Дневник священника Туркестанской епархии. 17. Смена домохозяев. Потре​**тельное

Туркестанские епархиальные ведомости, 1909, № 3

15 июля [1907 года]. И вчера, и сегодня за службами народу было очень мало. Были все великороссы; малороссов было только три человека. Странное явление! Им бы и чтить более других нужно своего св. князя. Почему-то между ними я еще не встречал никого с именем св. Владимира? между тем чтут св. Савву, Флора и Лавра, Варвару и др., память их празднуют наравне с воскресным, и в эти дни не работают.

Просили здешние крестьяне о добавлении к их наделам (за пастбище, которого они не имеют) 500 десятин казенной земли, отстоящей от поселка в 12 верстах и состоящей у одного сарта в аренде, срок которой кончается чрез шесть лет. Казна согласна дать, но с условием, чтоб они уплатили арендатору 18 тысяч руб. неустойки. Крестьяне отказались, между тем как на этой земле на 40 тысяч рублей найдется лесу, который они могли бы тотчас же продать и таким образом вдвойне вернуть неустойку, которую нужно уплатить арендатору. Никак не поймут своей прямой выгоды, несмотря ни на какие разъяснения и убеждения со стороны пристава и более развитых крестьян. Смотрят они с подозрением, недоверчиво на все советы администрации относительно их земельного устройства; такой взгляд установился у них отчасти под влиянием левых газет, отчасти виновата в этом и сама администрация, которая, невольно думается, склоняется часто более в сторону туземцев. Не может быть, чтоб вышеупомянутая земля сдана была ею туземцу с уплатою неустойки, в случае отобрания земли до срока. И таким образом администрация более заботится об интересах богача-туземца, у которого в аренде участок просимой крестьянами земли, чем о новоселах русских. Или скажем о рисовой крестьянской земле. Ее у здешних крестьян 200 десятин. Сами они никогда обрабатывать ее не будут, ибо рис сеется в грязь, растет все время в воде, полют его в воде же. Крестьяне сдают эту землю сартам или из половины, или за деньги. Почему бы администрации не передать ее в надел туземцам, а крестьянам дать сухой земли, т. е. попросту сделать обмен участков? Рисовую землю туземцы обменяют на сухую весьма охотно, так как при умелой обработке она принесет более доходу, чем даже засеянная хлопком. А между тем у крестьян она чем дальше, тем больше теряет ценность, тем менее приносит доходу, и в конце концов вовсе запустеет. И теперь уже четверть рисовых наделов запущена, а незасеянную рисовую землю два-три года приводить в порядок стоит больших трудов и денег: ее нужно всю перекопать кетменями, и не один раз.

30 августа. Бегут и бегут мои прихожане, распродавая свои наделы. Уезжают пятеро, уже совсем передали землю. Четыре надела купили здешние, для своих сыновей. Это еще хорошо, люди они хорошие. А вот один надел куплен каким-то железнодорожнослужащим. Жить он здесь, конечно, не будет, пока служит. Да и Бог его знает, что он за человек И так уже здесь набито мещанства довольно. Опять же, администрация поступает нехорошо, поощряет бродяжничество, допускает торговлю казенной землей. Передающий участок должен получить только за дом и постройки, стоющие не более 500—600 руб. Между тем наделы с постройками прямо продаются за 1500 руб., а не передаются. За что же получает крестьянин 1000 руб. лишних? За то, что 9 лет пользовался ею? В руках администрации упорядочить дело передачи наделов, прекратить торговлю казенной землей, ограничить передачу наделов отъезжающих крестьян местным, а не чужим, наезжим. Чрез это разводится еще сутяжничество. Недавно купил здесь крестьянский надел кокандский ветеринарный врач, заплатил 1000 руб. денег, а участок земельный на имя его не переводят, он не крестьянин. Что будет в этом случае между продавцом и покупателем, можно судить. Один будет требовать 500 руб. доплаты (продана земля за 1500 р.), а другой будет отказываться от этого.

Один из мужиков сдал землю в аренду и уехал в Пишпекский уезд. Намерен там купить 5 дес. земли, у киргиз, и жить. Здесь на 6½ дес. не жилось, как же он там будет жить, если земля дает здесь дохода по крайней мере вдвое более, чем там, так как здесь цены на хлеб в четыре раза выше пишпекских. И он здесь еще получал 300 р. жалованья в год, служил джигитом у пристава. Никак не могли убедить его, что он жестоко ошибается.

При нарезке земельных наделов в 1898 году им дано было еще в добавление к 6½ дес. на душу поливной земли — по 3½ дес. кайрачной, неполивной, с тем расчетом, чтобы выходило по 10 дес. на душу. Нынешним летом обмеривали земли окрестных туземцев, и вот отрезали в пользу их до 200 дес. крестьянской кайрачной земли, и 30 дес. причтовой. Наша земля в плане не значилась, хотя и были сделаны межевые знаки-тумбы. Одни землемеры нарезали крестьянам известное количество земли, которою они владели 9 лет, пришли другие, им не понравилось, урезали от крестьян. Невольно являются нехорошие подозрения на администрацию в указанных случаях… что она держит сторону туземцев.

Получен маршрут поездки преосвященного по всем областям. В маршруте здешнего края какая-то несообразность: назначено ехать из Н. Маргелана в г. Наманган чрез Русское село, и из Намангана опять к нам же. Между тем в Наманган есть прямая дорога. Пристав спрашивал, что это значит. Я ему сказал, что ошиблись, вероятно, изменят.

На днях в Маргелане зверски убили железнодорожного жандарма и его сына, в квартире, в 9 час. вечера. Его только что уволили от службы, в тот же день отобрали оружие. Конечно, это совершено железнодорожными служащими, из мести. Говорят, что он был строгий, преследовал служащих за казенное имущество. До чего люди озверели, расстреляли его на дому, и сына еще за что-то. Сын только что кончил железнодорожное училище и, говорят, был конкурентом кому-то на место помощника машиниста.

Туркестанские епархиальные ведомости, 1909, № 5

3 сентября 1907 г. В минувшую ночь, с 11 ч. и до 5 ч. утра, было несколько землетрясений; были и толчки, и колебательные качания. После второго толчка все повыскакали из домов и, несмотря на прекращение, в них до утра не возвращались и спали на дворах и на улице. Почти во всех домах образовались трещины. В моем доме образовалось до десяти трещин, во всех стенах, наружных и внутренних. В церкви нашей прежние трещины увеличились, новых не видно.

К вечеру приехал к приставу старшина одного селения Ичкиликской волости, отстоящей от Русского села в 40 вер., с донесением, что ночными землетрясениями разрушено сартовское селение домов 40. Сколько погибло народу, неизвестно еще. Вот почему так долго продолжалось и у нас землетрясение; центры землетрясения были от нас очень близко. В г. Скобелеве, где я ночевал в ту ночь у детей на квартире, тоже сильно качало; стучали железные кровати, стулья, посуда. Но так как дом каркасный, то никто из квартиры не выходил, и после третьего толчка в первом часу за полночь преспокойно все заснули. В городе также большинство людей выбирались на дворы, где и спали. Когда я утром проходил по городу, то заметил, что везде во дворах виднеются кровати.

Прихожане мои очень уж беспокоятся: как служить в храме, боятся — развалится. Приедет инженер, осмотрит, доложит начальству. Подождем, увидим, что порешит сделать строительное отделение. Храм освящен всего лишь пять лет тому назад. Чрез 10 дней после освящения его растрясло в первый раз, а теперь снова. Ужели и здесь будут разбирать его, как в том в первом приходе, где я служил ранее, в Семиречье? Там, в новом и тоже каменном храме, служили всего один год; его растрясло и служить запретили. Исправить его и укрепить строительное отделение не разрешило, и его разобрали и мы остались без храма. Служили в бараке 9 л., а храм все стоял в развалинах, на него только смотрели. Дай Бог, чтоб не случилось то же и здесь! Стоило бы и разобрать наш храм; но с тем, чтоб прежде выстроить новый, но в счет строителей и инженеров. Строят такую громаду, каменную, без боковых дверей! И это в стране землетрясений… Шестиаршинной высоты окна, на высоте 6 аршин от земли, решетки снаружи, рамы внутри храма. Птицы садятся на решетки, ужасно загаживают их, и вьют даже гнезда, а отогнать невозможно. За одно мытье рам взяли ныне 15 рублей.

7 сентября. Приехал из Ташкента. Ездить теперь опасно. В передний путь в поезде ехала шайка карманщиков, о чем предупредил, спасибо, кондуктор. И я сел в купе с сартами; заперлись и преспокойно спали; ехать пришлось ночью. Одежда наша обращает внимание, бросается в глаза сразу, а так как духовенство принято считать за людей богатых, то всего скорее можно ожидать нам первым нападения хулиганов. Один из ехавших карманщиков, на которого было указано, долго стоял в нашем вагоне, должно быть, высматривал, на счет кого удобнее и выгоднее поживиться. Я тоже наблюдал за ним. И он все что-то избегал встретиться с мною глазами. Видно, совесть беспокоит немножко. А тут еще со всех сторон слышишь рассказы: там багаж утащили у сонного из вагона, там взялся кто-то вынесть багаж из вагона и унес его, присвоил и т. п. На каждой станции, при остановке поезда, выходят солдаты (охрана поезда), на станциях тоже везде встречают солдаты, точно в военное время и на театре военных действий. Про Ташкент и говорить ничего не остается: на окраинах города и днем не побоятся ограбить, а вечером где угодно рискуешь быть ограбленным. Всюду подскакивают с протянутыми руками, просят на хлеб, на обед. Простительно еще бедниться и обращаться за денежной помощью переселенцам, которыми теперь кишмя кишит Ташкент и другие города Туркестана.

Ездил к главному инспектору школ Туркестанского края просить дочери учительского места. Обещали, но не знаю, скоро ли дадут. Ждет уже более года. Теперь на каждое свободное учительское место два-три кандидата. Назад тому пять-шесть лет этого не знали, а теперь с открытием гимназий в Маргелане и Самарканде стал излишек образованных лиц.

7 октября. Получили от благочинного измененный маршрут, по которому преосвященный приедет сюда неделей позже. Пристав ездил за 25 верст встречать его, и, конечно, напрасно, чем, видимо, очень недоволен. Я ему говорил, что маршрут изменят, что преосвященный не может быть здесь 7 или 8, по старому маршруту, что он еще не доехал до г. Коканда и что наш благочинный, без сомнения, известит о дне прибытия епископа, хотя за день — за два приблизительно.

Малороссы сочетают браком своих детей рано, лишь исполнится им совершеннолетие, часто даже до него. По этому делу один из моих прихожан прямо возмутил меня своею наглостью и ложью. Нашел своей дочери жениха, обратился ко мне. Дочери его по исповедным ведомостям оказалось 14 лет, он же уверяет, что ей скоро исполнится 16 лет, чрез два месяца. Я наотрез отказался венчать ее когда бы то ни было без метрики. Выправили метрику, а ей оказалось 14 лет. Теперь придется ждать почти два года, а родители уже сговорились совсем. Едва не кончились эти сговоры еще убийством одного молодого парня. На сговорах отец невесты, очень беспокойного характера в нетрезвом виде, вспомнил старые какие-то неприятности, причиненные ему соседом, пошел к нему считаться. У самого своего дома он встретил трех молодых парней, в числе коих был и сын огорчителя-соседа. Он с ними что-то заспорил, схватил бывший у него за голенищем нож и нанес сыну соседа две глубокие раны. На крик выбежали соседи и стали отталкивать буяна; он в это время еще поранил другого соседа, пожилого мужика. У раненого парня много вытекло крови, отчего он лежал в постели три недели, а потом увезли его в город, в больницу, раны стали загнаиваться.

Довелось слышать от здешнего крестьянина, занимающегося пчеловодством и жившего все лето в горах Андижанского уезда, интересные вещи относительно переселенческого дела в Фергане. В горах Андижанского уезда образовалось самовольно три поселка до 500 домов. Не менее этого числа поселились еще крестьяне хуторами. Все они заарендовали земли у киргиз. Приезжал губернатор, сперва не разрешал оставаться переселенцам, потом дозволил, но с тем, чтоб более новых не принимали. Крестьяне просят там у администрации земли в надел, им говорят: нельзя, земля находится в пользовании киргиз; просят разрешения купить, говорят: нельзя, земля казенная, — в одно и тоже время земля казенная, и киргизская, крестьяне этого никак в толк не возьмут. Дело в том, что земля не измерена. Прежде нужно наделить землей киргиз, а оставшуюся уже можно пустить для переселенцев. Наделение же землею киргиз, если оно будет продолжаться так же, как и теперь, местным штатом землемеров, продолжится десятки лет. А земли хорошие пустуют, крестьяне голодают. Вот уж именно «видит око, да зуб неймет». Уж если находящуюся во временном пользовании киргиз землю нельзя давать в надел крестьянам, пока она не обмеряна, то во всяком случае следует воспретить киргизам пользоваться ею как своею собственностью. Киргизы и продают эту землю, и отдают ее в аренду тем же крестьянам, которым администрация отказывает в первом случае. Киргизы преспокойно получают с русских мужиков по 6—8 руб. в год арендной платы за десятину. Есть случаи, что киргизские земли и продаются крестьянам. Из временных собственников киргизы обратились как бы в вечные, допускается торговля казенною землею.

13 октября. Наш пристав ездил уже во второй раз в Куву встречать преосвященного, проехавшего из Андижана в Скобелев. Спутал его кувинский пристав, пославший ночью записку, что «преосвященный ночует здесь, на ст. Федченко, и утром едет к нам». Этой запиской сделал тревогу. И мы до 12 час. дня ждали преосвященного, пока не приехал рассыльный из Кувы. По маршруту ему должно быть у нас 15 октября.

Туркестанские епархиальные ведомости, 1910, № 19

6 декабря 190[7 года]. Состоялось открытие женского приходского училища, которого ожидали семь лет. Здания каменные построены были вместе с основанием села, тогда же было открыто мужское училище, а открытие женского откладывалось из-за грошовых расчетов. Дело в том, что на постройку служб при училище, должно быть, денег недостало. Администрация сваливала эти постройки на общество, а последнее отказывалось ввиду того, что число посещающих училище детей помещается в одном мужском, другое будет уже излишним, тем более что в мужском двое учащих — учитель и помощник. Наконец общество согласилось дать часть своих средств не устройство служб при училище, администрация тоже отпустила. Училищную усадьбу обнесли забором глиняным, устроили кладовые, одним словом, кое-как оборудовали, и училище открыто. Записалось 34 девочки. Но самое же необходимое для школы — книги, учебные пособия, письменные принадлежности — ниоткуда ничего не дано. Парты пока взяли из мужского училища, учебники — тоже. Пособий, кроме доски, никаких.

Зато снаружи женское училище выглядит очень красиво: хотя оно построено из сырцового кирпича, но покрыто железом, чистенькое, беленькое, в особенности выделяется по сравнению с мужским, стоящим рядом. Это последнее почему-то построили из жженого кирпича, окрасили самой невозможной краской — темно-красной — и покрыли, залили землей. Если к этому еще прибавить особенного, какого-то старинного устройства рамы, в которых деревянные переплеты занимают почти столько же места, что и стекла, то читатель — согласится, что училище здешнее скорее похоже на старинные казармы, дом умалишенных, больницу, но не на училище. Как раз рядом же, с другой стороны, красуется чистенькое, из сырцового кирпича, с железной крышей, русско-туземное училище. На меньшие суммы, чем затрачены, можно было выстроить училище из кирпича-сырца более поместительное и более приличное, чем оно есть.

Итак, в селе два училища. Но думаю, что учащихся не прибавится, да и успехи едва ли будут лучше. Малороссы, которых две трети в селе, девочек посылают в школу как-то мало. А главное, учащиеся ходят в школу неисправно. С начала сентября и до ноября идет прием, все собираются, как новые, так и ранее учившиеся. С марта начинают выбывать из школы. Значит, в году только три месяца полного учения, с полным комплектом учащихся. И такое небрежение к школе, к исправному посещению ее детьми со стороны родителей замечается и замечалось везде и всегда, в особенности в Туркестане. Внутри России — там занятия в сельских школах продолжаются дольше, потому что там зима продолжительнее, а с зимою и работы прекращаются. Заявляют об этом везде учащие: и инспекторам, и губернаторам, и вообще всем посещающим школы власть имеющим. Однако заявления эти остаются гласом вопиющего в пустыне. Никаких распоряжений ни от инспекторов, ни от администрации не делается по этому поводу, никаких мер не принимается к тому, чтобы дети исправно ходили в школу. Видимо, что администрации мало дела до этого. А между тем сделать кое-что можно бы, например, можно принудить крестьян к составлению приговоров, которыми бы узаконить денежный штраф на родителей за опущение уроков детьми. Ведь есть же подобные штрафы в западных государствах при обязательном обучении. А наших мужиков ничем больше не понудишь, как подобными штрафами, во всяком деле. Никакие убеждения учителя, законоучителя, кого бы то ни было не помогут. И идет эта небрежность, и будет продолжаться, видно, пока не будет введено всеобщее обучение. Благодаря ей, выходит из школы две трети учащихся полуграмотными, а чрез семь-восемь лет и вовсе забывают пройденное в школе, что видно на призываемых в военную службу.

Виноватыми же оказываются, в большинстве незаслуженно, учащие, при ревизиях инспектором, при посещении администрации. А того не подумают, что от них больше всего и зависит исправное хождение в школу. Они только и могут произвести давление на крестьян. Все еще, видно, живем по поговорке «душа согрешила, а ноги виноваты». Проедет инспектор, побудет час-два в школе… Затем идет циркуляр с указанием недостатков в преподавании, слабых успехов… об опущении уроков учениками ни слова.

Виноват учитель, «ноги виноваты». Учитель чуть построже отнесись в приеме детей, например, назначь срок для приема, сделай выговор родителям за неисправное хождение детей в школу, — сейчас полетят жалобы, за которые обыкновенно у нас на суд не тянут. Месяца два тому назад здешние крестьяне подали на учителя жалобу инспектору в том, что он худо учит, чему будто бы при препятствуют занятия его сельским хозяйством. Учитель арендует землю и сеет хлопок, обработка которого, посадка начинается с апреля, а в сентябре идет уже уборка. Следовательно, главная обработка хлопка и уборка его происходит в неучебное время, захватывая лишь два учебных месяца, в которые в школе бывает не более трети учащихся, к тому же обработка хлопка здесь производится испольщиками-сартами, присмотр нужен очень небольшой: указание времени посадки, мотыженья.

Чем же могут при этом страдать занятия в школе? Но главное не в этом. Инспектор, конечно, нашел жалобу крестьян несправедливой, кляузной, однако к суду не привлек их, оставил без последствий. Конечно, мужикам это на руку, остались безнаказанными за клевету и впредь могут кляузничать.

С начала октября открыто здесь потребительное общество, с капиталом в тысячу рублей. Инициатором этого дела местный пристав. В члены записались, кроме крестьян, все служащие: причт, медицинский, учительский персоналы и др. Руководить есть кому. Крестьяне все-таки внесли небольшие паи, и записалось их всего человек 50 — из 200 дворов. Смотрят на это дело с каким-то недоверием, опасаются чего-то. Такое отношение крестьян ко всякому новому делу, правда, обычное явление. Думаю, что причиною этому плохое состояние, всюду, наших общественных дел и предприятий вообще, а в частности и крестьянских. У них — хищение общественных сумм должностными лицами — обычное явление и безнаказанно. Обыкновенно растраты принимаются обществом на себя, по приговорам.

Крестьянин, ничтоже сумняся, дает в долг знакомому без расписок, на хранение богачу, на обороты в торговле своему односельчанину. Коснись дело общественных учреждений, не доверяет своего капитала. Многие на предложение внести пай в потребительное общество прямо высказывали: «Еще пропадут мои деньги, а на деньги я где хочу, там и покупаю».

Как-никак, а общество уже торгует два месяца, и довольно бойко. Цены, само собой, пущены дешевле, чем в базарных лавках, в которых, по временам, цены на самые необходимые товары — керосин, сахар, спички — вздымались искусственно, а теперь этого не должно быть. Многие из крестьян отказывались записаться членами общества потому, что мал кредит открыт для членов, равный паевым взносам. Им нужно, чтоб в кредит отпускалось товару на сумму вдесятеро большую против паевого взноса.

Помещение для потребительной лавки пока в общественном доме, где помещается и канцелярия сельская. Все-таки, экономия рублей в сто — помещение бесплатное и сторож также.

Никак не может устроиться сносный хор при здешнем храме: то регента нет, то певчих, то последние ходят не все. Псаломщик управлять хором неспособен. Ранее обучал и управлял хором местный крестьянин. Но тот с весны поступил регентом в городе. Теперь управляет хором туземный учитель. Он обладает хорошим голосом, мастер своего дела, но, к несчастию, имеет большой запас лени, и думаю, что терпенья у него достанет ненадолго. Он и раньше как-то раз брался за это дело, но после двух-трех служб отказался. После Пасхи, с началом полевых работ, певчие не ходят. Да и голосов как-то хороших нет — ни басов, ни теноров.

На наше несчастье, и учитель приходского училища ни обладает ни голосом, ни уменьем. Бывшие учителями до него двое — такие же.

Может быть, дело церковного пения примет иной, лучший оборот при новом псаломщике, который к Рождеству должен сюда приехать. В том селе, откуда он сюда переводится, говорят, им устроен хор. Там, правда, иные условия, как-то больше желающих, любителей пения, много голосистых крестьян и детей. А здесь какие-то все безголосые, нет ни одного баса хорошего. Потом, сельскохозяйственные работы здесь разнообразнее и продолжительнее, кончаются к ноябрю. Почему долго собираются в школу и весною рано бросают ее, потому же и петь ходят неисправно.

Туркестанские епархиальные ведомости, 1910, № 24

12 января 19[08] г. Наступивший новый год начался невероятной для здешнего края погодой. Двое суток сряду шел снег, насыпало почти на аршин. А так как снег пал на сырую землю, то дороги сделались невозможными для проезда: ни на телеге, ни на санях нельзя проехать. Теперь и сартовские арбы пригодились, на них только и возможна езда, благодаря высоким колесам, — и то парою лошадей.

Так и сделали гостившие здесь на праздниках гимназисты, гимназистки и прочая учащаяся молодежь, — человек десять отправились на трех арбах, запряженных парами, с двумя верховыми провожатыми. Хождение по селу со св. крестом и водою в Крещение было чистым мучением. Кое-как пробирались от дому до дому на санях. Чрез дорогу невозможно перейти: или увязнешь в грязи, или нужно брести по колени в снегу. Крестьяне и сарты-туземцы такому обилию снега рады, говорят, что будет хороший хлеб на богарных (неполивных) землях, вследствие таких обильных осадков. Радость эта преждевременна. Во-первых — часто случается, что в апреле и мае, когда бывает налив зерна, дождей нет, и хлеб богарный или вовсе выгорает, или бывает плох, работы не окупает. Во-вторых, продолжающееся увеличение осадков снега и дождя — начиная с 1902 г., после Андижанского землетрясения, по-видимому, связано с изменением климата. Климат здесь с каждым годом становится холоднее, ежегодно убывает число жарких дней — свыше 30°