Джайлс Брандрет о королеве Елизавете Второй

euro_royals — 13.09.2022

Если помните, в прошлом году, в апреле, после смерти герцога Эдинбургского мы читали серию отрывков из его биографии, написанной Джайлсом Брандретом, Philip: The Final Portrait. (Сама эта книга является переработкой более ранней двойной биографии Philip and Elizabeth: Portrait of a Marriage.) Сейчас ДМ опубликовала три отрывка, посвященных уже Елизавете. Кое-что будет повторяться, но такого будет мало.

Поскольку я встречался с ней — поскольку с близкого расстояния наблюдал за ней, когда она исполняла свои официальные обязанности, — люди часто спрашивают меня, подаваясь вперед и прищурив глаза: «Какой на самом деле была королева?»

Мой ответ разочаровывает их. "Очень милой, — говорю я. — На самом деле довольно-таки обычной, довольно прямолинейной, в той мере, в какой вы ожидаете.

Интересно, ценим ли мы то, насколько нам повезло в том, что Елизавета II не отличалась ни эксцентричностью, ни экстравагантностью, а ее муж был на редкость честен и прямолинеен.

Если есть одно слово, которое кратко характеризует Елизавету II, это «верная долгу». Ее жизнь была подчинена долгу. Она была верной долгу дочерью и верной долгу королевой.

Будучи 21-летней принцессой Елизаветой, она сказала: «Я заявляю перед всеми вами, что вся моя жизнь, будь она долгой или короткой, будет посвящена служению вам». Она говорила серьезно. На своей коронации она взяла на себя обязательство перед Богом, а также перед своим народом, и ее вера поддерживала ее во всем, что она делала.

С раннего возраста она знала, что ее ждет впереди: неустанные, бесконечно повторяющиеся взлеты и падения королевских обязанностей и добрых дел, от которых ее могли освободить только смерть или революция.

Она так и не отреклась от престола не потому что, как предположили некоторые комментаторы, не хотела, чтобы ее сын стал королем, а потому, что ее вера, чувство долга и традиция означали, что отречение было просто невозможно.

Ее дядя Дэвид отрекся от престола, и она не хотела брать с него пример. «Это работа на всю жизнь, — сказала она. - Это вопрос того, чтобы вырасти до того, что вы привыкли делать, и принять то, что это ваша судьба, потому что я думаю, что преемственность очень важна».

Неудивительно, что ее смерть так трогает нас. Вместе с членами своей семьи она почти ежедневно появлялась в наших газетах и ​​на экранах телевизоров.

Тем не менее, наши отношения с королевской семьей не кратковременны и не поверхностны. Королева изображена на наших почтовых марках, монетах и ​​банкнотах. Она больше, чем глава государства: она лежит в основе нашей национальной идентичности — и не без причины.

Во время своего исключительно долгого правления Елизавета II была живой историей. Среди ее крестных родителей были ее дедушка король Георг V и Артур, герцог Коннаутский, последний остававшийся на тот момент в живых сын королевы Виктории.

Будучи последней в ряду правителей, которые напрямую связывали ее с королем Эдгаром, Ричардом III, Генрихом VIII, Георгом IV и королевой Викторией, она была воплощением истории нашей страны. Ее присутствие связало нас с нашим прошлым.

Она хорошо понимала свою роль, свои обязанности и неизбежные ограничения, которые они накладывали. Но жизнь королевы также была привилегированной. Она встречалась со всеми и была везде. Она никогда ни в чем не нуждалась. Куда бы она ни пошла, с нее сдували пылинки. С ней ездили и корги — если нужно, на самолете Королевского воздушного флота.

Ее дни были иногда длинными и зачастую тяжелыми, но у нее всегда был дежурный персонал и удобство рутины, которая редко менялась.

В 8 утра камердинер Ее Величества входил в королевскую спальню с «перечнем сообщений о телефонных звонках» и чайником чая «Эрл Грей». Занавески раздергивались, ванна набиралась (на глубину семь дюймов с температурой 72°F — проверялось термометром), и Дворец начинал шевелиться (пылесосить до 8 утра запрещалось).

Ее одежда была разложена для нее, ее парикмахер был под рукой. В 9 утра, когда под ее окнами играл ее личный волынщик, королева выходила из своей спальни через гостиную в столовую, держа в руках радио «Робертс», слушая новости дня.

Завтрак был скромным: хлопья (из контейнеров Tupperware), кусочек тоста из хлеба с отрубями, слой оксфордского мармелада. В десять часов начались дневные дела: появлялся ее личный секретарь; читалась корреспонденция, просматривались государственные бумаги; если это было утро приема послов или день инвеституры, Ее Величество изучала информационные материалы.

В час дня, перед легким обедом (в еде она не привередничала), баловала себя — до 96 лет, когда по совету врачей отказалась от алкоголя, — джином и Дюбонне: в равных пропорциях, два кубика льда и ломтик лимона (лимон был нарезан для нее).

В 14:30 она выгуливала корги. В пять она пила чай. В шесть снова появлялся поднос с напитками, и Ее Величество могла позволить себе умеренное количество джина с тоником. В 20.15 наставало время ужина.

В некоторые дни королева и принц Филипп завтракали, обедали и/или ужинали вместе, но ни в коем случае не каждый день. Их интересы и обязательства часто разводили их в разные стороны.

Задолго до смерти принца Филиппа королева привыкла проводить вечера в одиночестве. Она смотрела телевизор, разгадывала кроссворды, угощала корги поздним ужином. Она звонила своему менеджеру, занимавшемуся скачками. Она общалась со своим личным пажем.

Я могу точно сказать вам, какой была Королева. Она обладала интересами, качествами и вкусами английской (или шотландской) сельской жительницы ее класса и поколения. Собаки и лошади, вежливость, доброта и общественная деятельность ценились ею.

По словам Сони Берри, возможно, ее ближайшей подруги детства: «Она сама никогда бы не выбрала стать королевой. Она бы предпочла жить в деревне с лошадьми и собаками и быть обычной домохозяйкой».

В 1956 году Никита Хрущев, генеральный секретарь ЦК КПСС, приготовился к «надменности», отправляясь пить чай с королевой в Виндзорском замке. К своему удивлению, он нашел ее «совершенно непритязательной — из тех женщин, которых вы, скорее всего, встретите, прогуливаясь по улице Горького теплым летним днем».

По сути своей консервативная (с радикальными штрихами), умная (не интеллектуалка), прагматичная (не погруженная в себя), «чрезвычайно терпимая» (выражение принца Филиппа), уравновешенная и чрезвычайно надежная, королева не претендовала на то, чтобы быть тем, кем она не была.

Хотя формально она была аполитичной, она определенно не была политкорректной. Если бы она захотела, то отправилась бы кататься верхом без шлема. Она носила меха, не пристегивалась ремнем безопасности, а в ее различных резиденциях ее гости могли свободно курить.

Мне сказали, что она даже сама курила время от времени. Может ли это быть правдой? Если это так, то она лучше понимала слабость своей невестки Камиллы к табаку.

Не случайно вторая жена ее сына Чарльза оказалась женщиной, очень похожей на королеву — гораздо больше, чем когда-либо могла быть Диана. Камилла может легко (и с юмором) говорить о собаках и лошадях.

Ей нравится взгляд королевы на жизнь (по большей части она его разделяет); она политически некорректна (в хорошем смысле), забавна, способна к самоиронии, реалистична; и, как и королева, она мать и бабушка, которая была немного потрепана бурей, но сумела ее пережить.

Была ли королева ханжой? Ни в коем случае. Как и следует ожидать, она терпеть не могла сквернословия, но — как я сам убедился за те 40 лет, что я знал принца Филиппа, — ее муж иногда использовал слова из четырех букв. Королева просто смирилась с его использованием бранных слов.

Когда Лех Валенса был президентом Польши и приехал с визитом, она сказала своему помощнику: «Он знает только два английских слова». Она сделала паузу, прежде чем добавить: «Это довольно интересные слова». Совсем недавно в художественной галерее она столкнулась с серией обнаженных фигур Люсьена Фрейда: тяжелые, большие груди, массивные бедра с голубыми прожилками. Чувствуя, что присутствующие фотографы жаждут запечатлеть, как она пристально смотрит на одну из них, Ее Величество ловко вышла из зоны досягаемости.

Когда ее спросили: «Разве Люсьен Фрейд не рисовал вас, мэм?», она улыбнулась и сказала вполголоса: «Да, но не так».

Известно, что королева умело имитировала не столько людей, сколько акценты, будь то кокни или норфолкский, и у нее было живое, даже озорное чувство юмора.

Мы все это знаем: мы ахнули от изумления, когда она появилась в ролике с Джеймсом Бондом в исполнении Дэниела Крейга на церемонии открытия Олимпийских игр в Лондоне в 2012 году. Ее позабавило, когда ее пригласили; она была счастлива сделать это; она сыграла свою роль без суеты и с одного дубля; ей понравился сюрприз в тот вечер — она не призналась своей семье, что вносит этот уникальный вклад в олимпийские торжества.

Учитывая странность ее жизни (лишенная свободы своей судьбой; с десятилетнего возраста ей суждено было стать королевой), королева казалась мне удивительно уравновешенной, цельной, эмоционально стабильной и в мире с собой, миром и своим местом в мире.

Друзья, которые знали ее, когда она была моложе, рассказывают истории о том, как она сидела на диване после ужина, поджав под себя ноги, и болтала до поздней ночи. Людям (даже хорошо знавшим ее) по-прежнему было трудно к ней относиться как обычному человеку, но тем не менее она вела себя как обычный человек.

Однажды она немного опоздала на ужин в частный дом в Белгравии. "Ау! — крикнула она вверх по лестнице, снимая пальто, — это мы. Извините, что мы опоздали. Ужасное движение".

Эта необходимая нормальность — в сочетании с фундаментальной порядочностью — всегда была здесь, под королевскими регалиями.

От всех людей, с которыми я говорил, которые были близки к королеве — придворных, друзей и членов семьи — у меня сложилось впечатление, что она не осуждала других. Она искала лучшее в людях и надеялась на лучшее от них и для них.

Когда что-то шло не так, она молилась (стоя на коленях, сложив руки вместе), чтобы все стало лучше. Но хотя она и была королевой, она не устанавливала законов. Она, например, всегда неохотно вмешивалась в частную жизнь членов своей семьи.

В Диане, принцессе Уэльской, была нотка истеричности: это чувствовалось даже при кратком знакомстве. В Королеве ее не было. Королева была в здравом рассудке. Королева была здравомыслящей. Она стояла ногами на земле.

В отличие от принца Филиппа, который время от времени впадал в ярость, она всегда была спокойна. По словам ее подруги Сони Берри: «Ее могло что-то раздражать, но, как правило, она сохраняла спокойствие. Я никогда не видела, чтобы она выходила из себя".

Королева не была стеснительной - она красила губы, кто бы на нее ни смотрел. Ее нелегко было выбить из колеи: каким бы напряженным ни был график, сколько бы остановок ни было в туре, ее собственный устойчивый темп никогда не менялся.

Конечно, вокруг нее были старшие придворные, знающие свое дело (нецеремонные, по большей части; нетребовательные, за парой исключений), и верные фрейлины, которые были настоящими друзьями.

За 67 лет преданной службы у нее также была костюмер и доверенное лицо Бобо Макдональд (королева приехала из Балморала в Королевскую часовню в Сент-Джеймсском дворце на ее похороны). На смену Бобо пришла другая костюмер, Анджела Келли (дочь ливерпульского портового рабочего, на 25 лет моложе королевы), которая стала соратницей и другом.

Неизбежно, учитывая продолжительность ее правления, у королевы были взлеты и падения. В 1957 году 33-летний пэр, писатель и историк, 2-й лорд Олтринчем, в одночасье стал всемирно известным за публикацию того, что многие сочли непростительной личной нападкой на королеву.

Олтринчем обвинил королеву, которой тогда был 31 год, в том, что она оторвана от реальности, живет исключительно в рамках своего собственного класса, окружена придворными «одетыми в твид», произносит речи, которые равносильны «чопорным маленьким проповедям» в манере «чопорной школьницы» и говорит голосом, который «действует на нервы».

«Как и ее мать, — писал Олтринчем, — молодая королева кажется неспособной связать вместе даже несколько предложений без письменного текста».

Он продолжал: «Когда она потеряет цвет юности, репутация королевы будет зависеть в гораздо большей степени, чем сейчас, от ее личности. Тогда ей будет недостаточно соблюдать формальности; ей придется говорить вещи, которые люди могут запомнить, и делать вещи по собственной инициативе, которые заставят людей проявить интерес. Пока еще мало признаков того, что такая личность появляется».

Спустя более 60 лет репутация королевы действительно основывается на ее личности. За несколькими исключениями, она не говорила вещей, которые люди могли бы запомнить, и не делала вещей, которые заставляли бы людей проявить интерес. Но тем не менее ее личность проявилась.

Мы знаем, за что выступала королева и о чем заботилась. Возьмем, к примеру, ее упорную приверженность Содружеству наций. Уайтхолл и Вестминстер могут быть больше озабочены отношениями Соединенного Королевства с Европой и Соединенными Штатами, но осведомленный энтузиазм королевы по поводу того, что она назвала «свободной и добровольной ассоциацией равных партнеров», которая «во всей истории не имеет прецедента», было удивительно созерцать.

Писательница Дафна дю Морье, когда ее муж Бой Браунинг еще был финансовым ревизором при дворе герцога Эдинбургского, приехала в Балморал и была поражена тем, как принц Филипп мог говорить обо всем — о литературе, искусстве, убийствах, военных маневрах — в то время как круг интересов и тем для разговоров королевы был гораздо более ограниченным.

Лицо Ее Величества по-настоящему «загоралось» только тогда, когда речь шла о лошадях и мировых делах.

На самом деле говоря, королева была исключительно хорошо информирована. Это потому, что она была добросовестной. Она занималась своими «красными чемоданчиками» неделя за неделей, в течение всего года. Она сказала, что быстро читает, «хотя я скорее сожалею о некоторых часах, которые мне приходится проводить за этим вместо того, чтобы пойти на улицу».

Она лично знала президентов и премьер-министров Содружества. То, как они говорили о ней — неизменно с уважением, часто с любовью, иногда с благоговением, — свидетельствует о том, что их восхищение было искренним, а не просто вопросом формы.

В Соединенном Королевстве у нее было 15 премьер-министров. Она поддерживала теплые отношения со всеми — даже с Маргарет Тэтчер, которая сказала мне, что разговоры о ее натянутых отношениях с королевой — «полная чепуха».

«Королева, — сказала леди Тэтчер, — просто восхитительна. И ее приверженность Содружеству и нашим Вооруженным силам была особенно важна».

Когда заседал парламент, королева и премьер-министр встречались раз в неделю, а в сентябре премьер-министр и его/ее супруга/супруг недолго гостили у Ее Величества в Балморале (считается, что ребенок Блэров Лео, родившийся чуть раньше срока 20 мая 2000 года был зачат под королевской крышей).

Королева считала себя «источником объективных замечаний» для своих премьер-министров.

Она сказала: «Они снимают бремя или рассказывают мне, что происходит. Если у них есть какие-то проблемы, иногда можно помочь и таким образом. Я думаю, довольно приятно чувствовать себя чем-то вроде губки.

Что-то запоминается, а что-то выходит через другое ухо... иногда можно высказать свою точку зрения, когда, возможно, они не видели это под таким углом».

В целом королева принимала то, что политики бросали ей на протяжении многих лет, например, сокращение цивильного листа и требование с 1993 года платить налог на ее частный доход. Были переговоры — немного уступок с обеих сторон — но, в конечном счете, правительство того времени заказывало музыку.

Однако она успешно противостояла попытке Тони Бенна (когда он был министром почты и связи в середине 1960-х) удалить профиль монарха с британских почтовых марок.

Однажды я спросил лорда Чартериса, бывшего личным секретарем Ее Величества дольше всех, чувствовала ли когда-нибудь сама королева, что поступила неправильно. Он сразу же сказал: "Аберфан. Она ошиблась и знает это".

В октябре 1966 года в шахтерской деревне Аберфан в Южном Уэльсе обрушилась гора породы, погребя под собой деревенскую школу и унеся жизни 146 человек. Королева выразила свою боль в пресс-релизе и отправила на место происшествия принца Филиппа и лорда Сноудона. Она не сразу поехала сама.

«Это была ошибка, — сказал мне Чартерис, — и она сожалеет об этом. Масштабы трагедии требовали немедленной реакции, но она не спонтанный человек и не склонна к эмоциональным жестам. Обычай, форма и прецедент - она считается с ними. Она склонна делать то, что делала раньше».

В последующие годы она исправила свою ошибку. Она посетила Аберфан четыре раза, последний раз во время своего тура в честь Бриллиантового юбилея в 2012 году, когда открыла мемориальную доску в начальной школе Ynysowen Community и произнесла речь. (Она всегда была неизменной и всегда была на виду, но произносила не так много речей.)

Некоторые до сих пор обвиняют королеву в том, что она была оторвана от реальности и медленно реагировала (например, в случае с судом над Полом Барреллом и в первые дни после смерти Дианы), и даже ее самые горячие поклонники, считавшие ее силой добра, не назвал бы ее силой перемен.

Но хотя это могло иметь значение, когда она была молодой женщиной, позже, во время ее правления, это не имело никакого значения. Мир изменился: Королева, слава Богу, нет.

Среди неопределенности жизни она была успокаивающе знакомой. Она продолжала это шоу.

Она оставила свой профиль на почтовых марках не из соображений тщеславия, а потому, что ему было самое место, место, где вы ожидали, что он будет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив