овцы с соседней фермы и осмотрела: плохо выделанная кожа, неровные края, торчащая дыбом мздра явно указывали, что животное погибло лютой смертью, убийцей, судя по подчерку, мог быть только егерь Илюша.
- Пошто, поганцы, авцу-то захуярили? За мясом али за шерстью? Или просто так, для баловства? - Волчица брезгливо швырнула шкурку в толпу и попала в рот козлёнку.
Поганцы притихли и задумались. Полюбовница егеря Петрова пропищала:
- Это не мы, это барин-насяльника авцу нашёл! Сказал, что ты это! И мы верим!
- Это ты, это ты! - бледная эко-моль летала вокруг распространяя пыль.
- Хуита какая-то, - удивилась Волчица. - Вот моя шкура, вот лапки, а вот и зубы - ррр!
От этого «ррр» стадо мгновенно показало олимпийский рекорд в беге на три километра. Некоторые даже побили рекорды в прыжках с шестом и спортивном ориентировании, а один вообще выиграл марафон. Крайним, как всегда, остался козлёночек, потому что бегал плохо и вообще никак. Волчица лениво подошла к нему и укусила за ухо, тут же брезгливо сплюнула и вынесла вердикт:
- Старовато мясо! П’шёл вон, искупался хотя бы, вонючка!
---
До деревни добрались, конечно, не все. Кто-то заблудился, кто-то попал и сгинул в болоте, некоторое эмигрировали на соседние фермы. Барин-насяльника, упав с дерева, со стрессом попал в психиатричку, где рисует голых тёлочек и отсылает их во все глянцевые журналы, сопровождая истеричными и матерными письмами. Егерь Илюшка порвал с полюбовницей Петровой, на заборе написал извинения, добавив к ним, что всё равно ненавидит всех и удрал, чтобы затеряться в поволжских степях Симбирска. Бледная эко-моль от невнимания к своей персоне удавилась, а Петрова ушла искать щастья в село Диареево, где никто ещё её не знает и, судя по названию, она там приживётся.
Когда всё закончилось, одна Мышка нашла брошенную овечью шкурку и осмотрела её, пытаясь угадать, может ли под ней скрываться коллектив авторов. Так и сидела она, мудро взирая на закат и в вечность, но, не понимая того, что нормальный человек не просто извиняется, когда нагадит, а не срёт просто так на голову ближнего своего в принципе.
Смеркалось, конечно же.