Девять жизней у колыбели одного кота

lucyforrer — 03.03.2010

Я в глубине души подозревала: рождение книги – сродни рождению ребенка. Но никак не ожидала, что буду ходить беременной, как слониха, целых два года…

Действующие лица и исполнители:

Менестрель:    ???

Художник:      Андрей Аринушкин kot-hudojnik  
Друг:               ???

Писатель:           Жерар Монкомбль

Мадам:           Светлана Петрова lucyforrer 

Издатель:        Серафим Кошкин pippin77 

Редактор:        Наталия Василькова such_a_man 
Поэт:                 Михаил Яснов

Читатель:        Вика Федорина pax-max

Всем огромное спасибо!

Это случилось в Англии страшно сказать в каком мохнатом году Средневековья. Ясным утром в начале марта вышел из замка мрачный, сонный английский Менестрель и увидел на пороге кота, который всему замку спать не давал: черный, морда наглая, глаза желтые, явно прохиндей не первую жизнь мясо со стола тырит. Дай, – думает Менестрель, – сочиню о Прохвосте старинную балладу, нужно быть ближе к народу, сколько можно подвиги рыцарей воспевать. Конечно Менестрель тогда не знал, что баллада получится старинной. Тянет заунывно Менестрель, приплясывая и подыгрывая себе на лютне, а кот подпевает, хвостом дирижирует.

Возле церковной ограды дом.

Живет в нем веселый могильщик Том

С женой своей Нэнси и черным котом…

Это была Первая жизнь, повинная в рождении «Кота».
 

Ветер дул и завывал в ночи. В Париже зимой всегда ветрено и промозгло. Художник, закутавшись поплотнее в черное, длинное пальто, шел вдоль набережной Сены и мучительно размышлял: утопиться сразу или умереть с голоду постепенно. Дома его ждал с нетерпением кот… в карандашных набросках. Сказка про кота, навеянная английской балладой, не давала белорусскому Художнику ни покоя, ни надежды прокормиться. Она очень странно обрывалась, необходимо было придумать концовку. Но чукча Художник учился в Академии на иллюстратора, а не на писателя. Сроки поджимали, издательство торопило, Художнику нужно было выдержать здешний ритм в 9 месяцев, но пошел уже второй год, а кот еще и в акварели не валялся. Бесстыдник, – матерился Художник, – никакого уважения к Хозяину и Творцу…»

Это была Вторая жизнь, повинная в рождении «Кота».

В разгар лета, где-то, где именно история умалчивает, не спал Друг Художника, зевая, он сопротивлялся, чтобы не оказаться в когтях Морфея. Верный Друг сочинял концовку английской сказки, спасая Художника от верной и неминуемой гибели. Концовка удалась на славу: «Наутро в деревню прискакал гонец – старый король умер, скоро будет короноваться молодой король по имени Томас. Наши старики смущены, пономарь решает ехать в Лондон попытаться увидеть короля. По случаю коронации старик с толпой подданных оказывается перед троном и не может понять, уж больно новый король похож на их кота. Покачивая головой, он уходит, но его догоняет капитан королевской стражи и вручает деньги, дескать, приказ короля, и он сам все поймет позже. Пономарь возвращается в деревню и на пороге своего дома находит маленького котенка с белым пятнышком на груди». Славы не получилось, концовка не сохранилась для потомков, поэтому имя самоотверженного Друга Художника кануло в лето. А жаль…

Это была Третья жизнь, повинная в рождении «Кота».

Бельгийское издательство Кастерман мучилось с «неудобным», но чертовски обаятельным и привлекательным талантливым белорусским Художником, владеющим французским в совершенстве на уровне двух фраз: «Месье же не манж па си жур» и «Же вудрэ монтрэ мон травай». Первая фраза выучилась сама по себе, заучить вторую Художника заставила гордость. «Это же надо, – сетовал Кастерман, – мы ему велели поменять старуху процентщицу у колодца на молодую девушку, а он «облокотился» и сделал по-своему. Еле-еле убедили поработать с французом для «адаптации и подгонки сказки под французские мозги». Слава богу, уговорили Писателя, которому, в силу специфики работы, часто приходилось сталкиваться с «трудными» подростками. Писатель согласился помочь только из уважения к Чернильному Уху: он родился в 1951 году и еще помнил золотое время чернильных ручек, ножек и ушей. В 2004 году, не выдержав нервного напряжения, бельгийское издательство с горя продалось группе Фламмарион, чтобы воздействовать на строптивых белорусских художников сразу целой группой. Но обаятельно-талантливый Художник был уже далеко и мучил совсем других издателей. А Писатель придумал новую концовку и застрял на обложке, где по сей день радует читателей своей французской фамилией.

Это была Четвертая жизнь, повинная в рождении «Кота».

В бельгийской, богом забытой деревне Бабу Ягу Мадам мучила ностальгия, она пыталась сварить на плите зелье а ля рюс борщ. Борщ получался странным, ему явно чего-то не хватало. «Наверное свеклы, – вздохнула Мадам, пристально разглядывая кашицу мерзотного цвета, – и сметаны, и черного хлеба, – добавила страдалица, сглотнув обильную слюну. «Видимо не мадамское это дело борщи варить, – подумала Мадам,  – пойду лучше детскую книжку почитаю, а потом кота приблудного покормлю». Кот решительно возражал против такой очередности уже битый час. «Не ори, чай не мессир Котильон, ешь что дают, – негодовала Мадам, сливая в кошачью миску неудачное варево». Через месяц голодной жизни без любимых баночек Sheba, на одних зельях неудачных экспериментах русской кухни, приблудный кот взвыл и ушел искать счастья к соседям, а Мадам, прихватив любимую детскую книжку на французском, укатила в Москву поправлять здоровье маминым борщом, гречкой, сметаной и черным хлебом.

Это была Пятая жизнь, повинная в рождении «Кота».

Российский Издатель искал себя. Он искал себя под диваном, на диване, на кухне у плиты, в спальне, в детской, в издательствах и даже в интернете. Он уже посадил четыре дерева, родил четырех детей, издал четыре детских книжки, на каждого ребенка по книжке, и слегка опасался, вдруг у него появится еще ребенок, а он его посчитать не сможет для него книжки не будет. Кроме того, по правилам, оставалось еще построить четыре дома, а на прибыль от четырех книг четыре дома никак не построишь. Издатель мыслил глобально, хотя считал свои успехи пока только до четырех. Вот тут ему в сети попалась Мадам со своей любимой книжкой. «А не замахнуться ли мне на Шекспира зарубежного автора, – подумал Издатель, – и издать еще четыре переводных книжки? И со счета не собьюсь, и на будущих детей «с запасом» хватит, да и читателю разнообразие?» Издатель набрался терпения, простился с семьей, надел куртку и отправился послушником по этапам большого пути. В капюшоне, не давая расслабиться Издателю ни на минуту, дремал тяжелый Евлапий.

Это была Шестая жизнь, повинная в рождении «Кота».
  
У Редактора было мало места, мало здоровья, мало сил, мало денег, но много переводов и редактуры. Она, потому что это была Фея Легких Фраз и Проставленных Знаков Препинания, была завалена по горло пыльной работой на кухне, в комнате, в коридоре и даже в местах общего, но индивидуального пользования. Когда Фея начинала задыхаться под тяжестью манускриптов, она спешно удалялась в больницу полежать в реанимации и передохнуть, подключившись к аппарату искусственной вентиляции легких. Надо сказать, что это было единственное развлечение место, где Редактора было стыдно доставать постоянными, настойчивыми просьбами. Своих котов у Редактора не было, она вообще предпочитала собак, поэтому, когда свалился мейл с бездомным котом, она не слишком обрадовалась еще одному источнику аллергии. Тем не менее, Редактор, рискуя здоровьем, поставила запущенного кота на лапы, обозвала Томасом Котусом, расставила все точки над i, вычесала всех блох и послала кота… в большую жизнь с напутствием: по помойкам не шастать, ловить мышей, не препираться и самосовершенствоваться.

Это была Седьмая жизнь, повинная в рождении «Кота».

В Санкт-Петербурге у знаменитого Поэта жизнь била ключом. Он только что вернулся домой из Красноярска через Ханты-Мансийск с заездом в Саратов и тремя вечерами, организованными в Караганде. На следующий день ему предстояла срочная поездка в Нью-Йорк через Рязань, Нижний Новгород, Барнаул, Хиросиму и Нагасаки. Но на большой дороге где-то между Монтевидео и деревней Задрипово Волгоградской области на Поэта напала банда котов во главе с лихим Острозубом. Вожак потребовал немедленно бумажник и полное собрание сочинений поэта оценить широкий потенциал своей банды и придумать прозвища вновь набранным сотрудникам разбойникам. Поэт попросил отпустить его с миром, предложив бумажник и полное собрание сочинений Поэта, но вожак гордо отказался, заявив, что он не меркантилен, а на полное собрание сочинений он уже Поэта грабил в Москве в прошлом году. Так что пусть выбирает: творчество или жизнь. Что оставалось бедному знаменитому Поэту?

Это была Восьмая жизнь, повинная в рождении «Кота».

Про каждую из этих восьми жизней я могу долго рассказывать в подробностях, привирая немилосердно, ведь все сказочницы вруньи, как коты. Но книжка родилась и только от вас, друзья, зависит с какими жизнями ей придется столкнуться на своем пути. Думаю, это будут самые замечательные, фантастические, счастливые жизни маленьких читателей и их родителей. А пока «Кот» уже ждет вас в издательстве «Серафим и София» и в волшебном книжном магазине «Додо».

Первый читатель унес к себе домой «Кота», а это уже Девятая жизнь, но о ней я уже вам не смогу рассказать…
 

Оставить комментарий

Популярные посты:

sarisso

Пополнение счета в Steam с помощью WebMoney

yulapskov

бобраутра

hippy_end

"Я поведу США по пути самосанкций следом за Евросоюзом" - чисто личный перевод

rivka381

рейтинг IQ

nikstutas

Про утварь.

aniskin1968

Чот я не понял, а праздники где?? Я требую продолжения банкета!

gali_s

Джон Стейнбек: Консервный ряд (1945)

pro100_mica

Память дня, Павел Беньков

booky_moussy

Домашнее-вечернее

• Ранее
• Архив