Дневники Георгия Эфрона. Когда все должны.

rikki_t_tavi — 01.06.2012 В советское время дневники Мура не напечатали бы. В то время, как каждый молодой человек стремился добровольцем на фронт или помогать фронту ( по крайней мере в официально принятом свете - но и многие реальные мальчики талантливые рвались защищать Родину) - Мур думает о том, как бы этого не сделать. Я знаю, его оправдывают тем, что он подросток а подростки все самодовольные, эгоцентричные и глупые. Но ведь не все:( Многие принимали роль главы семьи, мужчины в доме, когда сваливалась беда. Но не Мур - ни грамма, ни одного движения. Мать его полностью баюкала и обслуживала, и жизнь без нее его неприятно удивила - оказывается, кроме свободы делать что хочешь, нужно было что-то делать по своему выживанию и обслуживанию.

Он пишет сестре:
"Во всех твоих письмах сквозит неподдельная горечь по поводу утраты семьи, дома, чего-то солидного, настоящего. У меня в этом отношении совершенно такое же чувство, что и у тебя. Но лишь теперь я понял, какое колоссальное положительное значение имела в моей жизни семья. Вплоть до самой смерти мамы я враждебно относился к семье, к понятию семьи. Не имея опыта жизни бессемейной, я видел лишь отрицательные стороны семейной жизни, по ним судил — и осуждал. Мне казалось, что семья тормозила мое развитие и восхождение, а на деле она была не тормозом, а двигателем. И теперь я тщетно жалею, скорблю о доме, уюте, близких и вижу, как тяжко я ошибался. Но уж поздно. "

Я не верю, что это про близость - мне кажется это именно про защищенность, накормленность, заботу. Большая часть его дневников - о еде, где что и сколько он съел, у кого обедал, кто ему что дал. Раскормленный матерью, привыкший есть и вдоволь, он страдал сильнее, чем просто голодный подросток. Толстые римские щеки опали, он похорошел без них, но еда и забота о нем - по-прежнему было основное, что он требовал от окружающих. И есть все же грань между сочувствием к вечно-голодному подростку и той неприятной холодностью и расчетливостью, с которой он относится к людям вокруг. Не все голодные интеллигентные мальчики начинали вести себя так. С Муром дело в том, что он не начал вести себя так, голодая. Он продолжал. Это у него Маринино наследие - гордыня, ощущение себя ( их) людьми высшего по сравнению с окружающими сорта, невротическая арифметика типа - мы им предоставляем себя, они нам за это бесконечно должны.

К вопросу о помощи - и ведь ему старались помогать, пристраивать, выбивать пайки, приглашать на обеды, давали денег. Жалели его, как , ребенка, как страдающего сына несчастной матери, как своего, писательского. Благодарности он испытывал мало. "Отдавать" не стремился вовсе - ни людям, ни стране ( которая, положим, была ему никто и ничто, он в ней не вырос - но вданный момент была в тяжелой ситуации). А осуждал - мгновенно и высокомерно.

Вот Ахматова - в эвакуации и сама не роскошествовала, по несчастности могла вполне сравниться с МЦ - муж в могиле, сын в тюрьме - и при этом постоянно помогала Муру - давала денег и продуктов, хлопотала за него в инстанциях, чтобы прикрепили к пайкам, к организациям. ( Как недавно я услышала в одной беседе - МЦ не сделала бы такого для Левы, и я верю, ей в голову не пришло бы, так она была погружена в себя, в то, что ей должен окружающий мир). И эту Ахматову Мур вычеркнул из людей" по какой-то смутной обиде. По времени обиды похоже на то, что когда он украл и продал вещи хозяйки, а потом должен был выплачивать большую сумму (3 тыс) - она не дала, не смогла ему дать деньги, которые он потребо попросил. И все:

"Было время, когда она мне помогала; это время кончилось. Однажды она себя проявила мелочной, и эта мелочь испортила всё предыдущее; итак, мы квиты — никто ничего никому не должен. Она мне разонравилась, я — ей."

Это потрясающая арифметика - однажды она проявила себя мелочной, не дала мне, что я хотел - и мы квиты. То есть его отплата за ее предыдущую помощь - вот это - мне один раз не дали - и это уравновешивает предыдущее добро.

И от этого, от этой обиды, что все не бросились решать его проблемы, он пишет пассаж который с удовольствием цитируют - Ахматова барыня принимает низкопоклонство, а сама исписалась - в то время как мы суперталанты и себе не позволяем такое принимать! Ага, ага. Да он бы с наслаждением принимал и низкопоклонство и котлетки в сверточках - и ножку в бархатной туфле подставлял для поцелуев. Мне пассаж про мать не кажется доказательством, какие они гордые птички, а отчаянной попыткой доказать - мы лучше, мы лучше, и это не люди нам не помогают, а мы такие гордые.

"Несколько слов об Ахматовой. Она живет припеваючи, ее все холят, она окружена почитателями, официально опекается и пользуется всякими льготами. Подчас мне завидно - за маму. Она бы тоже могла быть в таком «ореоле людей», жить в пуховиках и болтать о пустяках. Я говорю - могла бы. Но она этого не сделала, ибо никогда не была «богиней», сфинксом, каким является Ахматова. Она не была способна вот так, просто, сидеть и слушать источаемый ртами мед и пить улыбки. Она была прежде всего человек - и человек страстный, неспособный на бездействие, бесстрастность, неспособный отмалчиваться, отсиживаться, отлеживаться, как это делает Ахматова... Последние ее стихотворения говорят - о смешное выражение, применяемо к ней! - о творческом росте. А последние военные стихи Ахматовой - просто слабы... Ахматова остановилась раз и навсегда на одной эпохе; она умерла - и умерла более глубоко, чем мама. И обожают-то ее именно как реликвию, как курьез. "

К тому, что по матери он тосковал скорее как по источнику удобств - вот у него в дневниках совершенно программный пассаж:

"Вот я жалуюсь на свое одиночество; но, в сущности, я делаю это, исходя из чисто материалистических и практических соображений: люди в большинстве случаев (конечно, хорошо настроенные) помогают физическому существованию своих родственников, близких и друзей; тот, кто лишен определенного круга, среды, и кто при этом нуждается, испытывает, forcement, такие неприятности и лишения, которые при наличии этого круга и среды перестали бы существовать. В этом плане мне люди нужны: надо жрать, надо иметь связи, надо иметь знакомых, помогающих тебе и вводящих тебя туда-то и туда-то. Без людей, без их протекции не проживешь, - и это особенно в такие тяжелые (в материально-бытовом отношении) времена, как теперь. Но имей я деньги, необходимые для нормального существования, я уверен, что я бы пребывал в одиночестве. Кроме как на предмет довольно низменного их использования, мне люди не нужны: я их не люблю. Не люблю также их из-за того, что без них не проживешь, из-за того, что человек высший должен всегда быть связан с кучей низших, без которых, как говорится, - ни туда, ни сюда. И это особенно сейчас, когда независимые источники дохода перестали существовать и приходится выдерживать тяжелую борьбу за копейку. Теперь все живут скопом, и мой идеал обеспеченного индивидуализма неосуществим сейчас. Конечно, люди играют еще роль чисто развлекательную - когда становится скучно с самим собой, то необходимо рассеяться, развлечься, и тогда начинаешь общаться с людьми - общаться до тех пор, пока несходство характеров и культур не приведут к отвращению, ссоре, разрыву."

Нелюбовь его к усилиям, к работе совершенно удивительная. Ему помогают всем писательским коллективом, он не только не благодарен и не старается чем-то отплатить в ответ - неет, он оскорбленно возмущается, когда намек на его помощь появляется. Вот "наглость" подруги его сидящей в лагерях сестры:
"Потом был у Л.Г.
Вероятно, сегодня она уехала. Она осталась fidele а elle-meme ( верна себе) до конца: намеревалась использовать меня, чтобы помочь ей донести паек из магазина.Противный цинизм все-таки: знает о моем голодном состоянии и думает, что какой-то поганый суп достаточно искупит эту помощь: тащить мне разные вкусные вещи для чужих! Но, к счастью, этого сделать не пришлось, она переменила мненье и послала меня к своей знакомой с порученьем. На том и расстались. И она еще рассчитывала, что я ей позвоню, чтобы условиться помогать на вокзале! Чего я не сделал. Я ей сказал, что у меня испытанье по литературе - так она сказала, чтобы я ей позвонил и сообщил, как прошел экзамен и "попутно" условился с ней о помощи на вокзале. Живут в доме академиков, имеют массу знакомых и хотят меня использовать!"
Правда же поразительная наглость? Его, драгоценного Мурочку, использовать?? Женщине помочь донести что-то? Офигели? Это он с виду с пятнадцати лет высок, крупен и выглядит на двадцать - а на деле он пусечка, существо высшего сорта. Подумаешь, близкая подруга его сестры, которая заботится о нем! Это их обязанность! Вот обязанность бывшего любовника его сестры - из другого города снабжать его деньгами, несмотря на свою собственную семью и заботу об Але лагерях. А у Мура есть одна обязанность - не знать куда себя еще поцеловать.
Он не ходит в школу, решает сдать экзамены, чтобы получить аттестат и тут возникает повестка - он достаточно взрослый ему без пары месяцев 18, нужно либо в военное училище либо на завод работать. На заводе, кстати, давали бы и деньги и карточки продуктовые. Правда же это то самое безвыходное положение, выход из которого Муру просто не нравится?
"Эх, свобода! Как я ее ценил и любил! Хотя, в общем, жилось мне одиноко и голодно, хотя я скучал беспрестанно и часто думал о самоубийстве, хотя я сетовал на жизнь, - но все-таки мне кажется, что я бы ни на что не променял мою убогую комнату и грустную, бесплодную свободу. Меня часто осеняло счастье, внезапное, как вспышка магния: я - свободен! Я могу идти по той улице, которая мне нравится, идти когда хочу и куда хочу; я могу воротиться с полдороги, посидеть в парке, могу отказаться от намеченной цели прогулки… Я могу лечь спать тогда, когда мне это заблагорассудится, и встать тогда, когда мне этого захочется. Я могу читать, или писать, или просто сидеть и думать. Я - свободен. По сравнению с другими, вечно спешащими, вечно занятыми чем-то и как бы одержимыми тревожной лихорадкой целеустремленного действия, я все время чувствовал свое превосходство: они - рабы, а я - свободен. А теперь и я попал в общую кашу, и очень важно в ней не захлебнуться и оставаться на поверхности".
Они - рабы, поэтому я не буду ни учиться, ни работать, буду добывать у них пропитание - пусть меня кормят, а мне нужна свобода - от работы, от обязанностей - и работа и обязанности - для людей второго сорта. Хорошо, Марина не любила и не хотела работать - потому что у нее был дар, были стихи, которые занятие первого сорта - и этим многочисленные защитники оправдывают ее нехотение. Но у Мура-то такого оправдания нет - а чувство ровно то же самое. Я думаю, чувство у них первично и было бы независимо от качества стихов. Это она взрастила такого монстра, это их общая убежденность внутрисемейная.

Можно многим оправдывать - время тяжелое, страна поганая, возраст подростковый - но это все было и у других, но не все вот так курвились. В этом главное. Обстоятельства могут быть тяжелыми - но выбор в этих обстоятельствах диктуется не совсем ими, а тем, что внутри. И были четырнадцатилетние которые становились мужчинами в семье, и были подростки- со всем общим оправданием " ах мы же подростки, у нас всегда так эгоистично" - которые заботились о матерях, сестрах и братьях. Его же родная сестра ( которую, правда, воспитывали в обожании мамы, а не в обожании мамой его) в подростках в голод и нищету вязала и продавала, что умела - чтобы кормить всю семью из четырех человек - отца, мать, и маленького брата.
( это у меня аукаются разговоры нашего времени про подростков в семье - как с ними обращаться как воспитывать, как воспитывать, чтобы они чувствовали - семья это "наши", нужно заботиться внутри своей семьи, нужно поддерживать и помогать, а не только отжирать заботу) Я вот с ТТ и Дуней в передаче с Кудровой согласна - Марина вырастила совершенного монстра.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив