День Города
strogaya_anna — 27.05.2012Этот Город всегда был.
Где-то было заранее вымышлено и запланировано (план – это важно в этом Городе, несомненно) его появление, но он был всегда.
Внезапно появившись (уже с готовой легендой, проклятиями, славой) , он уже был стар, как старый бог или демон, хотя и носит имя святого. У него уже была судьба, просто для него подыскивалось подходящее место и время. Т.е. наименее подходящее из всех возможных – заболоченное низкое место на краю огромной страны, во время войны – именно его место и время. Когда все было готово - Город появился. Когда сложились все против - он вырос, поднялся из вод, как Тритон, трубящий в рог. Наперекор и на удивление.
Таких Городов – единицы Судьбы им уготованы великие и страшные. Им предназначено познать и упоительную силу, и осаду, и бесславное падение, и надругательство варваров, и забвение.
Их широкие площади не раз становились выпасом для скота, но любую траву победит его гранитный остов.
Любую.
И сочную, и сорную.
Этот Город – гордец, город-маньяк, маяк для заблудших душ и блуждающих болотных огней.
Любовь к нему подобна жертвоприношению, он не ласков, нет.
Он строг и взыскателен, и не всякую жертву примет, не всякую гекатомбу.
Он сам выбирает себе жителей, и по праву простого рождения ничего не дает.
Он отторгает неугодных, они просто тут не живут, не попирают его набережных, не слушают соловья на Марсовом поле белыми ночами, не жарят рыбку-корюшку весной, не смотрят на зеленый невский лед, не видят его роскошно-мрачных осенних закатов. Они убегают отсюда, прихватив упаковку носовых платков, спасаясь от вечного зябкого насморка.
Он и лучших-то своих певцов и жителей проводит через круги страданий, что уж говорить об этих…
Этот Город – гениальная задумка, он был всегда, где-то там, куда нет нам ходу, хранится в незримом музее медная пластина, на которой выгравированы его четкие контуры, его строгое тело с сердцем-Зячим островом посередине.
В его сердце-тюрьма, крепость. Это важно для понимания этого Города.Этот город, этот Парадиз-на-Неве начался с каторги.
Как важно и то, что когда-то здесь была шведская крепость Ландскрона (Венец Земли), и то, что, когда местный божок – демиург царь Петр взял крепость Ниеншанц (выросшую на месте Ландскроны), он переименовал ее в Шлотбург (город замОк).
Все на замке, опоры крепкие, закрыты на ключ, ключ в Неве – ищи-свищи, ныряй, да смотри не утони – Нева холодная и глубокая, течение быстрое. Как время.
Река Времени, Река Забвения – это Нева.
Не любя эту невскую воду – как здесь жить?
Никак.
Пей бутилированную, если не по вкусу.
Этот Город был всегда, он горд не по возрасту, он стар не по срокам, он был стар, когда еще только строился, когда он весь пропах запахом свежих досок и сырой (вечно сырой) штукатурки.
Он уже тогда был сед, когда был юн, он был уже тогда неизречимо прекрасен, когда не было еще ничего из того, чем сейчас восхищаются гости. Потому что небесный его план проступал сквозь топь болот и бестолковые временные домишки – и это проступающее, явное величие чувствовалось всеми. Его страшный и надменный лик проступал, как лицо всплывающего утопленника. И черты его от времени становятся лишь четче, а он сам – крепче, как проморенный в соленой воде дуб не замечает времени, так и Город – времени не замечает. Он творит свое. И в этом особом времени, странно-быстром и застрявшем навеки, всегда вечный полдень - бухает в небо пушка, закладывает уши, испуганные голуби взлетают над площадью. И тишина. Только слышно, как стучит метроном. Блокадный.
Это время откусывает головы жителям.
Этот город - ловец душ, ловец человеков, он прекрасная приманка для ищущих славы и подвигов, алчущих изящной красоты и имеющих каменное терпение.
Конечно же, он не для жизни. Для вечной жизни.
Если живущим здесь (удостоенным этой чести или проклятия) удается строить свой пышный или жалкий быт среди равнодушия и высокомерия его архитектуры, то все равно они чувствуют себя немного захватчиками, варварами, что повесили веселенькие занавесочки на ионические мраморные колонны - ну те, кто вообще чувствуют.
Этот Город дает возможность испытать редкое счастье – сопричастности. Это счастье горчит – потому что всегда идет с ощущением личной ненужности и порой неуместности.
Но даже в самый сумрачный день на всем лежит отблеск и отсвет высшего замысла, такой явный отблеск – что даже пошлость и суетность ежедневной жизни не портит его, не унижает.
Здесь царица – геометрия, но геометрия – не линейная, небесная (или напротив – хтоническая) здесь прямые вечно пересекаются, здесь кратчайшим расстоянием от одной плоскости до другой – о т одного пласта до другого – вечно становится шаг, здесь удобно строить долгие планы – они все равно никогда не сбываются.
И даже когда не будет меня, не будет тебя, останется это каменное блюдо Города, навсегда, навсегда. Даже если его главные площади порастут травой забвения, его каналы и реки обмелеют – и тогда сверху будет видны все его русла и каждый шаг, отпечатавшийся на граните каждым жителем.
Этот Город всегда будет, как живы всегда будут до скончания веков все населявшие его с самого начала демоны и ангелы, стерегущие шпили, его привидения и тени, его красавицы и поэты, его мертвые и вечно живые императоры и коллежские асессоры, его голодные глаза и парадные обеды.
Его проспекты ведут в вечность.
Его Река омоет любую кровь , и на закате особенно хорошо виден настоящий цвет ее студеной воды.
Этот Город всегда был.
И в нем недолго были мы.
Может, на счастье.
Может, в наказание.