Детство в шоколаде

bratobskoy — 28.05.2025 Я помню этот ящик, выдвижной, в белом кухонном шкафу. Мы, с младшей сестрой Ленкой сделали аккуратные перегородки из картона, чтоб не смешивались, не путались фундук и кешью, «Ромашка» и «Ласточка». Если тот ящик поставить вертикально, как футбольные ворота, то в левой верхней «девятке» всегда находился кусок шоколада. Шоколад выплавлялся на фабрике подпольно и чаще имел форму рыбы. Размером эта рыба была с доброго толстобрюхого карася, выпуклого с чешуйками с одной стороны и плоского снизу. Карася мы терзали ножом, откалывая куски тёмного, горьковатого твёрдого «филе». Нам с сестрой ещё и не нравилось, что шоколад был горьковатый, мы смешивали его со сгущёнкой. Эх, сейчас за этой благородной горечью гоняешься специально, и почти никогда не находишь! В нижнем левом углу у самой штанги «ворота» защищал кешью, а чуть выше – фундук. Простодыры арахиса было много, больше всего, и он лежал в прозрачном мешочке, прямо между «Ромашкой» и «Буревестником». Иногда мы его жарили, но чаще всего сжигали. Мама громко ругалась, на что у нас хватало наглости предложить в таком случае пожарить арахис ей самой. Впрочем, мы всё сжигали. Если жарили семечки – то до горьких угольков внутри. Яичницу – до чёрной нежующейся подложки. Отвлекались, конечно. Поставишь жарить – не отходи, учили родители. Но куда там! В мире столько интересного, особенно когда плита включена на «6».

О нужной степени готовности, как правило, сигнализировал дым.

В правой верхней «девятке» жила «чеплажка» - мягкая пластмассовая фляжка, со сгущёнкой. Сгущёнка нам надоела быстрее всего. Потом надоели недорогие конфеты типа «Ромашки», «Ласточки», «Буревестника», и особую барственно-капризную неприязнь вызывали странноватые «Радий» и простушка на балу – «Крымское яблоко». Белая, немного стеклистая начинка «Радия», видимо с ментолом, как будто излучала слащавую радиацию. Мы просили папу не приносить больше «Радий» и «Крымское яблоко». А канючили таинственно – утончённую «Маску», сказочный «Каракум», или уж совсем волшебные «Мишку» или «Новосибирские». Но папа что-то объяснял, что все дорогие конфеты в другом цеху, где другая глазурь, и вынести, попросту украсть, их сложнее.

Вообще, воровали тогда все. Воровство на производстве было нормой и даже прочной основой социалистической жизни. Где-то рядом с нами, простыми людьми всегда была сказка. В кино, в рассказах, в подсобках магазинов. И если ты унесёшь в свою обычную советскую квартиру кусочек этой сказки, то кто ж тебя осудит? Только будь аккуратнее. Не попадайся. Особенно на глаза ОБХСС! Даже термин был особый – «несуны».

Папа приносил конфеты в специальном, удобном и незаметном поясе, который ему заботливо сшила мама. В сущности, родители были маленькой бандой - этакие шоколадные Бонни и Клайд. В пояс загружался плотный плоский мешок из тёмной двуслойной бумаги, наполненный конфетами. Либо орехами. В подкладе пальто был специальный, тщательно продуманный, сконструированный, и вшитый мамой карман для «чеплажек» со сгущёнкой и прочими жидкостями. И дома папа хвастал маме, как сегодня они особенно ловко и рискованно пронесли через проходную, хотя была проверка, а их даже не предупредили. И как на проходной кроме привычного Михалыча стояла какая-то страшная во всех смыслах тётка с красной папкой и сверлила взглядом, и вопросы задавала. Но папа и товарищ не смутились, отвечали весело и нагло. Как партизаны, случайно налетевшие на немецкий патруль и выдающие себя за крестьян или пастухов. Их даже не стали шмонать. А иначе… Ну, не расстреляли бы, конечно, но кучу неприятностей пришлось бы пережить.

Папа чувствовал себя охотником и добытчиком. На 23 февраля мама подарила ему книгу, советский сборник детективов «Хищники». Папа довольный хохотал, а мы не поняли намёка. Вот выдержка из предисловия: «В остросюжетной повести «Хищники» описана история разоблачения преступной шайки расхитителей социалистической собственности…»

Знал бы я тогда пользу орехов, налегал бы. На всю жизнь бы наелся. А так мы в основном на шоколад направляли усилия с Ленкой. Некоторые наши дворовые друзья впервые в жизни увидели такие диковинные орехи как кешью или миндаль у нас дома. Или мармелад, слипшийся в безобразный комок. Если это месиво начать разбирать, то в блеклых зеленоватых, розловатых, жёлтых кусках можно было узнать то зайку, то мишку, то какую-то странную зверушку полубелку-полукота-полулису.

К ящику проявляли интерес не только все наши друзья, но даже и родители. Мама иногда выдвигала ящик, немного думала и брала самую простую и невкусную, на наш взгляд, конфету. Какую-то вроде «Весны» или того же «Радия». У папы часто была заначка то ли со спиртом, то ли со спиртовой «эссенцией». Мама была против, конечно, такого мини-бара. Но ведь добытчик, всё-таки…

Совершенно равнодушна к депозитам в шоколадном банке была только кошка Филя. Иногда она сидела в углу кухни и смотрела на нас снисходительно, даже с каким-то сожалением, словно на недоразвитых. Как-бы говоря: «Какие никчемные пустые существа. И еда у них пустая и никчемная. Да и едой то - кровью, мясом, сметаной совсем не пахнет. Фу!.. Как же мне трудно с ними…Бежать! Бе-жать!...» И ведь убегала - иногда самыми причудливыми способами. Впрочем, это тема для отдельного повествования.

Иногда все эти чудеса в ящике мне напоминали приём во дворце, или бал. Вот король – шоколадная рыба, она же королева. Их изящная озорная дочь инфанта – «Красная шапочка». Заморский диковинный гость «Ананасные» Ближайшие придворные – зефиры – ах, как пахнут, как разодеты! В пух и прах! Аристократическая знать, первые люди королевства – длинные, вкусно пахнущие «Мишки», «Новосибирские». Рыцарь «Метелица», герцог «Сказки Перро» и смуглая незнакомка «Маска». Толстенькие, лоснящиеся богатством и роскошью «Трюфели» и «Костёр». Заморские из таинственной страны «Птичье молоко» - все на одно лицо – облитые нездешним загаром, а внутри все разные. Как интересно было гадать, какое нутро обнажится после укуса: нежно-белое, лимонно-жёлтое или бежевое? Шоколадные доспехи трещали под зубами, ломались, обнажая красивый сливочный, или загадочный, как метис, цвета какао, внутренний мир «Птички».

Друзья тогда у нас с сестрой не переводились. Жили все бедно, понятное дело. Какие там конфеты, мармелады, а тем более зефир! Раз в год если только, в новогодних, хрустящих «целофаном», подарках...

Мой лучший друг, теперь один из боссов в весьма нехилой корпорации, говорил заговорщически: «Димка, а что если потайными путями?..», когда я объяснял ему, что сейчас не самый лучший момент для выноса шоколадно-ореховых сокровищ из заветного ящика. Не то чтоб родители запрещали угощать других детей, нет. Но пытались регулировать этот поток, «аттракцион невиданной щедрости». Один раз мама неожиданно рано вернулась с работы и застала на кухне 5 пацанов, моих «лучших», можно сказать, «неразлучных» на тот момент друзей, которые воздавали должное изысканным явствам и сластям прямо из открытого ящика… Приятелей сдуло как котят на помойке, а я получил символический подзатыльник и лекцию на довольно расплывчатую тему «Добро должно быть ограниченным» и даже «с кулаками», что-то такое.

Ящик жил своей жизнью. Запах из него шёл такой, что если б домовые существовали, то все они, со всего подъезда должны были жить у нас в те 2-3 года. Я уж и не припомню всех этих фантиков, картинок, обёрток из фольги. Всё это хрустело, блестело, пахло…

Потом папа уволился с шоколадной фабрики и пошёл столяром в гостиницу «Обь». В ящик вернулись пустые пакеты, безмен, мотки верёвок, прищепки, коробка с рыболовными крючками и блёснами и прочая скукота. Как будто в твою уютную квартиру, с телевизором, мультиками, с картинкой горы и реки на стене, с запахом печенья по субботам из кухни; в квартиру, где ты читал сказки и представлял себя мушкетёром, вдруг приехала шумная и угрюмая толпа погорельцев-родственников с детскими горшками, пахнущими носками, куревом и домино.

Тут бы написать, что долго ещё стоял запах шоколада в шкафу. Нет, не стоял. Исчез сразу. Как будто обиженные шоколадные божки посидели, поскучали да и ушли все сразу в одну ночь. Только посмотрели на нас спящих, погладили по голове, повздыхали о том, как весело было, когда мы с сестрой плавили в старой алюминиевой кружке куски шоколада, смешивая с фундуком, арахисом, кешью, сгущёнкой. Словно творя древний языческий обряд жервоприношения сладким дымчатым зефирно-коричневым богам… Поправили нам подушки, подправили сны и ушли.

Я иногда их встречаю на прилавках. Но это уже не они, а будто бы их дети. Или даже внуки. Вроде знакомые, но не те уже. Как дети старых друзей. Они уже забыли, как вы носились по берегу с ней с малюткой, как она хохотала, перебирала маленькими ножками и ручками, как вы придумывали на ходу игры. А теперь она взрослая девушка с ледянистым взглядом. Она, конечно, узнает тебя, вежливо кивнёт: «Здрассьте, дядь Дим». Или «Привееет!» - с той растянуто-вежливой интонацией, прижившейся, модной, холодной в сущности. Будто и не было того визга, восторга от дурацких игр в «Злого Зайца» или «Кругом огонь!», когда вдруг любой предмет становился «Гоня», а значит как-бы раскалённый и притронуться к нему означало ожог! Я здороваюсь вежливо с ними, с другими. Невкусными и чужими. А в детстве останется маленькая сестра, которая сосредоточенно сопя, откалывает от шоколадного карася кусочки и внимательно следит, чтоб я влил достаточно «гусёки» (сгущёнки) и «алехав» (орехов) в наше волшебное варево на плите.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив