День в истории. Дарвин


В один и тот же день XIX века, 12 февраля 1809 года, на свет появились сразу два замечательных человека — Чарлз Дарвин (1809—1882) и Авраам Линкольн (1809—1865).
Ну, Чарлз Дарвин, как говорится, в представлениях не нуждается. Вокруг его наследия и сейчас идёт борьба. В Америке в ХХ веке был знаменитый Обезьяний процесс против дарвинизма.


Американская карикатура 1925 года на обвинение в «Обезьяньем процессе». Таким обвинитель Уильям Брайан хотел бы видеть учебные заведения в Теннеси: перед классом — карта плоской Земли, пейзаж ада с чертями, а учитель преподаёт, связанный по рукам и ногам и с заткнутым ртом

В России своего Обезьяньего процесса не было, но была в чём-то похожая история, причём как раз 150 лет тому назад, так что есть повод это вспомнить... В 1872 году тогдашний главный цензор России Михаил Лонгинов, как говорили, вознамерился запретить книжку Дарвина. Любопытно, что до назначения на пост цензора всероссийского он прославился порнографическими стихами и поэмами (такими, как «Бордельный мальчик» и др.). И вот такого человека поставили на пост высшего блюстителя официальной морали и нравственности! Причём на посту главцензора вчерашний «срамной поэт» недрогнувшей рукой вымарывал малейшие проявления фривольности, не говоря уж про какое-то там вольномыслие.
Но когда Лонгинов замахнулся на Дарвина, крайне язвительное поэтическое послание ему сочинил писатель граф Алексей Константинович Толстой. Вовсе не революционер (и это видно по стихам, где он едко высмеивает «нигилиста»), а скорее, умеренный консервативный либерал. Но при этом — твёрдый сторонник науки, просвещения и прогресса
«Послание к М.Н. Лонгинову о дарвинисме»
Я враг всех так называемых вопросов.
(Один из членов Государственного совета)
Ecли у тебя есть фонтан, заткни его.
(Козьма Прутков)
Правда ль это, что я слышу?
Молвят овамо и семо:
Огорчает очень Мишу
Будто Дарвина система?
Полно, Миша! Ты не сетуй!
Без хвоста твоя ведь жопа,
Так тебе обиды нету
В том, что было до потопа.

Граф Алексей Константинович Толстой (1817—1875) и Михаил Лонгинов (1823—1875)
Всход наук не в нашей власти,
Мы их зёрна только сеем;
И Коперник ведь отчасти
Разошёлся с Моисеем.
Ты ж, еврейское преданье
С видом нянюшки лелея,
Ты б уж должен в заседанье
Запретить и Галилея.
Если ж ты допустишь здраво,
Что вольны в науке мненья —
Твой контроль с какого права?
Был ли ты при сотворенье?
Отчего б не понемногу
Введены во бытиё мы?
Иль не хочешь ли уж Богу
Ты предписывать приёмы?
Способ, как творил Создатель,
Что считал Он боле кстати —
Знать не может председатель
Комитета о печати.
Ограничивать так смело
Всесторонность Божьей власти —
Ведь такое, Миша, дело
Пахнет ересью отчасти!
Ведь подобные примеры
Подавать — неосторожно,
И тебя за скудость веры
В Соловки сослать бы можно!
Да и в прошлом нет причины
Нам искать большого ранга,
И, по мне, шматина глины
Не знатней орангутанга.
Но на миг положим даже:
Дарвин глупость порет просто —
Ведь твоё гоненье гаже
Всяких глупостей раз во сто!
Нигилистов, что ли, знамя
Видишь ты в его системе?
Но святая сила с нами!
Что меж Дарвином и теми?
От скотов нас Дарвин хочет
До людской возвесть средины —
Нигилисты же хлопочут,
Чтоб мы сделались скотины.
В них не знамя, а прямое
Подтвержденье дарвинисма,
И сквозят в их диком строе
Все симптомы атависма:
Грязны, неучи, бесстыдны,
Самомнительны и едки,
Эти люди очевидно
Норовят в свои же предки.
А что в Дарвина идеи
Оба пола разубраны —
Это бармы архирея
Вздели те же обезьяны.
Чем же Дарвин тут виновен?
Верь мне: гнев в себе утиша,
Из-за взбалмошных поповен
Не гони его ты, Миша!
И ещё тебе одно я
Здесь прибавлю, многочтимый:
Не китайскою стеною
От людей отделены мы;
С Ломоносовым наука
Положив у нас зачаток,
Проникает к нам без стука
Мимо всех твоих рогаток,
Льёт на мир потоки света
И, следя, как в тьме лазурной
Ходят Божии планеты
Без инструкции ценсурной,
Кажет нам, как та же сила,
Всё в иную плоть одета,
В область разума вступила,
Не спросясь у Комитета.
Брось же, Миша, устрашенья,
У науки нрав не робкий,
Не заткнёшь её теченья
Ты своей дрянною пробкой!
И можно себе представить, главцензор, он же «бордельный мальчик», устыдился и смутился, получив стихи Толстого! И стал оправдываться, что слухи о его намерении запретить книгу Дарвина, мол, не соответствуют действительности. Вот как реагировал на это Толстой: «Он отрекается от преследования Дарвина. Тем лучше, но и прочего довольно».
Докатятся ли нынешние булкохрусты и мракобесы до того, чтобы преследовать и за Дарвина — пока предсказать трудно. Впрочем, если даже у них хватит ума от этой одной лишней глупости воздержаться, то «и прочего довольно». А в целом, как и прежде:
У науки нрав не робкий,
Не заткнёшь её теченья
Ты своей дрянною пробкой!

|
</> |