Дмитрий Быков // "Огонек", №1, январь 1992 года

ru_bykov — 01.06.2011
 

...И РЕЛИГИЗАЦИЯ ВСЕЙ СТРАНЫ?

Недавно малолетний сын моего друга, воротясь из лицея, на вопрос тамошних занятиях ответил с трогательной серьезностью:
  — Мы молились.
— О чем же вы молились?
— О ниспослании.
— Чего?
Мальчик посмотрел на меня, всем своим видом говоря: «Изыдите, оглашенные». Видимо, ему представлялось кощунственным вдумываться в магические словосочетания.

...Я вот все думаю: врал Кассиль или нет? Вроде непохоже. Значит, на уроках Закона Божьего батюшке действительно подсыпали перец в табакерку? И действительно ненавидели упомянутую дисциплину не меньше, чем тригонометрию? И действительно вовсю хихикали во время торжественных молебнов, как то и описано в «Кондуите и Швамбрании»?

В мои времена каждый учебный год открывался либо ленинским уроком, либо уроком мужества. В первом случае являлся директор, во втором — ветеран. Выстраивалась линейка («носочки выровнять по паркетине»). Приносилась благодарность за детство счастливое наше. Возносилась мольба о ниспослании хорошей успеваемости и спелого социализма. Старшая пионервожатая благоговейно возлагала цветы к бюсту Ленина.

Бог свидетель, я не вижу никакого прогресса. Всякий учебный год теперь должен начинаться благодарственным молебном за детство счастливое наше. Возносится молитва о ниспослании России и россиянам успехов и счастья в личной жизни. Бывшая пионервожатая благоговеет перед иконой.

Клянусь вам, я рос идейным ребенком. Я искренне полагал, что» кроме родителей, еще кому-то обязан. Мне долго пришлось перестраивать свое советское сознание, чтобы наконец-то ценнее всего для меня стали личные привязанности, убеждения и вещи. И мне уже не смешно, мне крайне кисло, когда в детском саду старшая группа на вопрос «кто в вашей жизни самый главный?» отвечает не «Ленин», не «мама с папой» (как и следовало 6ы), - нет, тридцать прелестных, писклявеньких голосов в унисон кричат:
- Бог!..  

Поневоле вспомнишь довлатовского героя, который с безденежья подался в баптисты и стал говорить знакомый:
— Если Бог даст, Фира сготовит на обед телятину.  

Перелистаем детский журнал «Пионер». На протяжении шести номеров он, все еще верный своему названию, печатает прекрасную книгу Александра Меня «Свет миру» - изложение евангельских притч. В традиционной «пионерской» викторине присутствует вопрос о пасхальном яйце. На развороте сентенция о том, что Бог есть любовь и что раб Божий - это раб любви (здесь уместна была бы, по-моему, фотография Елены Соловей). В материале психолога подчеркивается, что еще в Библии сказано: возлюби ближнего своего, как самого себя. А рядом многосерийный комикс Кира Булычева о похождениях космических пиратов. Некая микромодель книжного прилавка, на котором сегодня похождения крысы из нержавеющей стали соседствуют с произведениями православных философов и книгой Вислоцкой об искусстве любви. Попробуй оспорь: Бог есть любовь...

Тогда, может быть, журнал переименовать? Пусть он называется «Отрок», «Инок» или «Раб Божий». И в нем уже провести викторину. Устроить конкурс на лучшее толкование Апокалипсиса. Победителю (как в известной книге о Томе Сойере) вручать карманную Библию. Кстати, книгу о Томе следует запретить, поскольку ее герой относился к Библии крайне неуважительно и не знал, чем именно блаженны нищие, а первыми апостолами называл Давида и Голиафа. Я не шучу: в одной еврейской духовной школе у мальчика уже изъяли Новый Завет как изучению не подлежащий. Отсюда недалеко до рейдов по библиотекам: Гека Финна — долой, раннего Пушкина — долой, у Гоголя оставляются лишь «Выбранные песта из переписки с друзьями», сочинения Горького (кроме «Исповеди») торжественно сжигаются во дворе.

...Когда безмерно опошленная и упрощенная библия под развеселым названием «Суперкнига» преподносится детям по телевизору, я ничего не могу возразить: в такой форме можно рассказать историю, если, конечно, при этом она толкуется как глобальная метафоре, а не навязывается в качестве учебника жизни. Но когда в детских передачах звучат церковные песнопения и ни одно открытие лицея не обходится без освящения... Да что лицеи: недавно директор завода приказал окропить конвейер святой водой, и тот, по слухам, пошел... Словом, мне рисуется детская передача следующего типа: на сцену приглашаются трое ребят. Тот из них, кто правильно расскажет о сотворении мира, получает куклу Барби, вторую тут же освящают. Другой, ответивший на вопрос о первородном грехе, получает детскую железную дорогу. А последний долго краснеет и дуется, но потом говорит, что все это сказка, а Вселенная возникла в результате Большого Взрыва. Ему это, видите ли, рассказал папа-инженер. «А сколько получает твой папа-инженер?» — спрашивает толстый спонсор из фирмы «Крах». «Четыреста рублей», — шепчет мальчик дрожащими губами. «Вот видишь, - говорит толстый спонсор,— если бы твой папа верил в Бога. Бог бы ему помог и тебе тоже. Ну да ладно. Возьми вот набор «Юный химик» за тринадцать рублей». Мальчик в слезах идет на место, где мать отвешивает ему сочную плюху, приговаривая: «Весь в отца пошел, идиотина!».

Бедные наши дети! Хоть бы на миг задумался кто, как они будут примирять в своем сознании притчу о торговцах в Храме, слова о верблюде в игольном ушке и нынешнюю развеселую торговлю религией с лотка! Нельзя более успешно воспитать атеиста, чем вдалбливая ребенку с дошкольного возраста извращенные и упрошенные азы религий. Нельзя заставить любить Бога, задавая на дом энное количество псалмов Это вопрос духовного роста. К Богу нельзя привести за руку. Даже а царской России журнал для детей назывался все-таки «Игрушечка». И печатал рассказы о зайках, белках, детках. Если в самое ближайшее время не произойдет полное и безоговорочное отделение школы от церкви, можно быть абсолютно уверенными, что через десять лет три четверти наших школьников при звуках православного богослужения будут морщиться и выключать телевизор. Как, впрочем, многие уже сейчас.

Давняя российская мудрость, что дурак расшибает себе лоб в молитве, сбывается сегодня на глазах. я любовно перелистываю свежую литературою периодику, хоть с опозданием, но все-таки доползающую до моего почтового ящика. Журнал «Смена» публикует повесть о первых христианах и фотоочерк о монастыре. В журнале «Юность» Юрий Шевчук популярно объясняет связь христианства с рок-н-роллом. Газеты на все лады обсасывают жизнь Московской патриархии, публикуют церковные календари, проникают даже в монастыри. Особенно усердствует московская газета, которая здесь же, рядом со своими христианскими штудиями, игриво сообщает об очередных убийствах и пожарах, через каждую отроку охая: «Ах, Господи, что творят!». Крупнейший литературный журнал страны «Новый мир» далеко обошел конкурентов. В его последних номерах нет НИ ОДНОГО материала, который бы не был прямо или косвенно связан с религией, ее историей, ее настоящим и будущим. «Новый мир» — религиозно-философский журнал, и никто не думает обсуждать или осуждать его направление. Однако и некоторое разнообразие, честное слово, не помешало бы журналу объемом в 28 печатных листов. Одним словом, сегодня в России не осталось ни одного печатного органа, который бы а той или иной мере не приложил руки к осмыслению (а часто опять-таки к опошлению) православной, христианской темы. Атеистической газеты в стране тоже не осталось. Это наш плюрализм. Все уверовали, поголовно!

Я не против — человек всегда меняется. Подозрительно только, что его духовная эволюция так точно совпадает с эволюцией общественной конъюнктуры. Те, кто начинал воинственным безбожником, вполне могут уверовать, но тогда, в видах христианского смирения, им отнюдь не следует широковещательно заявлять о своей вере. Это вещь интимней. И культура наша, которая с такой страстью кинулась молиться, пока еще не обрела на этом пути в последнее время почти ни одной художественной ценности.

Главная беда сегодняшнего православия — то, что из образа жизни оно превратилось в идеологию. А на пути идеологизации культуры, как мы знаем, ничего хорошего не создашь, ибо к Храму ведет другая дорога. Те же «Выбранные места» уступают «Мертвым душам», насквозь идеологизированное «Красное колесо» — раннему Солженицыну, романы Феликса Светова — романам Юрия Домбровского вовсе не потому, что «свободный художник» ярче религиозного писателя. Дело не только в мере таланта — в мере идеологизации. Ни одно произведение, проникнутое идеологией и заданное изначально, не достигает своей цели. Мы слишком долго называли Достоевского идеологическим писателем, забывая о его знаменитой неоднозначности, диалогичности, по слову Бахтина. А Льва Толстого и вовсе отлучили от Церкви — он полагал, видите ли, что ни старчество, ни молитва к спасению еще не ведут, а кто живет по-человечески, как Пашенька в «Отце Сергии», тому в раю местечко найдется.

И если культура наша не отделится от идеологии — не важно какой, хотя здесь речь идет только о фарисейской, безмерно далекой от истинного православия,— не избежать нам преследования как культуры, так и веры.

Не могу забыть слова Елены Боннер в конце августа, после путча, она сказала, что при похоронах защитников «Белого дома» молебен был странен. Церковь не должна вмешиваться в светские, мирские дела, и в Ее дела вмешиваться тоже не дозволено никому. Религизация всей страны не может обрадовать истинно верующего. У многих священнослужителей спрашивал я: не путает ли вас эта мода, это страстное желание креститься, венчаться, освящать конвейеры? Что ж. отвечали они, люди истосковались без веры, семьдесят лет как-никак, лучше это, чем хард-рок... и тому подобное.

Коронации Борисе Ельцине — с приветствием от Патриарха — повергла меня в уныние. Ни одно крупное мероприятие не обходится сегодня без молебна, освящения, благословения — Церковь опять срастается с государством. Русской церкви изначально присущи подчинение законной власти (подчеркиваю: законной!) и невмешательство в ее дела. Кесарю — кесарево. Богу — Богово. Если прежде Ельцина называли верным ленинцем, в сегодня назовут верным христианином, его не прибавит ему авторитета. Церковь должна быть независима от государства, и если не произойдет этого насущнейшего отделения, нельзя поручиться ни за авторитет властей, ни за авторитет Церкви, столь явно и неприкрыто зависящей сегодня от них.

Одним из главных деяний Бога, я думаю, было отделение света от тьмы. Я позволю себе немного порассуждать о том, чем все-таки объясняется наше массовое, модное, бездумное и все-таки весьма серьезное тяготение к религии.

Разговоры о том, что люди истосковались по вере, представляются мне фарисейством — и в застойные годы кто хотел, тот верил. И такой вере цена была подлинно высока: это было дело свободного выбора, путь прозрения. Кто хотел, верил в коммунизм. Так что сегодня речь идет не о тоске по вере — о замене веры. А без идеологии нам куда же! То-то среди нынешних верующих столько былых комсомольских работников...

Подлинное христианство — высшая духовная свобода и ответственность. Но о какой духовной свободе может идти речь, когда мы ищем в христианстве новое рабство — заданный смысл жизни! Да, вопрос о смысле жизни в атеистических координатах неразрешим. Мы наконец свыклись с этим. Но в религии — во всяком случае, в том ее виде, в каком мы ее хотим принять,— этот смысл задан. Вот и выбери. Но доходить самому до своего предназначения — что вы, страшно!

Главный вопрос всякой революции есть вопрос о власти. Главный вопрос всякой жизни есть вопрос о смерти. Жизнь даже композиционно выстроена, как хороший детектив,— постоянный поиск, в конце разгадка. Об этом же в своих «Мыслях врасплох» писал недавно Андрей Синявский. Христианство, подчеркивает он, предполагает ежесекундную готовность к смерти. Это мы приняли. Это нам доступно. Жизнью мы мало дорожим, оттого и живем как ни попадя, веря, что будет нам дана жизнь другая.

Я верую в Бога, хоть мне неловко об этом широко заявлять («Господь аплодирует вам»,— язвительно замечает в таких случаях прекрасный поэт Лев Мочалов), но, даже надеясь на бессмертие души, я думаю, что жить надо здесь и сейчас.

К этому-то мы и не готовы.

Мы ждем События. Либо новой жизни. Либо ухудшения ситуации. Либо Даяния. Мы все ждем, что нам Бог поможет, или что коммунизм придет, или что смысл у всего объявится. Именно этой, самой ленивой, частью своей души мы тянемся сегодня к вере, вера истинная — борения духа, метания, самосовершенствование — в России мало укоренилась. Еще Белинский предупреждал: «Русский мужик произносит имя Божие, почесывая себе кое-где...» И у Блока — помните: «Грешить бесстыдно, непробудно...» Горько, но факт. Иначе русский мужик не скидывал бы крестов с церквей, церковь ему только после жизни рай обещала, а тут — при жизни и задаром. Насколько религия не была укоренена в сознании русского народа, показала революция, и не последнюю роль тут сыграло навязывание детям Закона Божьего, а холопам — христианских добродетелей. Да, мы все — рабы Божии. Но это не значит, что мы должны быть рабами в своих попытках понять смысл мироздания.

Нет, не религия укоренена в нашем сознании, а страх и лень. Страх перед знанием, перед будущим. Лень осмыслить себя и свое место в мире. И оттого мы готовы признать себя ничтожествами, рабами, кем угодно, лишь бы пришли и научили нас.

А рабам рая нет.

Может быть, не стоит обо всем этом говорить сейчас, когда ничего нет и просвет лишь предвидится? Но я знаю: стоит. Потому что страх и пень повинны во всем, что с нами происходит. В том, что мы не живем, а ждем. В том, что мы — такие. И пока мы не отделим своего страха и лени от истинной веры, всем нашим молитвам грош цена.

P. S. Едва закончив эти заметки, я включил телевизор и в передаче «Марафон-15» услышал зажатый между Димой Маликовым и американским клипом рассказ ксендза о Рождестве. Детей на улице спросили, чего они попросили бы к Рождеству у Христа-младенца. Одна девочка пожелала Барби, другая — во-от такую жвачку. А один мальчик хотел бы безнаказанно фарцевать у «Космоса».

Господи, благослови!...
.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив