День 196
linda_lotiel — 07.09.2022 Есть мнение, что со-всем-согласное-большинство будет согласно с любым правителем, который пришел к власти, поскольку так спокойнее. И даже убедит себя, что правитель делает что-то правильное (им там виднее). И, что уже совсем сложно себе представить, но приходится, оно вполне способно полюбить любого тирана. Искренне.Вот как это представлено в книге Сильваны де Мари "Последний орк" (которую тяжело читать в эти тяжелые времена, но все равно рекомендую).
"— Понимаешь, это было бы невообразимо — не присутствовать…
— Непостижимо…
— Непростительно…
— Не говоря уже о том, — добавил кавалерист, который первым осмелился открыть рот, — что в Далигаре нет ни одной семьи, которая не потеряла бы хоть одного родственника в подземельях, на виселице или на эшафоте, и наши семьи не исключение. И ты понимаешь… Не то чтобы их несправедливо наказали, нет, мы сами просим у Судьи прощения за то, что ему пришлось заниматься этим… Они не то чтобы не были виновны… но не присутствовать завтра…
— Иногда достаточно и меньшего, — едва слышно прошептал один из пехотинцев, — куда меньшего, чем не присутствовать на какой-то церемонии. Мой отец не явился, потому что был ранен, сражаясь за Судью… но все равно… его… — парень резко прервался, заметив испепеляющие взгляды кавалеристов, но продолжил: — Это абсолютная необходимость, понимаешь, присутствовать на завтрашней церемонии. Если мы не найдем никого, кто нас заменит, то придется мне, как самому младшему, ее пропустить. А это слишком опасно. Судья никогда не забывает проступков, тогда как их причины теряются в его памяти… Иногда достаточно и меньшего.
Молодой пехотинец снова осекся, с мольбой посмотрел на Ранкстрайла, но вдруг громко произнес:
— Но еще важнее другое: если завтра нас не будет рядом с нашим правителем, как он сможет узнать, насколько сильно мы его любим? Особенно я, выходец из семьи, которая заставила Судью страдать от необходимости наказать ее, вырезав на корню, как могу я пропустить церемонию?
Остальные члены делегации, шокированные первой половиной его речи, с завидным воодушевлением присоединились к финальной части, подтверждая сказанное блеском в глазах.
До Ранкстрайла вдруг дошло, что эти люди руководствовались не только страхом, приспособленчеством и подхалимством, по очереди встававшими на защиту подлого хозяина, но и искренней любовью к нему, этому хозяину. Сумасбродство Судьи-администратора все чаще принималось за норму, постоянно повторяемая ложь — за правду. Очевидно, самая гнусная жестокость принималась за любовь к справедливости, и с каждым годом это происходило все чаще. Человека казнили за то, что полученные на войне раны помешали ему прийти поклониться на каком-то официальном приеме, но это нисколько не возмущало его родного сына. Присутствовать на церемонии все желали не просто из лести. Много лет назад, в один из тех редких моментов, когда к Свихнувшемуся Писарю почти возвращался рассудок, он рассказывал о непонятном очаровании жестокости, возникающем после того, как исчезают мужество противостоять ей и надежда на победу, и объяснял Ранкстрайлу, как бесчестное малодушие и круговая порука оборачиваются позорным принятием этой жестокости. В тот момент для Ранкстрайла все это звучало как одна из множества фраз писаря, напичканных сложными и непонятными словами, — сейчас, стоя перед молодыми аристократами, он понял ее смысл.
Они горели желанием присутствовать на церемонии, потому что любили Судью."
|
</> |